Золотой век предательства. Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

– Кажется, я знаю, что он затеял, – прошептала она.

У Уми упало сердце. Снова всё сводилось к балагану, словно он притягивал к себе все чаяния и устремления не только охочих до развлечений горожан, но и искавших силы ёкай.

***

К тому времени, когда колокол в ближайшем святилище прозвонил час петуха, к воротам усадьбы подали четырёхместный открытый экипаж, который Итиро Хаяси купил ещё в прошлом году у глэндрийских торговцев. Говорили, что в столице заморские экипажи и кареты снискали огромную популярность, и что они появились даже при дворе самого императора. Уми, впрочем, всегда мало волновали такие подробности – главное, что экипаж эти были не в пример вместительнее и удобнее тэйсенских крытых повозок и паланкинов, и передвигаться на них было намного удобнее.

Ёсио помог ей забраться в экипаж, а сам уселся рядом. Ямада и Томоко разместились на скамье напротив. Домоправительница в самый последний момент решила развеяться и поехать вместе с ними.

Уми всё высматривала, не выйдет ли отец проводить их, но кроме дежуривших у ворот братьев и двоих якудза из сопровождения, никого больше во дворе не было. Уми так и не рассказала отцу о том, что случилось сегодня в доходном доме. И неизвестно теперь, когда у Итиро выдастся хотя бы одна свободная минутка, чтобы выслушать её…

Экипаж тронулся. Уми невидящим взглядом смотрела, как мимо мелькали покрытые черепицей крыши богатых усадеб и святилищ. Она жалела, что не проявила настойчивость и не увиделась с отцом до отъезда, и злилась на себя за собственное малодушие.

Словно почувствовав тревогу Уми, сидевший рядом Ёсио обратился к ней, понизив голос:

– Что с тобой? Ты какая-то сама не своя.

В голосе его слышалось искреннее беспокойство, и Уми вдруг захотелось поделиться с ним всем, что произошло сегодня. Рассказать всё как есть и про пожар в святилище Луноликой Радуги, и про Глаз Дракона, который каннуси Дзиэн спрятал в тайном месте, про запечатанную невесть кем силу и про портрет, найденный под подушкой покойного дядюшки…

С трудом подавив чувства, накатившие на неё, словно полноводная река, Уми тихонько поведала Ёсио о том, что услышала сегодня от управляющего доходным домом. В конце концов только в поисках вора и предателя, который обнаружился в рядах клана Аосаки, Уми могла рассчитывать на помощь Ёсио.

Ей не хотелось говорить о случившемся при Томоко – смерть градоправителя Окумуры и так стала для неё сильным потрясением, а ещё одна плохая новость могла сильно взволновать домоправительницу, которая и без того переживала по любому поводу. Но Томоко и не смотрела в их сторону: она что-то оживлённо рассказывала Ямаде, а тот внимательно слушал.

Когда рассказ Уми подошёл к концу, Ёсио прорычал, сжав кулаки:

– Как же всё это невовремя! Этот мерзавец… Впрочем, хорошо, что ты рассказала обо всём сразу мне, а не оябуну. У него теперь и без того хватает забот, так что я сам отправлюсь в этот доходный дом, чтобы потолковать с этим управляющим – вдруг он ещё что-нибудь вспомнит?

– Не боишься спугнуть предателя?

Ёсио усмехнулся:

– Не беспокойся об этом, Уми. Я непременно разберусь со всем, обещаю.

Мрачная уверенность, которую излучал Ёсио, и впрямь успокоила Уми. Так что дальнейшая дорога до балагана прошла куда веселее.

Бродячие артисты обосновались на бесхозном клочке земли, который находился на самой окраине города. В народе это место называли «пустырём Танигути». Раньше там стояли склады, принадлежавшие купцу Танигути – богатому человеку, нажившему своё состояние на контрабанде заморскими товарами. Чтобы привлекать к своим делам как можно меньше внимания, Танигути велел отстроить склады не в самом портовом квартале, а чуть в отдалении. К ним от реки Ито проложили отдельный канал, а чуть позднее рядом со складами даже выкопали колодец. Но эти меры предосторожности всё равно не сумели уберечь склады от пожара. Купец Танигути в одночасье потерял всё.

Особо мнительные люди поговаривали, что купца покарали ками за его жадность и за то, что он вовремя не делал им подношений. Остальные же полагали, что склады спалил клан Аосаки, который вовремя не получил плату за свои услуги «охраны» объектов. Весь портовый квартал находился под контролем якудза, которые брали мзду с каждого корабля, заходившего в порт Ганрю, и поддерживали порядок в этом неспокойном районе. Полиции приходилось мириться с самоуправством якудза: без их помощи они просто не справлялись с разнузданными пьяницами-матросами и бандитами самого разного пошиба, которыми порт кишел, как бродяга вшами.

Время шло, но после несчастья, постигшего склады Танигути, желающих отстроиться на пустующей земле так и не находилось. С той поры пустырь Танигути так и пустовал, и клан Аосаки уже и не чаял найти для этого места новых арендодателей.

Но с прибытием в Ганрю балагана всё изменилось.

***

Несмотря на то, что до начала представления оставалось ещё больше часа, на пустырь Танигути уже съехалась чуть ли не половина города. Во всяком случае столько народу в одном месте Уми видела только во время больших праздников.

Шатры балагана украсили разноцветными лентами и колокольчиками, которые мелодично звенели, когда с реки Ито задувал ветер. Между ними были натянуты гирлянды бумажных фонариков: пока что они не горели, но совсем скоро, когда сумерки станут гуще, их мягкий свет озарит взбудораженные и радостные лица людей, собравшихся здесь и с нетерпением ожидающих начала представления.

В отличие от Ёсио, который уже бывал в балагане, когда тот только приехал в Ганрю, остальные оказались здесь впервые. Когда-то в далёком детстве, когда балаган приезжал в их края в последний раз, Уми ходила сюда вместе с матерью, но эти воспоминания почти полностью изгладились из её памяти, как и всё, что было связано с её непутёвой родительницей. Уми помнила лишь тёплую ладонь матери, за которую она держалась, когда они шли рядом, и красивую костяную подвеску в виде дракона – мать носила её на поясе, чтобы показать свою принадлежность к клану Аосаки. Иредзуми у Миори Хаяси, если верить рассказам тех, кто знал её лично, никогда не было.

Теперь же Уми с нескрываемым изумлением вертела головой во все стороны, стараясь ничего не упустить. Между шатрами сновали высокие и тощие, как жерди, люди. Присмотревшись внимательнее, Уми поняла, что они двигались на ходулях! Но делали это так ловко, что и впрямь начинало казаться, будто они отрастили себе столь длинные ноги. Особенно лихие «ходульщики» умудрялись даже устраивать потеху: они бежали друг за другом,