Читая «Лолиту» в Тегеране - Азар Нафиси

Данте и Кортеса. Люди должны понимать, что у нас, иранцев, есть Хафиз, есть Руми и другие великие поэты и мыслители, но есть отсталые и деспотические традиции, которые нужно изменить. Апологетов подобного мышления очень много – они утверждают, что люди в «таких» странах, «примитивные аборигены», заслуживают то, что имеют. Мол, такая у них культура, и Запад не должен ее критиковать, потому что это оскорбительно для культуры. Эти люди не видят разницы между государством и людьми, для них существует только один взгляд на религию, традиции, историю и культуру – господствующая государственная идеология. Вот некоторые и считают, что критика Исламской Республики – то же самое, что критика ислама и Ирана.

Читательский клуб Random House: Описывая иранок, вы замечаете: «Нашей культуре был совершенно чужд эрос, истинная чувственность». Виновна ли в этом традиция покрывать голову, чадра и поведение, символом и воплощением которого они являются, или есть другие причины? Относится ли это наблюдение и к западным женщинам?

Азар Нафиси: Мне кажется, проблемы с эросом и сексуальностью есть во всех культурах, хотя в персидской это особенно чувствуется. Женщин всегда воспринимали как одну из двух крайностей, их или боготворили и возводили на пьедестал, или объявляли проститутками и сексуальным объектом. Женщины всегда боролись за право проявлять свою сексуальность, и это всегда было трудной задачей. Полное равенство возможно лишь тогда, когда человек имеет право на полное самовыражение и может высказать свои желания – физические, интеллектуальные и эмоциональные. В Иране женщинам в этом недвусмысленно отказано. На Западе женская сексуальность иногда подвергается искажениям, иногда чрезмерно подчеркивается, но мне все равно кажется, что и здесь с этим сложности. Преимущество Запада в том, что если людям кажется, что к какому-то аспекту их жизни относятся с пренебрежением, игнорируют его или запрещают, об этом можно говорить. В Иране все, что связано с проявлениями чувственности, по-прежнему является проблемой.

Читательский клуб Random House: В эпилоге «Читая „Лолиту“» вы рассказываете, что случилось с вашими студентками и друзьями. А как у них дела сейчас? Известно ли что-то о судьбе Бахри? А что стало с волшебником? И с Махшид, которая верила, что сможет изменить систему изнутри, продолжая носить чадру?

Азар Нафиси: Прелесть книги в том, что она прокладывает ниточки между людьми, с которыми у вас есть что-то общее. Говоря о своей книге, я уже не раз об этом упоминала. Книги сближают нас с совершенно незнакомыми людьми, которые вдруг становятся гостями в нашем доме, а потом и близкими друзьями. Особенность «Читая „Лолиту“» в том, что эта книга сблизила меня с моим прошлым. Когда книга вышла, бывшие студенты стали звонить и писать, напоминая о себе. Кто-то сейчас живет в Иране, кто-то – в других странах. Иногда я иду на встречу или выступаю с лекцией и вижу в толпе лицо из прошлого – человека, который когда-то у меня учился. Такой случай был в Университете Рутгерса и в Сан-Франциско, где я рассказывала о своей книге, а на первом ряду сидела моя студентка Азин. И это было потрясающе. Что до Бахри, он не давал о себе знать; я не знаю, что с ним стало. Надеюсь, когда-нибудь узнаю. Волшебник так и остался волшебником и живет в уединении, не желая участвовать в жизни иранского общества. Когда я в последний раз разговаривала с Махшид, у нее все было хорошо – раньше она звонила мне и поздравляла с днем рождения и Новым годом. Она замечательная женщина. Насколько я знаю, у моих девочек все в порядке.

Читательский клуб Random House: Вы когда-нибудь жалели о решении уехать из Ирана? Думаете, вы когда-нибудь вернетесь на родину?

Азар Нафиси: Конечно, я все время думаю, что вернусь. Не знаю, останусь ли я в Иране или нет, но право вернуться за собой оставляю. В конце книги я писала – и я не преувеличивала и не сказала это ради красного словца – что Иран не покинул меня. В начале этого интервью я говорила, что уехала из Ирана еще в детстве, когда мне было тринадцать. С тех пор вся моя жизнь крутится вокруг мысли о возвращении. Но я поняла, что нельзя привязываться к географическому положению. Я искренне верю в портативный мир. В Америке я чувствую себя как дома. Америка отнеслась ко мне очень великодушно; пусть это прозвучит как клише, но мне кажется, такое великодушие возможно, потому что Америка по-прежнему уникальна, это по-прежнему страна эмигрантов. Один из признаков дома для меня – некоторое неудобство, недовольство окружающей действительностью. Я понимаю, что я дома, когда начинаю критиковать свою страну и сомневаться, все ли в ней правильно, а я сомневаюсь и хочу изменений. Например, я хочу организовать марш протеста в Вашингтоне и потребовать поддержки гуманитарных дисциплин и чтения в нашей системе образования, и хотя я ненавижу лозунги, для этого марша выбрала бы такой: «Читатели всех стран, объединяйтесь!» Так что в Америке я тоже хорошо себя чувствую. Но я никогда не покидала Иран навсегда; он по-прежнему со мной.

Читательский клуб Random House: А как же Иран? Каким вы видите будущее своей родины и поколения мужчин и женщин, которые сейчас только достигли совершеннолетия?

Азар Нафиси: Знаете, я не люблю безосновательный оптимизм; такой оптимизм недорого стоит, а осторожность и осмотрительность не повредит. Но надеяться нужно; надежда важна и ценна. Я очень надеюсь на лучшее будущее для Ирана главным образом из-за нового поколения. Мое поколение многие вещи принимало как должное. В молодости я была слишком увлечена идеологией и многого в мире не замечала, а сейчас об этом жалею. Но новому поколению пришлось бороться за все права и свободы, и надеюсь, что в будущем этих прав и свобод у них будет больше. Что касается индивидуальных прав, они выстрадали их кровью. Их били плетями, сажали в тюрьму, штрафовали и наказывали просто за то, что они хотели одеваться, во что хотят, смотреть кино, которое хотят, свободно выражать свою любовь друг к другу. Молодое поколение не понаслышке знает, как драгоценны индивидуальные права, оно дорого за них заплатило; я думаю, они будут ценить свои права.

Есть еще одна иранская особенность – к сожалению, здесь я этого не увидела: то, как новое поколение налаживает контакт с миром. Когда я преподавала в иранском университете, я не чувствовала разделения на запад и восток; у нас был лишь мир воображения и идей. В Иране нет ограниченности, нет предрассудков, не ведутся узколобые