Пока ненависть не разлучила нас - Тьерри Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все покачивают головами, выражая свое восхищение, с завистью разглядывая складки праздничного наряда старшего мастера, который получает чуть больше, чем все остальные. Если приглядеться к этому праздничному костюму, то обнаружится грубый ручной шов, обвисшие шаровары, слишком короткие рукава кафтана, пожелтевшая рубашка. Но кому охота приглядываться?
Мусульманину хочется шагать прямо, смотреть гордо, носить красивый костюм, выговаривать сложные слова без акцента, вызывать восхищение своей красотой. И любой из нас верит, что достаточно хорошенько почувствовать Францию, пить ее, есть, и, когда все поры нашей смуглой кожи будут источать ее, кожа посветлеет и нас примут. Но это иллюзия. Теперь я знаю это твердо. Сколько бы мы ни старались, все будет мало.
Рафаэль
Загород! Поехать за город – да это же чудо какое-то! Своим наваждением я доставал родителей по утрам в воскресенье, когда наш квартал, не желая просыпаться, объявлял, что этот день он посвящает счастливой праздности.
И что это – «загород», куда толпой устремляются французские семьи, чтобы замечательно провести там воскресные дни? У каждой семьи свой загород? Или он один на всех, и там все встречаются, отдыхают и наслаждаются красотами природы?
– Папа, почему мы никогда не ездим за город?
– За город?
Папа на секунду оставляет газету и окидывает меня недовольным взглядом.
– Да, за город! Там полно зверюшек, там цветы, их можно собирать бесплатно! У нас все в классе ездят за город!
– Да, я знаю, ты мне уже говорил. Но у всех в классе есть домик за городом, или они навещают бабушку с дедушкой. А мы куда поедем? Повидать дедушку и бабушку? Так они живут на соседней улице.
Отец улыбается, довольный своей отповедью, и снова погружается в газетный калейдоскоп событий. Я так до конца и не понял, зачем ему нужен был этот калейдоскоп. Он радовался, что всевозможные неприятности обошли его стороной? Или старался лучше понять Францию, знакомясь с всевозможными отклонениями?
– Есть загород и для тех, у кого нет ни дома, ни родни, – вступает в разговор Жюльен, мой союзник по доставанию родителей. – Туда ездят, просто чтобы провести воскресенье.
– Хватит, дети. Я читаю газету. Идите во двор и поиграйте.
– Ага, поиграйте! Ты всегда читаешь газету или спишь! А нам скучно в этом паршивом дворе!
Похоже, братишка немного перегнул палку.
– Я работаю шесть дней в неделю как каторжный! И в воскресенье имею право отдохнуть! – взрывается отец.
Думаю, что Жюльену дорог не загород, а наше противостояние. Он никогда не говорил мне, что мечтает поехать в деревню. И двор наш мы вообще-то очень любим.
Мою страсть к загороду разжигают рассказы сверстников в понедельник утром. Коровы, лошади, куры, долгие прогулки в лес за грибами, малина, черная смородина, из которых варят варенье. Счастье кажется таким простым, таким доступным. Быть французом значит проводить воскресенье за городом.
Но дело не только в этом. Каждый понедельник, когда учительница просит принести в класс листья, цветы, шишки или еще что-то загородное, чего днем с огнем не найдешь на нашей улице, сердце у меня сжимается, и я вижу папу, который дремлет перед телевизором, опустив на колени газету. И в моей душе загорается гнев, и гасит его совсем другая картинка: папа ворочает баки с грязным бельем, вытирает пот, работая на гладильной машине. Мы купили прачечную, и папа изнашивает свое здоровье в жаре и парах перхлорэтилена, получая минимальный доход, потому что рядом открылся пункт сетевой чистки и услуги там дешевле.
И тогда мой гнев обрушивается на дуру учительницу, которой дела нет до того, что большая часть учеников в ее классе понятия не имеет, что такое загород.
И вот у меня два решения проблемы: или облазить весь квартал в поисках драгоценных даров природы, сумевших выжить в городских условиях, или выменивать их у счастливчиков на наклейки, шарики и другие ценимые нами вещи.
Но мне больше не хочется прибегать к этим крайним средствам. У меня созрел план.
– А ты что принес, Рафаэль?
В руках пусто, в ранце тоже. Доказательство преступной лени налицо. Такого спускать нельзя. Наказание: написать пятьдесят раз «Я участвую в работе в классе, я приношу на урок листья и цветы из загорода». Вообще-то мне велено написать только первую часть этого предложения, вторую я добавил сам, в надежде, что она мне поможет. Учительница не пожалеет о моем приливе рвения.
