Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения - Владимир Ленин

Но «Р. Дело» не только «защищало» «экономистов», а также и само сбивалось постоянно на их основные заблуждения. Источник этой сбивчивости лежал в двусмысленном понимании следующего тезиса программы «Р. Дела»: «важнейшим явлением русской жизни, которое главным образом будет определять задачи (курс. наш) и характер литературной деятельности Союза, мы считаем возникшее за последние годы массовое рабочее движение» (курс. «Р.Д.»). Что массовое движение есть явление важнейшее, об этом не может быть спора. Но весь вопрос в том, как понимать «определение задач» этим массовым движением. Понимать это можно двояко: или в смысле преклонения пред стихийностью этого движения, т.е. сведения роли социал-демократии до простого прислужничества рабочему движению как таковому (понимание «Раб. Мысли», «Группы самоосвобождения» и прочих «экономистов»); или же в том смысле, что массовое движение ставит перед нами новые теоретические, политические, организационные задачи, гораздо более сложные, чем те, которыми можно было удовлетворяться в период до возникновения массового движения. «Раб. Дело» склонялось и склоняется именно к первому пониманию, потому что оно ни о каких новых задачах ничего определенного не говорило, а {46}рассуждало все время именно так, как будто бы это «массовое движение» избавляет нас от необходимости ясно сознать и решить выдвигаемые им задачи. Достаточно сослаться на то, что «Р. Дело» считало невозможным ставить массовому рабочему движению первой задачей – низвержение самодержавия, принижая эту задачу (во имя массового движения) до задачи борьбы за ближайшие политические требования («Ответ», стр. 25).

Минуя статью редактора «Раб. Дела» Б. Кричевского в № 7 – «Экономическая и политическая борьба в русском движении», статью, повторяющую те же самые ошибки[34], перейдем прямо к № 10 «Р. Дела». Мы не станем, конечно, входить в разбор отдельных возражений Б. Кричевского и Мартынова против «Зари» и «Искры». Нас интересует здесь только та принципиальная позиция, которую заняло в № 10 «Рабочее Дело». Мы не будем, например, разбирать того курьеза, что «Р. Дело» усмотрело «диаметральное противоречие» между положением:

«Социал-демократия не связывает себе рук, не суживает своей деятельности одним каким-нибудь заранее придуманным планом или приемом политической {47}борьбы, – она признает все средства борьбы, лишь бы они соответствовали наличным силам партии» и т.д. (№ 1 «Искры»)[35]

и положением:

«Если нет крепкой организации, искушенной в политической борьбе при всякой обстановке и во всякие периоды, то не может быть и речи о том систематическом, освещенном твердыми принципами и неуклонно проводимом плане деятельности, который только и заслуживает названия тактики» (№ 4 «Искры»)[36].

Смешать принципиальное признание всех средств борьбы, всех планов и приемов, лишь бы они были целесообразны, – с требованием в данный политический момент руководиться неуклонно проводимым планом, если хочешь толковать о тактике, это значило все равно что смешать признание медициной всяких систем лечения с требованием держаться одной определенной системы при лечении данной болезни. Но в том-то и дело, что «Раб. Дело», само страдая болезнью, которую мы назвали преклонением пред стихийностью, не хочет признать никаких «систем лечения» этой болезни. Оно сделало поэтому замечательное открытие, что «тактика-план противоречит основному духу марксизма» (№ 10, стр. 18), что тактика есть «процесс роста партийных задач, растущих вместе с партией» (стр. 11, курс. «Р.Д.»). Это последнее изречение имеет все шансы сделаться знаменитым изречением, неразрушимым памятником «направления» «Раб. Дела». На вопрос: «куда идти?» руководящий орган дает ответ: движение есть процесс изменения расстояния между исходным и последующим пунктами движения. Это несравненное глубокомыслие представляет из себя, однако, не только курьез (тогда бы на нем не стоило особенно останавливаться), но и программу целого направления, именно: ту самую программу, которую Р.М. (в «Отдельном приложении к «Раб. Мысли»») выразил словами: желательна та борьба, которая возможна, а возможна та, которая идет в данную {48}минуту. Это как раз направление безграничного оппортунизма, пассивно приспособляющегося к стихийности.

