Невидимая битва - Сергей Мальцев

Сейчас опубликовано много материалов о подобных разработках немецких инженеров во время войны. У них, как признаются сами авторы, может быть разная степень достоверности, и поэтому мы ограничимся только этими двумя случаями. Львиная доля самой интересной и важной информации по таким разработкам, как и по самой теме НЛО, находится в еще не рассекреченных государственных архивах. И это понятно: у каждого — у государства и у гражданина — своя правда и своя целесообразность в постоянно воюющем мире. Публика получает только то, что уже не имеет смысла скрывать. Журналистам, уфологам, бывает, случается урвать какую-то порцию засекреченной информации, но она, конечно же, не способна играть роль абсолютно достоверного факта. Пока она не рассекречена и не лежит перед нами в виде подлинных документов, должностных инструкций, приказов и докладных записок, она может быть только пищей для размышления, но не больше того.

Для нас сейчас не так важно, до какой степени совершенства дошла техническая мысль конструкторов нацистской Германии. Пусть даже они разработали множество параллельных проектов «летающих тарелок», пусть даже эти аппараты совершили множество испытательных полетов, пусть даже вся эта техника, как предполагают некоторые исследователи, помогла самым высоким иерархам рейха перебраться на тайные военные базы под ледяным щитом Антарктиды. Такие материалы, если с ними внимательно ознакомиться, выглядят очень убедительно и даже логично. Но более важным фактом для нас сейчас может быть то, что все эти технические, фантастически совершенные разработки, не помогли бесчеловечному фашизму выстоять в борьбе с человеком, не успели помочь. Почему эти изобретения не даны были нацистам сразу в готовом виде? Почему им пришлось потратить годы на эти разработки? В чем причина этого?

В том, что покровители фашизма — Могущества и черные маги — не хотели поделиться с подопечными своими возможностями и способностями, а использовали их только как солдатиков в каких-то своих целях? Многое действительно указывает на то, что нацистам приходилось прилагать большие усилия для того, чтобы завладеть хоть какими-то оккультными знаниями. А больше они блуждали в иллюзиях, в диких теориях, которыми их снабдили наставники. Их всего лишь использовали как средство, как материал, а потом, в мае 1945-го, оставили наедине с виселицей. Члены Внутреннего круга СС, иерархи, отдававшие приказания Гитлеру и Гиммлеру, скрылись. Они когда-то вышли из тени, поруководили и когда закончилась война, опять ушли в тень.

Есть еще один закон в мире оккультных знаний, который мог играть здесь свою роль. Перед черными магами стояла задача создать как можно более мощную армию, но они были ограничены в этом. Они не могли сделать из Гитлеров, Гиммлеров, Гессов, Гаусхоферов и им подобных настоящих учеников оккультного знания. Это были лишь фанатичные, более или менее умные медиумы, но не кандидаты в маги. Неготовые ученики, получив мощные средства магии и потеряв голову от такого искушения силой, могут устроить друг с другом такую войну, такую борьбу за власть, такой хаос, что нарушат все долгосрочные планы наставников. Поэтому в передаче знания наставник чрезвычайно осмотрителен, и его настоящее оккультное знание получит не тот, кому можно вскружить голову расовой идеей или подобным бредом, не тот, в ком можно разжечь энтузиазм по поводу создания империи рабов и господ, а тот, кто по-настоящему достиг духовности в глубинах Зла. Это уже будут не искатели арийских пчел, а нечто другое.

Намек на это можно найти в книге, которую цитируют в своем исследовании Повель и Бержье. Книга эта — новелла «Белый народ» английского писателя Артура Мэйчена. Рассуждая о тайных силах, которые стояли за явлением фашизма, авторы «Утра магов» приводят такой фрагмент из новеллы (мы его возьмем тоже в сокращении):

«Амброз Бирс сказал:

— Колдовство и святость — вот единственная реальность. Магия оправдывает себя в детях: они едят корки хлеба и пьют воду с гораздо большей радостью, чем та, которую испытывает эпикуреец.

— Вы говорите о святых?

— Да. И о грешниках тоже. Я думаю, что вы впадаете в ошибку, характерную для тех, кто ограничивает духовный мир самыми высшими областями. Извращенные существа тоже составляют часть духовного мира. Обычный человек, плотский и чувственный, никогда не будет настоящим святым. И настоящим грешником — тоже. Мы по большей части просто противоречивые создания и, в общем, не заслуживаем внимания. Мы следуем нашим путем по повседневной грязи, не понимая глубинного значения вещей, и поэтому добро и зло в нас идентичны — случайны, незначительны.

