Принц драконов - Мелани Роун

А в бриллианте она снова увидела себя, обожженную собственным Огнем, держащую новорожденного мальчика с золотыми волосами Рохана.

Сына Рохана. И Янте.

Много-много времени спустя Сьонед вспомнила, кто она такая. Принцесса поднесла руки к глазам. Под кольцами не было никаких ожогов. Холодное серебро и золото охватывало пальцы и смеялось над ней. «Гонец Солнца» мог наблюдать, но этого искусства оказалось. недостаточно, чтобы предотвратить то, что собиралась сделать Янте.

Сьонед закрыла лицо руками и зарыдала.

Ласковые, опытные пальцы вернули его к жизни. Он едва видел ее в свете лун, но чувствовал знакомое нежное прикосновение рук, шелк кожи и волос.

— Сьонед… — выдохнул он.

— Люби меня! Рохан, люби меня… сейчас!

Огонь вспыхнул между ними. Ее бедра раздвинулись, груди напряглись, и он растворился во вкусе, запахе и тепле, испуганный этой отчаянной настойчивостью… Ладно, потом будет время ласкать ее, возобновить магическое слияние, которого он хотел и знал только с ней. Наполнить ее тело, наполнить себя самого желанием, наполнить ночь поющим, реющим полетом влюбленного дракона…

— Да… о да… сейчас! — воскликнула она, выгибая спину дугой… и он не почувствовал, что тело, содрогавшееся в его объятиях, было слишком пышным, груди слишком тяжелыми, талия слишком широкой, а бедра слишком гладкими. Он слепо ласкал нежные ляжки, пил рот, который высасывал из него жизнь. Ее густые надушенные волосы казались живым существом, обвивавшим и притягивавшим его к этой женщине… Он резко отдернулся и с тоской простонал имя Сьонед.

— Нет, маленький принц, — засмеялась Янте-ликующая, еле переводящая дух, обвившаяся вокруг него, как змея. — Ты знаешь, кто я и чего я хочу… чего ты хочешь! Дай мне это! Дай мне сына!

От этих слов плоть его тут же увяла, но он знал, что уже поздно: она победила. Она позволила ему уйти. Он вскочил, схватился за столб кровати и отдернул висевший на металлических кольцах полог-гобелен, изображавший жестокие и похотливые ласки драконов.

Янте слабо пошевелилась. Ее ноги были широко раздвинуты, голова откинута назад, но руки баюкали груди, словно она уже кормила своего будущего ребенка. Жадное, плодовитое лоно радовалось его бессознательному дару: в нем уже встречались, сочетались и начинали делиться клетки, создающие жизнь, одна часть которой принадлежала — ему, а другая — Янте. Теперь он понял, почему для нее столь важно было время, почему ее так волновало, чтобы он не стал евнухом…

Длинные ресницы поднялись, открывая глаза цвета палой листвы.

— Иногда бывает достаточно одного раза, — промурлыкала она. — Но я не хочу рисковать. Иди ко мне, князек. Убедимся, что мы действительно зачали сына.

Сын.

— Я убью тебя, — прошептал он.

— Не думаю. — Она смеялась над ним. — Ну, же, Рохан!

Ты уже изменил ей. Какая разница, если это случится еще раз? Я рожаю сыновей, а она не может даже выносить ребенка!

Ее бедра раздвинулись, руки протянулись к нему, с губ сорвался ликующий смешок. Что-то страшное зашевелилось в нем: ненависть, стремление к убийству. Янте опять засмеялась, и он вцепился ей в горло. Она извивалась под ним, ее жадные руки обнимали и направляли его. Ярость бушевала в Рохане; он склонился над Янте и еще сильнее сдавил ей шею. Безрассудный гнев заставил его поднять руку и ударить Янте по лицу. Безумный смех овладел принцем при виде крови, брызнувшей из ее губы. Она вскрикнула; этот хриплый, испуганный крик был одновременно исполнен неистовой похоти. Рохан снова засмеялся.

— Ты хотела меня, Янте? Посмотрим, как тебе захочется этого!

Он осквернил себя, расщедрившись на месть, которая была ее победой над ним. Он знал это, но не мог остановиться. Рохан продолжал избивать ее, оставляя на теле женщины знаки своей ненависти. Когда принц насытил гнев, то упал на бок, чувствуя тошноту и отвращение к собственному телу, ненавидя себя за то, что не смог убить ее, лежащую в постели. Но она сказала то, что делало убийство невозможным. Она говорила о сыне.

Прошло много времени, прежде чем она поднялась — вся в синяках, окровавленная, и слезла с кровати. Рохан видел, как пальцы Янте погладили ее выпуклый живот. Она улыбнулась ему, убирая со лба растрепанные волосы, и облизнула кровь с разбитых губ.

— Мой отец делает только девочек, — насмешливо сказала принцесса; голос ее был грубым и хриплым, — но твоя фарадимская ведьма не может и этого. О, она получит тебя назад, Рохан. Невредимым… и даже с целым языком. Мне нужно, чтобы ты остался жить и подтвердил, что этот ребенок твой. — Она засмеялась вновь, радуясь его оторопи. — Ты хотел меня. Все эти годы, начиная с той ночи на Риалле, ты хотел меня. Не отрицай: мы оба знаем, что это правда. Но твоей Избранной стала Сьонед. Скажи мне, Рохан, сможешь ли ты прикоснуться к ней после того, как был со мной?

— Нет, — прошептал он, хотя и совсем по другой причине, не приходившей Янте в голову. Он больше никогда в жизни не сможет прикоснуться к Сьонед, поскольку изменил ей с Янте. Он все еще чувствовал запах тела принцессы, ощущал себя вошедшим в ее лоно.

Дверь со стуком захлопнулась. На этот раз Янте победила. Если она вернется, Рохан убьет ее. Обязан убить.

Глава 24

Большую часть зимы в Крепости Богини шли дожди. Плотные облака закрывали бее небо, делая связь фарадимов в лучшем случае нерегулярной. Андраде, раздраженная необходимостью использовать обычные способы передачи информации, подвергала всех приезжающих в крепость таким тщательным расспросам, что они уходили в ужасе. С наступлением весны крепость окутал густой туман, и «Гонцы Солнца» оказались такими же беспомощными, как ястребы с подрезанными крыльями. Устав от чтения, игры в шахматы, занятий и общества друг друга, они единодушно избегали Андраде с усердием, достойным религиозного обряда.

Когда наконец туман рассеялся и засияло солнце, крепость моментально опустела. Многие жители окрестных полей и лесов, проводившие в ее стенах зиму, разъехались по домам. Фарадимы, ученики и местные работники заполнили склоны холмов, опьяненные солнечным светом. Андраде., стоя на крепостной стене, подождала, пока все они не скрылись в лесах или на скалистых тропинках, а потом распустила свои медно-золотые косы и провела ладонью по волосам, наслаждаясь теплом весеннего солнца. Когда она была здесь несколько дней назад, вся крепость была окутана туманом — прощальной маленькой шуткой Бога Штормов после долгой и скучной зимы. Но сейчас Богиня-Вседержительница восстановила справедливость и отвоевала у него небо.

Заплетая волосы, она поморщилась, заметив в них серебряные нити. Можно было поклясться, что виноваты в них дочери Ролстры. Андраде часто жалела о необдуманном поступке, совершенном ею шесть лет назад.