Казачество. История вольной Руси - Валерий Шамбаров

И нельзя не отметить, что Шолохов с первых же шагов литературной славы стал не только «певцом», но и заступником казачества. В 1931 г. как раз была объявлена кампания по созданию Красного Воздушного Флота, но казаков она тщательно обошла стороной. А вскоре после этого Шолохов находился у Горького, и вдруг приехал Сталин. Это была первая личная встреча вождя и писателя. Совсем молодого, «начинающего таланта». Чьи книги, к тому же, пребывали в подвешенном состоянии. И о чем же говорит «начинающий» с главой государства? О своем материальном положении? О личных трудностях? Нет! Спрашивает, почему казаков не берут в авиацию! Дескать, это ж такие лихие бойцы. Но что самое удивительное, и Сталин счел его вправе поставить такой вопрос. Не одернул, не пресек. То есть, прочитав «Тихий Дон», увидел в Шолохове не только хорошего писателя, а нечто большее, особенное. Человека, к которому стоит прислушаться. Подумал и посоветовал завтра позвонить Ворошилову. Разумеется, и сам указания дал — Ворошилов Шолохова принял, и вопрос о службе казаков в авиации был решен. Благодаря Сталину, продолжилась и публикация «Тихого Дона». Мало того, он дал указание об экранизации книги.

Но на казачество уже накатывалось новая страшная беда. Коллективизация шла плохо. Люди не хотели идти в колхозы, да и сами они разваливались. Обобществленный скот подыхал без присмотра. Получая за труд мизерные пайки, колхозники воровали, работали спустя рукава. А назначенные сверху председатели доламывали хозяйства, воруя куда больше рядовых колхозников, осуществляя дурацкие проекты вроде вырубания на Кубани виноградников и выращивания хлопка. Добавился неурожай 1931–1932 гг, планы хлебозаготовок провалились. И «силы неведомые» в советском руководстве решили использовать этот предлог для окончательной ликвидации казачества.

Теперь главный удар пришелся по Кубани. Она в гражданскую войну пострадала меньше других Войск. Не знала геноцида, как Дон, разорения горцами, как Терек. Хотя много народу погибло, но при этом освободились земли. А покупать за свой счет коней и снаряжение, отвлекаться на службу казакам больше не требовалось. И при нэпе Кубань вполне оправилась. Расцвела, разбогатела еще и больше, чем при царской власти [106]. Но затем грянула коллективизация. Эшелоны раскулаченных поехали в ссылки. В 1930 г. с Кубани и Терека в «отдаленные северные районы СССР» было депортировано 50 тыс. казаков. В 1931–1932 гг. из Северо-Кавказского края выселили еще 38 тыс. семей — 172 тыс. человек. 26 тыс. семей депортировали на Урал и за Урал, 12 тыс. семей переселили внутри региона [21]. Казакам, которых раскулачивания не коснулись, тоже пришлось не сладко. Тех, кто не шел в колхозы, разоряли налогами, кто шел — разорялись вместе с колхозами.

А осенью 1932 г. на Кубань был прислан корреспондент «Правды» Ставский, «высветивший» сплошную «контрреволюцию». Дескать, прежняя «белогвардейская Вандея» проводит «организованный саботаж», в станицах живут отсидевшие свой срок белогвардейцы, и «местные власти не предпринимают никаких мер». Вывод делался: «стрелять надо контрреволюционеров-вредителей». В Ростове, центре Северо-Кавказского края, вопли Ставского подхватила краевая газета «Молот»: «Предательство и измена в части сельских коммунистов позволили остаткам казачества, атаманщине и белогвардейшине нанести заметный удар». И тут же начались репрессии. Ростовское ГПУ выслало на Кубань 3 отряда особого назначения (и опять, как в гражданскую, из латышей, мадьяр, китайцев!). Только в одной Тихорецкой было арестовано и расстреляно 600 стариков — причем публично, 3 дня подряд в 12 часов на главную площадь выводили по 200 человек и косили из пулемета. Потом отряды палачей поехали и по другим станицам. Развернулась партийная чистка — по Северному Кавказу было исключено из партии 26 тыс. человек, 45 % сельских коммунистов. Многих из них тут же отправляли в ссылки. Для руководства операциями из Москвы прибыли в Ростов Каганович и Ягода (Иегуди).

Но даже не расправы, не ссылки оказались самой жуткой мерой. 4 ноября Северо-Кавказский крайком принял постановление: за срыв хлебозаготовок занести на «черную доску» станицы Новорождественскую, Медведовскую, Темиргоевскую. «Позорно провалившими хлебозаготовки» объявлялись и Невинномысский, Славянский, Усть-Лабинский, Кущевский, Брюховецкий, Павловский, Кропоткинский, Новоалександровский, Лабинский районы. Из них предписывалось вывезти все товары, закрыть лавки, досрочно взыскать все долги. Но хотя «позорно провалившими» признали часть районов — а те же самые меры были распространены и на все другие районы Кубани! И на Дон тоже!

