Безумные сказки Андрея Ангелова. 2021 год - Андрей Ангелов

— Изуродуй его хорошенько, — поддержал второй. — А за нами не заржавеет. Выведем из прокуратуры, и гуляй.

Залихватский немножко подумал и заявил без затей:

— Складно трепете. Но… вполне, что вы сводите свои счёты со следователем. Ща я его съем, а вы меня застрелите. И повесите убийство на меня.

Оперативники вновь переглянулись — людоед чётко переглядку отследил и нахмурился.

— У нас нет пистолетов, — милиционеры распахнули курточки, погладили себя по бокам. — Видишь?..

Людоед… наклонил голову в знак согласия:

— Вижу.

— Ты умный сукин сын! — подмигнули розыскники. — Не зря тебя вычисляли целых три года.

— Ладно, — людоед вытянул руки. — Снимите наручники.

— Не, не снимем, — извинительным тоном вымолвил один. — Вдруг ты, почуяв запах крови, на нас кинешься? Мы ж не знаем, как там у маньяков… в их голове.

— Снимем наручники за оградой прокуратуры, — дополнил второй. — Зуб даём!

Казалось, людоед ничуть не расстроился. Он сделал шаг к трупу:

— Правильно! Маньяков нужно бояться…

— Скажи, ты, правда, съел четыреста человек? — посторонились розыскники.

— Съел и продал четыреста людишек, — поправил Залихватский. Он широко облизнулся. Осклабился: — Оставить вам по кусочку?

Людоед взял труп за волосы… приподнял голову и — рыча — вцепился в левый глаз. Послышался звук рвущейся плоти и чавкающие звуки.

Оперативники стыдливо опустили глаза, беспрестанно морщась. Обед происходил всего-то в паре метров от них.

Залихватский — обернулся к свидетелям обеда. Морда была в каплях крови. Сказал, жуя:

— Вкуснотища!

В тот момент, когда он повернулся назад — к трупу — щёлкнули два затвора и грохнули четыре выстрела. Людоед покачнулся… хотел глянуть на оперативников, но не смог — жизненные силы ушли и маньяк упал на пол. Пули засели глубоко в спине.

Милиционеры деловито убрали пистолеты туда — откуда их и достали, а именно — за пояса сзади. Сплюнули с облегчением. В кабинете было тихо.

— Точно яд не обнаружат? — спросил один, чтобы нарушить гнетущую паузу.

— Лепила дал 102 процента. Яд растворяется в крови и его невозможно отличить от кровяных телец. Решат, что Бузеев умер от болевого шока, что неизбежен, когда… тебя кушают живьём.

Откуда-то извне стало доноситься хлопанье дверей, неясные возгласы, кто-то что-то крикнул… И вот — дверь кабинета вновь отворилась. Сюда вошла полноватая дама в костюме с погонами, на которых желтели шесть звезд, за ней — двое в камуфляже и с автоматами (ОМОН), а также человек в белом халате и с чемоданчиком.

— Что? Здесь? Произошло? — спросила женщина, с прищуром глядя на оперативников. И те рассказали:

— Мы зашли к следователю за поручением. Видим, кто-то рычит и его терзает.

— На звук двери убийца обернулся… И мы узнали людоеда Залихватского. Вы бы видели его рожу, товарищ прокурор!

Оперативники расступились, открыв глазам пришедших два трупа. Прокурор сделала несколько шажков к покойникам, но… тут же вернулась. Неожиданно покачнулась. Человеком в белом халате и с чемоданчиком трепетно взял женщину за руку:

— Светлана Петровна!..

— У Бузеева нет верхней губы и века… — ответила женщина без эмоций. Потом повернулась к милиционерам: — Вы правильно сделали, что открыли огонь на поражение!

Она разухабисто прошлась по кабинету. Сказала властно:

— Сейчас мы проводим вскрытие и оперативно-розыскные действия. Эксперт на месте, надо вызвать анатома… — Прокурор недоуменно огляделась:

— Где, интересно, носит конвойного, что доставил Залихватского из СИЗО? Он должен сидеть здесь. Опасный преступник…

— Хорошо, что уже поздний вечер и в прокуратуре никого нет, — обронил человек с чемоданчиком.

Омоновцы недвижно возвышались у двери, поглаживая автоматы. Лица были бесстрастны.

— Одно радует, — грустно усмехнулась прокурор, — что дела нет. Всё ясно. Убийца мёртв, благодаря оперативникам уголовного розыска. Они сработали чётко и слаженно. Правда, бумаг придется пописать, но… это уже другой момент.

Розыскники приосанились, самодовольство явно проступили на лицах — по всей видимости на какой-то такой подобный разговор они и рассчитывали.

