<4D6963726F736F667420576F7264202D20D4E8EDCFEEF0F2C0F0F2F3F02DD2EEEAE8EE2E646F63> - Admin

его логове! С Богом! Вперед, тихоокеанцы! В добрый час…

Короткое, мощное «Ура»! Подаю команду… И вот мы уже на борту нашего

«Нольседьмого». Вывалены до упора шлюпбалки. Под отдаляющееся урчание мощных

лебедок приближается снизу холодное влажное дыхание моря. Мимо лица ползут вверх ряды

заклепок крейсерского борта. Тускло поблескивают позади рубки гладкие тела мин Уайтхеда.

Лица у всех вокруг серьезны и сосредоточены. Негромко, на холостых, рокочут прогретые

моторы. Шлепок первой волны снизу. Катер ощутимо качнуло. И вот тали отданы.

Отваливаем. Сверху, перегнувшись через фальшборт и леера, высунувшись по пояс из

иллюминаторов, товарищи наши машут руками, бескозырками, желают удачи... Выхлоп в

воду. Скорость 10 узлов…

Через несколько минут деловито урча моторами, наши катера в трех компактных

колоннах уже идут к мысу Ничисоноги. Мой «Нольседьмой» в голове правой. От этого мыса

нам предстоит идти по постепенно сужающемуся с трех до одной мили проходу, имея слева

острова архипелага Митикошима, а справа возвышенное побережье Кюсю.

Между тем, рассвет уже вступает в свои права, над морем висит не плотная, сырая

предутренняя дымка. Видно как сзади начинают разворачиваться, дав ход, егорьевские

«рысаки». На приближающейся к нам суше пока рассмотреть ничего не возможно. Не видно

ни единого огонька. Слегка покачивает. Но, в общем, погода как по заказу. Даже невольно

кажется, что мы снова у Бьерке.

Теперь самое время рассказать о том, почему в атаку были наряжены 28 катеров, а не все

30, что мы имели. И куда так заторопились наши крейсера. Дело в том, что на два последних

катера типа КЛ, оставшихся сейчас на борту «Риона», было возложено участие в особой

миссии. По имеющимся у нас сведениям вход в залив, имевший в ширину семь кабельтов в

узкости, именно там и был перегорожен плавучим боном, имевшим входные ворота для

пропуска судов и кораблей. Подробностей его устройства и то, в какой именно его части

устроены ворота, мы не знали. Проломить его было не под силу даже миноносцам, тем более

катерам. Поэтому для возможности наших успешных действий в заливе, препятствие это

должно было быть предварительно разрушено.

Именно поэтому в состав нашего отряда входили два брандера-прорывателя из числа

конфискованных по решению Владивостокского призового суда пароходов-контрабандистов.

Оба они имели тоннаж в пределах четырех-пяти тысяч тонн и достаточно мощную машину,

позволявшую им легко поддерживать 14 узлов. Для исполнения задуманного вполне должно

было хватить и одного такого корабля. Второй был страховкой. Сама же задумка была проста

и логична: брандер должен был протаранить бон в проливе. Желательно в самом слабом его

месте – в воротах.

С учетом того, что их обычно охраняет брандвахта, а возможно и один два миноносца,

на эти пароходы поставили по две автоматических полуторадюймовых пушки системы

Максима, столь неплохо зарекомендовавших себя у Осаки. Трюмы пароходов были забиты

пустыми бочками и тюками с хлопком, что должно было дать им возможность подольше

продержаться на воде. Борта вдоль котлов и машины были блиндированы от осколков и

мелких снарядов увязанными в три ряда бревнами, а командирский мостик даже котельным

железом и матросскими койками.

Перед самой атакой большая часть их экипажей должна была перебраться на крейсер. На

борту оставались механик, кочегары, расчеты «максимов» и три офицера на мостике. Всего

около двадцати человек. Все – специально вызвавшиеся для этой миссии. Роль двух

приданных брандерам «каэлок» и заключалась в их спасении, поскольку шансов выйти целым

из этого предприятия у парохода-брандера было не много. Вернее, практически никаких.

