Человек книги. Записки главного редактора - Аркадий Мильчин

На том все и завершилось, без всяких последствий для книгоиздательской практики.

Факсимильное издание альманаха А. Бестужева и К. Рылеева «Звездочка»

Еще когда редакция миниатюрных и факсимильных изданий была только задумана, я, приступая к выработке ее программы, включил «Звездочку» в число тех факсимильных изданий, которые следует выпустить.

Когда редакция была создана, редактор Л.Я. Давтян начала работу и над «Звездочкой». Вступительную статью она заказала Янине Леоновне Левкович, старшему научному сотруднику Института русской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР.

Лия Яковлевна Давтян, филолог по образованию, опытом редактирования книг не обладала. А заведующий редакцией Геннадий Иванов, журналист по образованию, не был знаком с книгоизданием, занимался главным образом организационной работой и не проверял работу редактора по существу. Все это привело к тому, что во вступительной статье Я.Л. Левкович, напечатанной в сопроводительной брошюре к факсимильному изданию, появились без оговорки авторства тексты, написанные самой Давтян, и подобранные ею цитаты. Всей своей восторженной душой отдавшаяся изданию «Звездочки», Лия Яковлевна считала, что улучшает издание, забыв, что на сопроводительной брошюре автором значится Я.Л. Левкович.

И вскоре после того, как факсимильное издание «Звездочки» вышло в 1981 году в свет, 13 января 1982 года «Литературная газета» опубликовала следующее письмо в редакцию Я.Л. Левкович под заглавием «Семь раз отмерь…: Неосуществленное намерение, или Драматическая судьба одного альманаха»:

Альманах Бестужева и Рылеева «Полярная звезда», в свое время чрезвычайно популярный среди российской читающей публики, прекратил существование в 1825 году. Последний выпуск (издатели назвали его «Звездочкой») находился в типографии во время декабрьских событий. Тираж был арестован, а через тридцать шесть лет после этого уничтожен, и только случай сохранил два экземпляра листов, которые типография успела отпечатать до 14 декабря 1825 года. Рукопись, с которой печатался альманах (так называемая «цензурная рукопись»), сохранилась. Полный текст «Звездочки» (с добавлениями по цензурной рукописи) был известен с 1883 года, когда историк М. Семевский напечатал его в «Русской старине». В 1960 году он (вместе с тремя выпусками «Полярной звезды») был снова напечатан в серии «Литературные памятники» (издание подготовили В. Архипов, В. Базанов и Я. Левкович).

Однако видеть этот альманах воочию, в том (хотя бы приближенном) виде, в каком он был в руках издателей, цензора, наборщиков, доступно немногим. Оба сохранившихся экземпляра находятся в отделах редких книг Государственной Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина и Пушкинского Дома АН СССР.

И вот издательство «Книга» выпустило фототипическое издание альманаха. Такое издание должно было иметь большое историко-культурное значение, однако приходится с сожалением констатировать, что драматическая судьба «Звездочки» не закончилась в 1861 году. В нынешней публикации текст альманаха предстал перед читателем в окружении неимоверного количества высокопарных слов и полуграмотных сведений, которыми издательство от щедрот своих снабдило его воспроизведение. Издание состоит из двух брошюр, вложенных в один футляр. В первой – фототипическое воспроизведение тех листов альманаха, которые типография успела отпечатать до 14 декабря, во второй:

1) статья, написанная мною по заказу издательства, об истории альманаха;

2) та часть рукописи, которая оставалась ненапечатанной до 14 декабря. Здесь же помещены иллюстрации к изданию, при этом статья перемежается множеством картинок с подписями, к которым я как автор не имею никакого отношения и увидела их впервые уже в изданной книге. Составитель многочисленных текстов под картинками, рядом с картинками, перед статьей, после статьи, перед текстом цензурной рукописи и после нее свое имя скрыл. А между тем небезынтересно было бы знать, кто с такой лихостью написал рядом с воспроизведением одной из страниц цензурной рукописи следующее: «Под известным отрывком из “Евгения Онегина” цензор поставил и свою подпись, не смущаясь тем, что выглядит соавтором. Так они и вошли в бессмертие – гениальный поэт и надсмотрщик над его музой». Но ведь цензурная рукопись потому и называется «цензурной», что представляется в цензуру и цензор обязан ставить на ней свою подпись. Не только «известный отрывок» из «Онегина», но и все произведения Пушкина, как и других авторов, могли быть напечатаны только с разрешения цензора или, по терминологии автора текста, «в соавторстве» с цензором.

Неизвестный автор гневной тирады в адрес цензора Бирукова, упрекнув его в присвоении чужого произведения, тем не менее тут же подхватывает прием, который, как ему кажется, он уловил в действиях цензора, пишет свой текст и присоединяет к нему без кавычек текст чужой. С подобным случаем сталкиваешься на стр. 69 второй брошюры. Здесь текст почти слово в слово переписан из книги В. Вацуро «“Северные цветы”. История альманаха». Тщетно, однако, было бы искать ссылку на источник.

Очевидно, люди, которые занимались составлением этого издания, не поверили, что оно может быть интересным для современного читателя, поэтому и подключили к нему монтаж, состоящий большей частью из сентиментальных сентенций, широковещательных лозунгов и беспорядочного набора фактов. Вот лишь несколько примеров. Вслед за приведенными стихами Пушкина читаем: «Несколько обширных, со вкусом убранных комнат для литераторов тех лет были тем же, чем позднее стали страницы журналов и газет». Хочется спросить автора текста: разве в пушкинские времена не было газет и журналов и разве в послепушкинские времена не было литературных салонов и кружков? И откуда он знает, что комнаты обязательно были «убраны со вкусом»? И вообще, какое отношение убранство комнат светских и литературных салонов имеет к настоящему изданию?

Еще один пример: брошюра, содержащая текст «Звездочки», заключена в обложку, на которой читаем: «Ни в одной из известных нам библиотек, как общественных, так и частных, ни у одного из наших библиографов не сохранилось “Звездочки” 1826 года…»

Эта цитата из работы Семевского, будучи приведена вне контекста истории альманаха, невольно относит факт, сообщенный Семевским в 1861 году, к нашему времени – не спасает положения и набранная мелким шрифтом ссылка на источник.

Нельзя не сказать несколько слов о грамматике, которую также не пощадили составители. Так, на стр. 47 находим следующую характеристику О.М. Сомова: «О.М. Сомов (1793–1833). Наибольший интерес представляют статьи Ореста Михайловича Сомова, особенно его программный трактат “О романтической поэзии”, хотя писал он и стихи, и прозу, служил в Российско-американской компании с Рылеевым и жил на одной квартире с Александром Бестужевым».