У истоков русской контрразведки. Сборник документов и материалов - Николай Батюшин

Признаюсь, что нами овладело чувство недоверия и неловкости.

Ведь что ни говорить, а на самого беспристрастного следователя влияет единогласный хор определенных и тяжких обвинений. Правда, у добросовестного судьи не создается без фактов и доказательств убеждения в виновности обвиняемого, ни даже предубеждения противного, но появляется особая осторожность и придирчивость в оценке улик и фактов, вытекающая из сознания возможности и вероятности вины. И на этот раз искушенные судебным опытом деятели были встревожены ясным и громким голосом Бурцева, говорившего со свойственным ему убеждением: «Батюшин невиновен, он жертва интриги, прошу его освободить до суда».

И то, что слова эти исходили от В. Л. Бурцева – человека глубокого убеждения, бесстрашного борца за правду и свои убеждения, – это еще более усиливало их значение для всех нас. Среди судебных деятелей вообще почти не было реакционеров, любителей абсолютной монархии из личных видов… Среди нас таких не было вовсе. Все мы были объединены чувством радости по поводу падения мрачного режима и огромной нашей ответственности перед обновленной Родиной, требующей святой чистой, творческой работы в интересах общественного блага.

И в этот момент, как никогда, и в обществе, и у нас высоко стоял авторитет честного, неподкупного борца за свободу и благо родины, 25 лет громившего пороки старого строя и призывавшего в изгнании к свержению цепей рабства. Чувствовалось, что среди нас, занятых мирной, обыденной работой, этот человек посвятил всю жизнь высшим целям Родины и почти пророчески [предсказал] момент ее освобождения.

И казалось нам, что В. Л. Бурцев кем-то обманут, что ему не надо вступать в это дело с таким категорическим утверждением, что как-то жаль его большое светлое имя сплетать с запачканным, ничтожным именем Батюшина…

Вслед за этим впечатлением все мы почувствовали необходимость еще раз проверить свои впечатления от дела Батюшина, ибо заявление Бурцева явилось новым, но сильным толчком для судейской совести. По предложению сенатора Бальца судебный следователь и член комиссии, наблюдающий за производством следствия, сделали подробный доклад о результатах своей работы, но сущность этого доклада сводилась к тому, что обвинения против Батюшина еще не подтверждены расследованием, но, с другой стороны, улики против него еще не ослаблены настолько, чтобы твердить о его полной невиновности. Конечно, при таком равновесии дела потребуется еще много следственной работы и продолжительное время, чтобы разъяснить дело с полным и ясным результатом. И сейчас же перед комиссией встал вопрос: если улики против Батюшина не так очевидны и убедительны, то нельзя ли его освободить до суда из-под стражи, как это делалось в подобных случаях. Остановились на том, что Бальц переговорит с Керенским по делу Батюшина и предупредит его о возможном освобождении Батюшина из тюрьмы. Керенский очень интересовался нашей работой. Выплывший на гребень исторической волны премьер не чувствовал за собой ни общественного влияния, ни политического прошлого, которые бы оправдывали выпавшую ему роль. Поэтому он делал историю и был озабочен тем, чтобы его проекты, распоряжения и действия создали ему крупный политический и общественный успех и таким путем укрепили его положение. Создав следственную комиссию Муравьева, расследовавшую преступления министров и высших должностных лиц империи, и сенатора Бальца, Керенский нервничал, нетерпеливо ожидая существенных результатов расследования. Подобранная несколько из тенденциозных элементов комиссия Муравьева, несмотря на энергичные поиски, не могла разыскать серьезных государственных и политических преступлений со стороны бывших министров и тем очень огорчала Керенского, который не постигал того, что законы царского государственного строя и царские государственные деятели не могли разойтись, чтобы по старым царским законам можно было обвинять министров в серьезных преступлениях против государства!

Комиссия сенатора Бальца имела более простую задачу. Поражения наших армий были фактом, и оставалось лишь найти действительных виновников. В сущности, все обвинения наших генералов сводились к преступным бездействию или превышению власти и в редких случаях к взяткам и вымогательствам. Тем не менее, каждое дело требовало расследования, каждое обвинение – доказательства. Поэтому у нас был привлечен к следствию в то время лишь один генерал Трапезников, обвинявшийся в крупных злоупотреблениях с поставками на армию автомобилей.

Керенскому этого было мало. Поэтому, когда сенатор Бальц заговорил о возможности временного освобождения Батюшина из-под стражи, Керенский горячо запротестовал, указывая и на свое убеждение в виновности Батюшина и на общественное возбуждение против него, и на опасность жестокой расправы с ним со стороны толпы в случае его появления на свободе и, пригрозив, наконец, что освобожденного Бальцем Батюшина он, Керенский, все равно прикажет арестовать в революционном порядке.

Ввиду всего этого комиссия отказала Бурцеву в ходатайстве.

В этот момент особенно проявилась характерная черта Владимира Львовича никогда не отступать от предпринятой борьбы, не изменять составленным убеждениям и не отступать от намеченного плана.

За первым прошением Бурцева последовало второе, за вторым третье…

В каждом ходатайстве В. Л. Бурцев заявлял о невиновности Батюшина. С каждым новым заявлением он собирал данные в защиту Батюшина, разоблачал его обвинителей, указывал на свидетелей и требовал неустанно его освобождения.

Подкрепленные фактическими данными, проникнутые глубокими убеждением заявления Бурцева производили серьезное впечатление на комиссию, которая пожелала пригласить лично В. Л. Бурцева на свое заседание для того, чтобы из его уст непосредственно услышать все данные, которыми располагал Бурцев по делу Батюшина.

Заседание царских следователей вместе с борцом против царского режима носило глубоко символический и трогательный характер. Казалось, что все честные, живые и любящие Родину люди, разделенные некогда пропастью, должны сойтись, как мы с Бурцевым в тот момент, для одной общей цели раскрытия истины.

Горячо, убежденно и убедительно говорил тогда Бурцев. Очарованные нравственной силой этого исключительного человека, мы поддавались обаянию его убеждения и нравственной чистоты, и минутами нам казалось, что его устами говорит совесть и сердце русского народа.

В. Л. Бурцев победил. Комиссия согласилась освободить Батюшина под его поручительство.

Прошло два месяца напряженной следственной работы. В результате точно было установлено, что Батюшин был фанатически преданным своей идее человеком, совершившим ошибки, но не преступления, и действовавшим в интересах дела, а не своих собственных. Разъяснилось и пресловутое дело о бриллиантах графини де Богарне. Оказалось, что, пользуясь денежными затруднениями, петроградский ювелир купил у нее за 20 000 рублей фамильные бриллианты рода герцогов Лейхтенбергских, составляющие неприкосновенную драгоценность российской императорской фамилии и имевших в то время ценность 300–400 тысяч рублей. Полковник Рязанов потребовал у ювелира возвращения царских бриллиантов.