Поэтому сейчас, пока все остальные крейсера отходили в точку рандеву, где нам

предстоит собраться по окончании операции, «Рион», сопровождая брандеры, двигался,

обходя с севера острова Митикошима, к горлу Сасебского залива. В четырех милях от него он

примет на борт большую часть экипажей брандеров, после чего пароходы и два приданных им

катера пойдут к бону самостоятельно. Командуют этими пароходами лейтенанты Александр

Иванович Тихменев с «Трех Святителей» и Михаил Павлович Саблин с «Осляби». Оба

вызвались на это дело добровольно. Броненосец Тихменева стоит в ремонте в Артуре, а

«Ослябя» интернирован в Вэй Хае. Саблин съехал с него до этого, придя в Артур на одном из

наших крейсеров. Оба отважные, молодые… Под стать им и их экипажи. От рулевого

кондуктора до кочегара. Какое будущее ждет их?

А что же в это время происходило у японцев? Информацию об этом мы получили только

после окончания боевых действий, но для понимания читателем дальнейших событий,

уместно привести ее здесь. Штаб соединенного флота имел агентурную информацию как о

выходе в море основных сил нашего флота и ГЭКа из Артура и Владивостока, так и о

последовавшем за ним уходом крейсеров Егорьева. Главными целями нашей операции они

считали либо порты на юге Кореи, либо остров Хоккайдо.

В первом случае войска Оямы, сконцентрированные в районе границы Маньчжурии и

Кореи оказывались между молотом и наковальней, а кроме того лишались подвоза предметов

снабжения и продовольствия. Что в условиях нашего господства на море вело к неизбежному

и скорому поражению Страны восходящего солнца. Во втором случае, несмотря на

определенную затяжку боевых действий, Россия могла бы в итоге претендовать на

значительные территориальные приобретения, подкрепленные штыками ее солдат. Но быстро

свершиться все это не могло.

Второй вариант – возможно и большее зло, но с отсрочкой по времени, был признан

японским военным руководством в данный момент менее опасным, чем первый. Тем более,

что они уже активно работали над проблемой завершения войны внешнеполитическими

средствами, полагаясь на вмешательство международных посредников. Поэтому в Токио

считали необходимым ЛЮБОЙ ценой помешать нам осуществить высадку армейских сил в

порту Пусан или гавани Мозампо. Гензан, или Порт Лазарева, так же был под угрозой, но

учитывая состояние сухопутных коммуникаций к нему, высадка там считалась в штабе

Соединенного флота менее вероятной.

Получив информацию об обстреле Гензана нашими «рысаками», а затем, на следующий

день, Пусана броненосцами и большими крейсерами Витгефта, причем с тралящим караваном

впереди, японцы окончательно уверовали в то, что десант в Корею уже неизбежен. В отряд

Вильгельма Карловича входили идущие из Артура во Владивосток для окончательного

ремонта «Полтава», «Петропавловск», «Громобой» и «Россия», а так же сопровождающие их

два минных крейсера и несколько миноносцев.

В итоге новый командующий Соединенного флота вице-адмирал Ямада Хикохачи

получил приказ вывести в море все боеспособные корабли для нанесения удара по русским

транспортам с десантом. Причем удар обязательно эффективный. Его кораблям было

предписано атаковать наш десантный отряд, не взирая ни на какие потери. Вплоть до таранов

и потери ВСЕХ участвующих в акции японских кораблей от огня русских сил эскорта.

Главное – потопить транспорты, не дать высадиться гвардейцам…

И логику такого решения можно понять. Пришедшие в качестве подкреплений

японского флота новые корабли погоды уже не делали. Некого было подкреплять. Сами же

эти два броненосца и несколько крейсеров были несоизмеримо слабее соединенной мощи

нашего ТОФа. Их гибель ценой нескольких боевых кораблей у нас, или существование за

спинами береговых артиллеристов, бонами и минными полями баз, для Японии ничего

решительно не меняли. Но вот гибель их с разменом на наши транспорта с десантом,

утопление многих тысяч наших солдат и офицеров с техникой и вооружением – совсем другое

дело! Это давало выигрыш времени в надежде на активизацию международных посредников и

вспышку негодования в России, а значит – на несколько лучшие условия мира.

В итоге, в дополнение к сосредоточенным на островах Цусима минным флотилиям и

кораблям контр-адмирала Катаоки, вице-адмирал Ямада готовился лично вывести к северному

побережью Кореи первую боевую эскадру в составе двух броненосцев, 4-х броненосных и 3-х

бронепалубных крейсеров. Еще один броненосный крейсер типа «Гарибальди» и один