«Тактика-план противоречит основному духу марксизма!» Да это клевета на марксизм, превращение его в ту самую карикатуру, которую противопоставляли нам в войне с нами народники. Это именно принижение инициативы и энергии сознательных деятелей, тогда как марксизм дает, напротив, гигантский толчок инициативе и энергии социал-демократа, открывая ему самые широкие перспективы, отдавая (если можно так выразиться) в его распоряжение могучие силы миллионов и миллионов «стихийно» поднимающегося на борьбу рабочего класса! Вся история международной социал-демократии кишит планами, которые выдвигались то одним, то другим политическим вождем, оправдывая дальновидность и верность политических, организационных взглядов одного, обнаруживая близорукость и политические ошибки другого. Когда Германия испытала один из величайших исторических переломов – образование империи, открытие рейхстага, дарование всеобщего избирательного права, – один план социал-демократической политики и работы вообще был у Либкнехта, другой у Швейцера. Когда на германских социалистов обрушился исключительный закон, – один план был у Моста и Гассельмана, готовых просто звать к насилию и террору, другой – у Хёхберга, Шрамма и (отчасти) Бернштейна, которые стали было проповедовать социал-демократам, что они своей неразумной резкостью и революционностью вызвали закон и должны теперь заслужить примерным поведением прощение; третий план – у тех, кто подготовлял и осуществлял издание нелегального органа{41}. Глядя назад, много лет спустя после того, как борьба из-за вопроса о выборе пути закончилась и история сказала свое последнее решение о пригодности выбранного пути, –  нетрудно, конечно, проявить глубокомыслие изречением о росте партийных задач, растущих вместе с партией. Но в момент смуты[37], {49}когда русские «критики» и «экономисты» принижают социал-демократию до тред-юнионизма, а террористы усиленно проповедуют принятие «тактики-плана», повторяющего старые ошибки, в такой момент ограничиваться подобным глубокомыслием значит выдавать себе «свидетельство о бедности». В момент, когда многие русские социал-демократы страдают именно недостатком инициативы и энергии, недостатком «размаха политической пропаганды, агитации и организации»[38], недостатком «планов» более широкой постановки революционной работы, – в такой момент говорить: «тактика-план противоречит основному духу марксизма» – значит не только теоретически опошлять марксизм, но и практически тащить партию назад.

«Революционер-социал-демократ имеет задачей, – поучает нас далее «Р. Дело», – своей сознательной работой только ускорять объективное развитие, а не отменять его или заменять его субъективными планами. «Искра» в теории все это знает. Но огромное значение, справедливо придаваемое марксизмом сознательной революционной работе, увлекает ее на практике, благодаря ее доктринерскому взгляду на тактику, к преуменьшению значения объективного или стихийного элемента развития» (стр. 18).

Опять величайшая теоретическая путаница, достойная г-на В.В. с братиею. Мы спросили бы нашего философа: в чем может выразиться «преуменьшение» объективного развития со стороны составителя субъективных планов? Очевидно в том, что он упустит из виду, что это объективное развитие создает или укрепляет, губит или ослабляет такие-то классы, слои, группы, такие-то нации, группы наций и т.п., обусловливая этим такую-то и такую-то международную политическую группировку сил, позицию революционных партий и проч. Но вина такого составителя будет состоять тогда не в преуменьшении стихийного элемента, а в преуменьшении, наоборот, сознательного элемента, ибо у него не хватит «сознательности» для правильного понимания объективного {50}развития. Поэтому один уже разговор об «оценке сравнительного (курс. «Рабочего Дела») значения» стихийности и сознательности обнаруживает полное отсутствие «сознательности». Если известные «стихийные элементы развития» доступны вообще человеческому сознанию, то неправильная оценка их будет равносильна «преуменьшению сознательного элемента». А если они недоступны сознанию, то мы их не знаем и говорить о них не можем. О чем же толкует Б. Кричевский? Если он находит ошибочными «субъективные планы» «Искры» (а он их именно объявляет ошибочными), то он должен был бы показать, какие именно объективные факты игнорируются этими планами, и обвинить «Искру» за это игнорирование в недостатке сознательности, в «преуменьшении сознательного элемента», выражаясь его языком. Если же он, недовольный субъективными планами, не имеет других аргументов, кроме ссылки на «преуменьшение стихийного элемента» (!!), то он доказывает этим лишь, что он (1) теоретически – понимает марксизм à la Кареевы и Михайловские, достаточно осмеянные Бельтовым, (2) практически – вполне доволен теми «стихийными элементами развития», которые увлекали наших легальных марксистов в бернштейнианство, а наших социал-демократов в «экономизм», и что он «зело сердит» на людей, решившихся во что бы то ни стало совлечь русскую социал-демократию с пути «стихийного» развития.