Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боюсь, что всем, – отвечал Цимисхий, – ты, безусловно, прав. Французскому королю живётся несладко. Никто ему сапоги не лижет, кроме простолюдинов. Во Франции сформирована настоящая знать – независимая, воинственная, с большим чувством собственного достоинства. Да, король не властен над ней в той мере, какую мы приучены считать должной. Он вынужден договариваться со своими заносчивыми вассалами, щедро одаривать их, идти им навстречу, тонко улаживать ссоры, которые постоянно случаются между ними. Они всё время чего-то требуют от него, и чуть что не так – поднимают бунты. Но когда Франция подвергается нападению, все они – свободные люди, любящие свободу и дорожащие государством, где они могут жить на правах свободных людей, мгновенно объединяются и берут врага мёртвой хваткой. Да, чёрт возьми, они хорошо сражаются за свои права!
– Не те ли это права, которые я только что тебе перечислил? – рассерженно перебил Никифор Эротик.
– Да, они самые. Первый шаг от бесправия и уродства ничем не лучше любого другого первого шага. Итак, дворяне сражаются за свои права. А что же у нас? У нас лишь один человек наделён правами свободной личности – василевс, а все остальные – его рабы, которые служат ему из страха или из ложных принципов. Получается, что когда на троне сидит человек неглупый, дела идут кое-как, а когда осёл – Империя слабнет и уменьшается, потому что осёл считает себя наместником Бога, и спорить с ним нет возможности. А вот если бы в стране было господствующее сословие со значительными правами, поддерживающее престол ради своей собственной выгоды, на осле была бы уздечка. Западная Европа давно уж выбрала этот путь – довольно извилистый, но зато не ослиный, а человеческий. Не пора ли и нам свернуть на него?
– Звучит всё красиво, но из кого ты собрался формировать это замечательное сословие? – усмехнулся Никифор, – не из военных ли?
– Из военных.
– Но нынешний василевс уже даровал им весьма значительные права! Они отплатили ему презрением, сделав вывод, что он боится их. Гражданские же, ощутив себя ущемлёнными, стали его ненавидеть!
– И правильно поступили. Никифор Фока – глупец. Он действительно наделил военных некоторыми правами, но символическими. Конечно, им просто не за что быть ему благодарными! А гражданские оскорбились, опять же на ровном месте. Это не есть создание правящего сословия, ибо оно должно быть прежде всего свободным!
– Ромеям претит свобода! – повысил голос Никифор, резким движением встав со стула, – они в ней будут, как пресноводные рыбы в морской воде! Они проклянут того, кто им её даст! Ну как ты не понимаешь этого, чёрт возьми? В Империи – голод! Только ещё свободы ей не хватает для окончательного и полного счастья!
– Я думаю, нам пора, – сказал Авраам, с тревогой следивший за выражением глаз Цимисхия.
И Никифор Эротик покинул судно. Быстро идя по пристани к своему дромону, он размышлял: «Вот загадка-то! Либо этот прохвост в десять раз глупее, чем мне казалось, либо в сто раз умнее».
Хеландия снялась с якоря раньше, чем секретарь взошёл на дромон.
Глава вторая
Святослав взял с собой на Русь лишь дружину, оставив угров и викингов в Переяславце. Устремились в путь и Свенельд с Сигурдом. Но в силу своего возраста они стали изнемогать от бешеной скачки, и князь велел им не торопиться. Так ещё в Прикарпатье дружина скрылась из глаз двух опытных полководцев.
В этом броске с Дуная на Днепр за каждым воином следовал второй конь. Часто пересаживаясь с одного коня на другого, можно было скакать несколько часов галопом без отдыха. Но порой отдыхать всё же приходилось, и путь пятнадцати тысяч всадников до Днестра занял трое суток. Форсировав реку сходу, князь отправил вперёд разведывательный отряд во главе с Рагдаем. Разведчики проскакали с десяток вёрст на восток и встретились с равным по численности печенежским отрядом. Произошла жестокая рубка. Все степняки, кроме одного, были перебиты. Через час пленник – а это был царевич Хатран, сын свергнутого хана Челдая, валялся перед копытами княжеского коня, зарывшись лицом в траву, и плачущим голосом говорил сидевшему на коне Святославу:
– Намур неделю назад отошёл от Киева! А сейчас он стоит у Крарийской переправы, желая заключить с тобой мир. Он выслал меня навстречу тебе, чтобы я уведомил тебя об этом! Но твои воины…
– Что вынудило его снять осаду с Киева? – спросил князь, жестом успокоив несколько сотен своих дружинников, закричавших, что эту тварь надо растоптать.
– Я уговорил его это сделать! – взвизгнул царевич, – я только для того к нему и примкнул, чтоб служить тебе!
– Неужели?
– Клянусь тебе, это правда! Когда я тебя обманывал, Святослав?
Чтоб быть убедительнее, кочевник приподнял голову. Но стоявший рядом Рагдай поставил ему на затылок ногу, и голос пленника зазвучал опять из травы. Вот что он сказал:
– Орда осаждала Киев шестнадцать дней. Так как народу в городе было много, Намур рассчитывал, что съестные припасы в нём скоро кончатся. На другом берегу Днепра стояло какое-то небольшое войско, пять-шесть сотен конных и пеших. Мы не обращали на них внимания. На заре семнадцатого дня среди нас появился мальчик с конской уздечкой в руке. Он ходил от костра к костру и спрашивал, не видал ли кто его жеребца. Мы приняли этого мальчугана за своего. Но это был киевлянин…
– Как же он вышел из города? – спросил князь.
– В твоём городе есть большие кроты, которые роют длинные норы, – сказал Рагдай, взглянув на Лидула. Тот с высоты своего коня поднял глаза к небу, словно настало самое время полюбоваться на облака. Святослав кивнул, как будто настало самое время кивнуть. Печенег продолжил:
– Так дойдя до реки, мальчик быстро сбросил с себя одежду, и, прыгнув в воду, поплыл к противоположному берегу. Наши воины, догадавшись, что он – лазутчик или гонец, начали пускать в него стрелы, но он нырнул и долго плыл под водой. Потом вынырнул, набрал воздуху, погрузился снова и второй раз уже высунул голову так далеко от берега, что стрелкам оставалось только опустить луки и обругать его. От другого берега, между тем, отчалила лодка. Те, кто в ней был, подобрали мальчишку на середине Днепра, после чего лодка вернулась к левому берегу. Через час на нём заревели трубы, и неизвестное войско начало переправу. Высадившись на правый берег, оно
