Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины: Роман в Интернете - Еремей Парнов

За внутренней дверью поджидал другой амбал в зимнем камуфляже. Конвойная служба у акционеров закрытого типа стояла на должной высоте. Как в приличной тюрьме.

Следуя впереди безмолвного провожатого, Бобышкин зорко оглядывал территорию. Судя по капитальным «грибкам» вентиляционных устройств, основные сооружения были упрятаны под землю. На поверхности возвышалось лишь длинное двухэтажное здание с двумя флигелями и частоколом антенн на плоской крыше. Федор Поликарпович — человек в вопросах техники малограмотный, грешным делом подумал, что фирма столь оригинальным манером демонстрирует свою продукцию. Чего только не было на той крыше: ажурная вышка, вроде Шуховской, но соответственно меньших размеров, какие-то диски, тарелки и уж вовсе причудливая, похожая на искусственную елку игла с гирляндами металлических шариков. Научная фантастика — не иначе. Видно, и в самом деле есть чего прятать. От наметанного глаза не укрылась тонкая нить медной проволоки, протянутой вдоль периметра. Самоварным золотом отливали и ряды непроницаемых окон на безликом панельном фасаде.

А в остальном — голый плац: ни деревца, ни кустика, сплошь асфальт. Скамеек для перекура в обеденный перерыв, и тех не поставили. По всему видать, контингент специфический.

Охранник довел Бобышкина до единственного подъезда под козырьком с плафоном и, забежав вперед, предупредительно распахнул дверь.

— Поднимайтесь сразу на второй, вас встретят.

Хоть маленькое, а послабление в тюремном режиме. По обе стороны лестничной клетки открывались длинные коридоры. В иной обстановке можно было бы и прогуляться туда-сюда, но не стоило искушать судьбу. Машинально отсчитывая ступеньки — одиннадцать и, после поворота, еще двенадцать, следователь оказался перед стальным тамбуром, встроенным в такую же сверкающую хромовым покрытием стену. Ни ручки, за которую можно ухватиться, ни кнопки, чтобы подать сигнал, он не нашел.

Прикосновение влажной ладони оставило на металле тающий на глазах отпечаток. Стучаться бессмысленно, только кулак разобьешь. С такой защитой Бобышкин сталкивался впервые, почище банковского хранилища. Массивные створки раздвинулись с приглушенным жужжанием, и откуда-то сверху прозвучал усиленный скрытым динамиком голос:

— Входите, Федор Поликарпович, и, пожалуйста, наденьте очки.

Не зная уже, чему удивляться, Бобышкин вступил в тесную, как в лифте на одного, кабинку с гладкими зеркальными стенами. Очки, упакованные в запаянный полиэтиленовый пакет, лежали в овальной нише. Черные толстостенные стекла почти не пропускали света. Не успел он сообразить, зачем нужны столь непривычные предосторожности, как густой мрак озарила яркая вспышка и сразу, словно в грозу, запахло озоном.

— Можно снять, — разрешил голос, и расходящаяся щель обозначила выход.

Федор Поликарпович оказался в мраморном холле, освещенном лампами дневного света в высоких цилиндрических колпаках — таких же, как на эскалаторе в метро. Сводчатый потолок и облицовка стен лишь усиливали сходство. В самом дальнем углу виднелся стол с монитором, за которым сидел благообразный молодой человек, похожий на банковского служащего из какого-нибудь рекламного клипа.

Модный, но строгого покроя темный костюм в тонкую полоску, ярко-зеленый шелковый галстук и такой же платочек, с нарочитой небрежностью выглядывающий из кармашка. Отработанная улыбка пресыщенного сноба, знающего цену всему на свете, скрывала волчий оскал. Поднявшись навстречу, он с достоинством наклонил голову и плавным жестом указал на арку за каменным вазоном с вьющимися растениями.

— Вверх по лестнице, прямо по коридору и вниз, пожалуйста.

Мраморные, покрытые васильковой дорожкой ступени крутым винтом выводили в узкую галерею, единственной достопримечательностью которой был свернутый в тугую спираль рукав с брандспойтом. Рядом с нацеленными телекамерами пожарный кран в застекленной нише казался музейным антиком, реликтом примитивной цивилизации, властно напомнившей о себе грубо намалеванным масляной краской номером.

Спуск заканчивался под точно такой же аркой с квадратным вазоном, но вместо просторного холла, как можно было ожидать, Федор Поликарпович оказался на антресолях, тесно заставленных разностильными книжными полками. Подойдя к балюстраде и заглянув вниз, он увидел залитый люминесцентным сиянием зал с огромным дисплеем во всю стену и рядами компьютерных терминалов, за которыми сгорбились люди в белых халатах. От вычислительного центра библиотеку на антресолях отделяло прозрачное и, судя по глухой тишине, звуконепроницаемое перекрытие.

По всей видимости, под личиной акционерного общества с несуществующим адресом скрывался бывший почтовый ящик Средмаша или секретный НИИ одного из силовых ведомств. Бобышкин уже сожалел, что ввязался. Теперь точно отставки не миновать, а проку все равно не добьешься.

Осмотревшись по сторонам, он двинулся вдоль балюстрады, выборочно выхватывая надписи на корешках. Книги по большей части были на языках: кибернетика, физика, астрономия, биология, медицина. Солидные издания в ярких лакированных суперах перемежались потрепанными, кое-как подклеенными томами. Попадались и вовсе старинные, переплетенные в светлую кожу фолианты. Шесть отдельных шкафов занимали энциклопедии: американские, немецкие, два комплекта «Британики», «Лapycc», полный набор советских и, конечно, дореволюционные. Рядом с ветхим оригиналом Брокгауза и Ефрона красовалось новенькое, с иголочки, репринтное издание, а словарь Граната соседствовал с последним брокгаузовским, оборванным на двадцать девятом томе революционным вихрем.

Бобышкин приобрел раритет в канун павловской реформы и очень гордился удачным вложением капитала. Покупка совпала с публикацией в «Знамени» повести «Собачье сердце», и как-то вдруг во всей своей неприглядной обнаженности за романтическим эвфемизмом «вихрь революции» обрисовалась булгаковская разруха с писан ьем мимо унитаза. Знаменитый книгоиздательский дом, захлебнувшись на слове «Отто», так и не рассчитался со своими враз обездоленными подписчиками. Сквозь призму всеобщей взаимосвязанности и нынешнее лихолетье рисовалось несколько в ином свете. «И это пройдет», — вспомнилась надпись на перстне библейского царя.

Сделав полный круг, Федор Поликарпович недоуменно почесал затылок. По всему выходило, что ненароком заблудился и забрел не туда. Возвращаться назад не хотелось. Может, на то и рассчитывают, чтоб с панталыку-то сбить. Самое милое дело — усесться на стремянку и вытянуть первую попавшуюся книжонку. Живо хватятся при их-то системе наблюдения…