«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

боевая сила команды с получением этих пулеметов нисколько не увеличилась». «…7 июня получен один миномет из штаба 6 Финляндской дивизии для 24 Финляндского стрелкового полка»[1641].

Из телефонограммы в штаб дивизии от 3 августа 1917 г.: «В 24 полку (6 Финляндская дивизия) ракетных ружей и пистолетов нет, приборов налицо 12, пулеметных двуколок налицо 6, не достает до штата – 6, револьверов 6, шашек – 2, кинжалов – 21». От 12 августа 1917 г.: «Для 24 полка желательно иметь 4 пушки Розенберга». «… Для 24 полка желательно иметь 4 пушки Розенберга». «…Прошу откомандировать в Здолбуново для получения 3 пушек Розенберга» [1642]. Пушки были получены 18 августа 1917 г., после провала июньского наступления. Впрочем, 21-й, 22-й, 23-й Финляндские полки дивизии от пушек отказались из-за отсутствия лошадей и повозок для их транспортировки от станции на боевые позиции.

Из телефонограммы штаба 49 корпуса: «Комкор заметил, что солдаты ходят в окопах в касках и даже в лазареты эвакуируются тоже в касках. Комкор приказал разъяснить солдатам, что каски имеются лишь в очень ограниченном числе и необходимы для боев людей в окопах, а не в тылу»[1643].

«Внешний вид людей оставляет желать лучшего. Обмундирование, снаряжение и обувь заношены, грязны и порваны. Кроме того, окопная жизнь приучает к небрежности в одежде. Выправка слаба, особенно у прибывшего пополнения. Прибывшее пополнение отданию чести не обучено. Нет специально подготовленных разведчиков, наблюдателей и гренадер, а подготовить их в окопах почти невозможно»[1644].

С началом революции из армии уходят привычные ритуалы службы: титулование офицеров, порядок принятия присяги, беспрекословное исполнение приказов командиров. «При приводе к присяге молодых солдат вверенного Вам батальона мною замечено, что при чтении статей Военного устава о наказаниях, касающихся обязанностей службы в военное время, не было знамени, и присутствующие нижние чины не держали «на караул», вследствие чего не было признано значения важности принятия присяги»[1645].

Офицерский корпус пытался удержать нижние чины в традиционном дисциплинарном формате. «Офицеры и солдаты вверенного мне полка приведены к присяге на верность службе Временному правительству 14 марта с.г. Не приняли присягу два солдата, один – по религиозным убеждениям (он и раньше не присягал), а один – по своим личным мотивам. Последний предан суду за отказ брать оружие в руки против неприятеля»[1646]. Настроения солдат постоянно отслеживается по приказу командования. Из анализа многочисленных отчетов вырисовывается довольно пестрая картина: от нормального климата, определяемого, в первую очередь, взаимоотношениями офицеров и нижних чинов – до многочисленных нарушений и дисциплинарных проступков, которые до революции оценивались однозначно как преступления.

«Случаев неповиновения и неисполнения приказов, кроме отказа 1-й роты от работы, не было. Служба в моем полку протекает нормально и отправляется более или менее добросовестно. Внешний вид и выправка солдат заставляет желать лучшего, но те качества, которыми должен обладать солдат, всецело зависит от приемов, применяемых с целью оздоровления армии. Офицеры полка пользуются доверием солдат. Явной агитации в полку не замечается. По отношению к вредным элементам принимаются своевременные меры». «Служба в окопах удовлетворительная. Нет опытных руководителей. Офицеры в большинстве только прибывшие, сами учатся и присматриваются: желание работать есть, но сноровки и умения нет. Кроме того, создавшийся взгляд на офицеров, как контрреволюционеров, заставляет быть очень осторожными в своих требованиях, словах и действиях <…> Начальники из солдат авторитетом не пользуются, а они и не добиваются его. К младшему командному составу солдаты относятся с доверием, но нет полного доверия старшим начальникам. Случаев неповиновения, оскорбления не было. Ротные комитеты бездействуют»[1647].

«Настроение спокойное, всех занимает вопрос о мире, появляются единичные случаи неисполнения приказаний, работы выполняются неохотно и небрежно, что вызывается общей усталостью в нравственном отношении и убеждением, что укрепление позиций надо не для общего дела, а для начальства, а главным образом вследствие того, что большинство благодаря неразвитости не может совместить понятии о свободе с требованиями строгой и разумной дисциплины. Офицеры, прибывающие на пополнение полков, службы не знают, попав в школы после переворота, в запасных полках совершенно не занимались с солдатами. Люди с полным отсутствием воинского духа и понимания. Замечается паническое настроение. Отношение к командному составу недоверчивое. Пропаганда идет главным образом через солдат, прибывающих из Петрограда». «Вопросы политики в дивизии затемнены пьянством, в некоторых частях комитеты потеряли влияние и вызывают даже враждебное отношение, в одного члена дивизионного комитета брошена ручная граната, которая не разорвалась. Личности бросившего установить не удалось. Отношение к офицерам неприязненное, настроение же офицеров крайне подавленное в виду полного бессилия бороться с позорными явлениями, происходящими на их глазах»[1648].

В новых реалиях в отношении военнослужащих, совершивших преступления, судебное производство в большинстве случае приостанавливалось или прекращалось. Приговоры согласовываются с солдатскими комитетами, подлежат «переработке все военно-уголовные законы», избираются новые составы полковых судов. Таким образом, само устройство военно-судебной системы подлежало серьезным изменениям: «Спешно переработать все военно-уголовные законы в целях согласования их с условиями военного времени. В первую очередь предполагается объявить закон о новом военном судоустройстве. До этого времени подлежит воздерживаться по возможности от рассмотрения судных дел, давая ход лишь тем из них, отложение рассмотрения которых шло бы во вред делу государственной обороны, например, дело о шпионстве, госизмене и т. п.»[1649].

В марте 1917 г. во всех подразделениях действующей армии начинается формирование солдатских комитетов. В выступлениях на съездах, публикациях революционной военной печати рефреном проходит антивоенная линия, отчетливо звучат революционные, большевистские призывы [1650]. В апреле в комитетах приказом Ставки было закреплено от 1/3, позже – 1/5 мест за офицерами. К июню создание системы солдатских организаций было завершено (количество – до 50 тысяч), в них насчитывалось 300 тысяч членов[1651].

Настроения солдатских масс получили яркое отражение в публикациях большевистских изданий, например, «Окопной правды»[1652]. Письма в редакцию нижних чинов, незамысловатые солдатские стихи, резолюции собраний солдатских комитетов, – все говорит об изменении обстановки в армии, о стремительном процессе трансформации политического сознания солдатских масс.

Так, в марте 1917 г. настроения в армии еще не носят радикального характера, солдатские комитеты в своих требованиях довольно умерены.

«Стоять на страже интересов солдатских масс и следить за правильным удовлетворением солдатских нужд <…> Разъяснять через ротные и батальонные комитеты события настоящего момента; устраивать литературные собеседования с разъяснением разного рода литературных произведений – книг, журналов, газет, воззваний и приказов. Устройство ротных литературных кружков. Устройство митингов для агитационных целей в свободное от занятий время <…> Да здравствует единение армии и народа. Да здравствует демократическая республика