— Значит, по вашему мнению, настоящий грешник — это аскет, как и настоящий святой?

— Тот, кто велик в добре, как и во зле, оставляет несовершенные копии и идет к совершенным оригиналам. Для меня нет никакого сомнения: святейшие из святых никогда не совершали добрых дел в обыденном смысле слова. А с другой стороны — существуют люди, опустившиеся до дна пропасти зла, но за всю свою жизнь никогда не совершившие того, что мы называем «дурным делом».

… - Но разве мы все равно не почувствовали бы некоторый ужас? Тот ужас, о котором вы упомянули сейчас, предлагая мне вообразить поющие розы?

— Если бы мы были существами естественными — да. Дети и некоторые женщины ощущают этот ужас. Но у большей части наших современников условности, цивилизация и образование заглушили и затемнили природу. Порой мы можем узнать зло по его ненависти к добру — вот и все, причем чисто случайно. В действительности же Иерархи Ада проходят среди нас незамеченными.

… - Честно говоря, я никогда не уделял внимания теологии, — признался Котгрейв. — Сожалею об этом, но, возвращаясь к нашей теме, скажите: вы думаете, что грех — это нечто оккультное, тайное?

— Да. Это адское чудо, так же, как святость — чудо сверхъестественное. Подлинный грех опускается до такого уровня, что мы даже не можем подозревать его существования. Он — как самая низкая нота органа, такая низкая, что никто ее не слышит. … Но ни в коем случае не следует смешивать это с социальными злодеяниями. Вспомните апостола: он говорил о «другой стороне» и делал различия между благодетельными поступками и милосердием. Можно все раздать бедным и не обладать милосердием, можно избежать всех грехов и тем не менее быть созданием зла».

Стоит только не упустить из виду, что речь идет о «грехах», «дурных делах» обычных, обыденных. Стоит уточнить, что с «социальными злодеяниями» это явление не соприкасается непосредственно, но может соединяться с ними через множество посредников, и для этого нужны многие ступени тайных обществ, лож, их степеней посвящения, ступени разных явлений, от полуматериальных до осязаемых — до конкретных людей, до имеющих знакомые или незнакомые облики «летающих устройств». Стоит уточнить, что существуют многие тонкие градации этих степеней и состояний, и поэтому обобщения Мэйчена могут иметь исключения. Наше понимание какой-то ступени зла зависит от нашей степени постижения духовной жизни, духовных явлений. При рассмотрении какого-то явления мы можем по первому впечатлению признать его как великое благое начало, но когда наше знание и понимание этого явления расширяются, то перед нами раскрывается как бы целая пропасть зла, и ее глубина пропорциональна той высоте, к которой мы сначала относили это явление. Многие явления в жизни, когда мы узнаем их изнанку, глубинную суть, ужасают нас степенью их тайной изощренности и силы зла. < Мальцев С. А., 2003 >

Но даже интуитивист Артур Мэйчен в диалоге своих героев затрагивает только некоторую степень такого явления, как зло, очень ограниченную. Для него оно не выходит за пределы человеческого общества, хотя он и говорит о том, что подлинная святость и пропорциональная ей тьма всегда стоят от общества в стороне, непонятны людям. Мэйчен очарован той густотой тени, в которую прозревает. Мы же пытаемся заглянуть еще глубже и шире, но не для того, чтобы увлечься этими глубинами, а для того, чтобы внутри себя найти вершины, с которых эти глубины можно оценить.

Если рассматривать с точки зрения уфологии явление Второй мировой войны, во всех его сокровенных деталях, то она выглядит как один грандиозный «фляп». Она прокатилась, пронеслась, и те режиссеры-постановщики, которые работали за ее сценой, как будто улетучились без следа. И чтобы нащупать след этих «фляповодов» в нашей современности, нам нужно будет воспользоваться теми их приметами, которые мы уже насобирали.

Где стоит их искать?

Мы уже знаем: там, где общество, приученное ими к обману, приученное ими кричать «Этого не может быть! Это все — выдумки!», кричит: «Этого не может быть! Это все — выдумки!»