Любая торговля прекращалась, пошли повальные обыски для «отобрания запасов хлеба у населения». Выгребали не только излишки, а все, подчистую. Если находили спрятанное, еще и штрафовали. А если не находили, и если людям нечем было платить штрафы, вымогали продовольствие и деньги угрозами, пытками. Били, сажали на раскаленные печи, запирали в холодных амбарах. За несдачу заготовок, за неуплату штрафов конфисковывали дома, выгоняя семьи со стариками и младенцами зимой на мороз. Некоторые кубанские станицы взбунтовались — так это же и требовалось для доказательства «контрреволюционности»! Их уничтожали карательными войсками. Красноармейцев и командиров, которые отказывались участвовать в кровавых акциях, расстреливали самих, иногда целыми подразделениями.

А те, кто не восстал, стали вымирать от голода. Очевидец на Кубани писал: «Смертность такая в каждом городе, что хоронят не только без гробов (досок нет), а просто вырыта огромная яма, куда свозят опухших от голодной смерти и зарывают; это в городе, а в станицах сплошной ужас: там трупы лежат в хатах, пока смердящий воздух не привлечет, наконец, чьего-либо внимания». Питались пойманными сусликами, мололи на «хлеб» рыбьи кости, дошло и до людоедства. Добавилась чума… Организованный искусственно «голодомор», как его назвали, охватил Кубань, Дон, Украину и унес 5–7 млн. жизней [106].

Но на Дону раздался голос Шолохова! 4 и 16 апреля 1933 г. он отправил два письма лично Сталину. Рассказывал о голоде, о методах, которыми ведется кампания по выколачиванию продовольствия, о страшных злоупотреблениях краевого руководства, просил экстренной помощи. И Сталин откликнулся немедленно. Запросил (не у властей, а у Шолохова!) размеры требуемой помощи. Во второй «молнии» от 22 апреля попенял: «Надо было прислать ответ не письмом, а телеграммой, получилась потеря времени». Был направлен хлеб Вешенскому и Верхне-Донскому районам, многим это спасло жизнь. Правда, в письме от 6 мая Сталин указал и на то, что «уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию — без хлеба… по сути дела вели «тихую» войну с Советской властью». Но оговорился — «конечно, это обстоятельство ни в коей мере не может оправдывать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание» [125].

Шолохов писал Сталину только о том, что видел сам, о своем и соседнем районах. Однако обличил в качестве виновных руководство Северо-Кавказского крайкома партии, назвав его в статье для «Правды» «врагами народа» за то, «что под предлогом борьбы с саботажем… лишили колхозников хлеба». А тому же крайкому подчинялись и Кубань, Ставрополье. Факты, изложенные Шолоховым, легли в основу постановления ЦК «О перегибах». И кампания по уничтожению казачества стала сворачиваться. Как бы «сама собой», исподволь. Снова вдруг открылись лавки, появились продукты… В 1934 г. Северо-Кавказский край был расформирован, казачьи станицы левобережья Терека вошли в Ставропольский (Орджоникидзевский) край.

А в 1936 г. последовала полная «реабилитация» казачества. Официальная версия — 15 марта казаки Дона, Кубани и Терека обратились к Сталину с письмом о желании служить Советской власти, а уже 23 апреля приказом наркома Ворошилова ряд кавалерийских дивизий стали казачьими. Это, конечно, только внешняя «вывеска» — ну неужели донцы, кубанцы и терцы смогли бы по своей инициативе даже просто собраться для выработки письма? Существует и неофициальная версия — СССР заключил союз с Францией, и, побывав на наших маневрах, французские генералы высказали мнение, что у русских нет такой конницы, какой была казачья. Вот, мол, и отреагировало советское руководство. Но и это не более чем анекдот.

Правда гораздо проще, но и глубже. За многоголосыми разоблачениями «репрессий 37-го» оказалось скрыто важнейшее явление: с середины 1930-х Сталин совершил резкий поворот всей советской политики. Если в начале 1930-х, разгромив троцкистов, он, по сути, продолжил их «революционную» линию, то потом вдруг стал перестраивать государство на основах российской державности! Известна и причина такой перемены, хотя ее тоже постарались скрыть. В ходе процессов над троцкистами вскрылись их связи с зарубежными масонскими кругами. Обнаружились факты, как эти круги через своих эмиссаров в коммунистической партии инициировали и поддерживали революцию, направляли ее в выгодное для себя русло разрушения России. И Сталин, когда до него дошла такая информация, стал переосмысливать действительность и менять политический курс.