— Демонтаж камеры! — вдруг сказал человек в белом халате.

— Что? — удивились присутствующие.

— Надо демонтировать видеокамеру, — объяснил эксперт. — Вон, видите, у портрета президента — чёрный кругляш? Это и есть объектив скрытой камеры. Я лично вмонтировал.

Оперативники насторожились.

— Запись допроса скрытой камерой незаконна, — машинально сказала прокурор.

— Бузеев попросил не для суда, а для себя. Покойный писал книгу о маньяках, собирал материал. Вот и решил заснять допрос, чтобы потом ничего не упустить.

— Ой-ой, здорово! — размыслила женщина и впервые слабо, но улыбнулась. — Запись является вещественным доказательством преступления и, следовательно, из противозаконного деяния превращается в улику!

— Несомненно, — поддержал эксперт.

— С помощью записи мы установим, что явилось причиной агрессии Залихватского! — взбудоражено излагала прокурор. — Да и операм писать меньше на предмет применения оружия… Камера зафиксировала, что оружие оправдано. Так-так-так!

Розыскники окончательно приуныли.

Омоновцы всё гладили свои автоматы с бесстрастными лицами.

9. Против лома нет приёма

…Темные шторки на окне сами собой сомкнулись и я с облегчением отнял прибор от глаза. Поморгал этим глазом, приучая его к дневному свету. Впрочем, солнце явственно катилось на запад, наступал вечер. Я уж привык к тому, что наблюдаемые мною грехи занимали в реальном времени 10—15 минут, а по факту проходило несколько часов.

Ни неприятия, ни сожаления я ныне не испытал. Мной овладело равнодушие. Если несчастная семья вызывала жалость, а грабители-подонки ненависть в чистом виде, то… данные сволочи не всколыхнули во мне эмоций. Никаких! Может я жалел покойников, однако не настолько, чтобы осуждать их убийц. И наоборот…

— Этот крест оказался тяжелее, чем я предполагал, — выдавил я из себя реноме. Зашуршал пакетом, кладя туда прибор. Пора было идти в гости.

— Что, святой отец, Бог поднимает голову в нашей стране? — услышал я рядом мужской голос.

Я огляделся. Рядом, на лавочке, сидел мужичонка неопределенного возраста, маленькой телесной конституции, в драном пиджаке и рваной кепке. Заросший густой щетиной (не путать с бородой), несвежий, немытый… Типичный бомж.

— Или это временно? — усмехнулся «попутчик».

— Думаю, что власти одумались, — ответил я, чуть помедлив.

— Семьдесят советских лет думали, — отозвался мужик. — Приличный срок, а? Три поколения.

Мужичонка выглядел вполне трезвым и поэтому цели затеянного разговора для меня были не ясны. Пьяному-то охота поболтать, а пьяному бомжу тем паче… Но бомж, глаголящий о Боге просто так — это нонсенс!.. А может это и не бомж вовсе?.. Тогда кто?..

— Для Господа времени не существует. Для него тысяча лет, как один день, — осторожно сказал я. — Семьдесят лет для Бога — цветы во поле…

— Любое дитя, как тесто. Из него можно вылепить и пасхальный кулич, и фигурку вождя, — гнул мужик. — Мне на иконах рисовали Ленина, а моим детям рисуют Иисуса Христа. А детям детей вполне будут рисовать Путина…

— Люди во все времена жили по Божьему промыслу, — ответил я с небольшой паузой. — И будут жить. Иногда сложно прийти к Богу, иногда — нет, согласен… Только истинные врата одни. Вы… кто вы?

— Нельзя одной рукой пить святую воду, а другой поднимать стакан с водкой — изобретением Сатаны, — выдал с усмешкой мужик. — Человек как редкая сволочь — именно так и делает. Днём носит по улицам портреты Сталина или Ельцина, а вечером тайно, чтоб никто не видел, бежит в церковь поклониться настоящим иконам.

Мужик достал из кармана пачку папирос и закурил. Потом придвинулся ко мне, поманил меня пальцем:

— Иди-ка сюда.

В безропотно подставленное мною ухо мужик сказал:

— Ибо благодатию мы спасены через веру.7 Ты, я, они… Так вот, священник! — он встал, сказал умиротворённо: — Меня зовут Даня. Но моё имя известно лишь паре приятелей с Марксисткой улицы, с коими мы вместе живем в подвальчике. Моя прошлая жизнь — до бомжатника, не интересна ни хрена, а будущего у меня нет. Купи мне пивка, а, священник?..

* * *

Даня показал короткий путь к нужному мне дому на Марксистской. Как оказалось, это было по соседству с домом, где находился его подвальчик. Интересная картина: идут рядком рослый здоровяк в рясе,