Я написал предложение пятьдесят раз и отправился к папе за подписью. Главное: полное спокойствие, никаких опасений, расстроенное лицо.
Отец, прочитав все пятьдесят строчек – как будто там могло появиться что-то новенькое! – реагирует так, как я предполагал: он в недоумении, огорчен и прячет свое огорчение за притворным гневом.
– Опять наказан!
Тут папа преувеличивает. У меня это всего-навсего второй случай, до привычного еще далеко.
– А где я их найду, эти листья? На балконе, что ли?
Папа хочет ответить, но ничего достойного ему в голову не приходит. Он в ловушке. И, естественно, возмущается.
– Ну и дела! Мне кажется, твоя учительница не имеет права распоряжаться моим свободным временем! Я напишу ей записку, выскажу свое мнение!
Караул! Непредвиденный поворот событий! Учительница ответит чистую правду: «Рафаэль должен был принести несколько листочков, сорванных в сквере». Нужно срочно ответить. Они не должны вступить в переписку!
– Не стоит, папа! Она только рассердится на меня. Она сказала, что мы могли бы поехать совсем близко, всего за несколько километров. Да и вообще она обойдется без подписи.
Я хватаю тетрадку и убегаю к себе. Боюсь, что папа меня окликнет, остановит. В ожидании задерживаю дыхание. Нет. Ничего. Я бросаюсь на кровать. Нужно успокоиться и обдумать свой провал.
Но мой план все-таки сработал.
В следующее воскресенье папа утром объявляет, что мы едем на пикник. За город.
Он разгадал мой план? Простил меня? Да ладно, не важно! В путь! Навстречу приключениям!
Мы все уселись в наш «Пежо 504». Мама взяла с собой завтрак – думаю, его хватило бы на целый летний лагерь. Мама очень не любит, когда нарушается привычный порядок дня. Но наш восторг примиряет ее с нарушением.
– Ну, ладно… Загород… А где это?
Все молчат.
– Рафаэль, куда ездят твои одноклассники?
Опять молчание.
– Не знаю. За город. Куда еще?
Папа ворчливо объявляет:
– Едем в сторону Вильфранш, там вроде зелено. Потом посмотрим.
Сердце мне сжимает тоскливое предчувствие. А что, если у нас ничего не выйдет? Что, если мы останемся в дураках? Разве есть указатели, на которых написано «Загород»? Нам что, трудно было разузнать о нем заранее?
Мы выезжаем из Вильфранша и едем узкими дорогами среди зеленых полей и пышных виноградников. Слева от меня Жюльен уткнулся в окно. Справа Оливье напевает песенку из «Белль и Себастьян»[9].
Папа нервно переключает скорости, вперившись в горизонт. Мама ласковым голосом подсказывает:
– Может, свернем направо? Поедем по этой дороге, здесь, мне кажется, очень загород.
Папа в ответ что-то ворчит и в конце концов останавливается у обочины.
– Думаю, приехали, так ведь? Можем тут расположиться и поесть на травке! Не ехать же целый день!
Мы оглядываемся. Зеленые поля и деревья насколько хватает глаз.
– Да нет… Я так не думаю. Здесь ни коров нет, ни лошадей…
– Даже ни одного петуха и курицы, – добавляет разочарованный Жюльен.
– Нет уж, дети! Мы за городом. Это очевидно. Кругом природа. Хоть два грузовика набивай листьями. А что до коров, так они, наверно, домой вернулись.
– Куда домой? Здесь и фермы нет. Нет, это не загород, – твердо заявил братишка.
– И выехали мы совсем недавно. Может, стоит еще проехать? – Мое предложение звучит крайне осторожно. Папа может взорваться и вообще повернуть домой. А представить себе, как мы, сидя в машине, едим бутерброды… Нет, это выше моих сил!
– А что, если спросить у кого-нибудь дорогу? – Мама, как всегда, попыталась исправить ситуацию.
– И что мы спросим? Скажите, как проехать загород? И у кого? Здесь, как видите, ни души, – сердито отозвался папа.
– Давай кого-нибудь найдем. Местные жители нам скажут, где можно устроить пикник, – примирительно предложила мама.
Папа ворчит. Мама говорит разумно, но ему не нравится. И все-таки мы снова пускаемся в путь, ищем местных жителей.
Через несколько километров папа заметил домик и старушку, сидящую на стуле возле крыльца.
Мы остановились, мама опустила стекло.
– Добрый день, мадам, мы ищем место, чтобы устроить пикник…
Старушка разевает рот и хохочет. Во рту у нее торчат несколько жалких черных корешков. Вряд ли такими можно жевать. Маму, похоже, напугало это зрелище, губы у нее брезгливо кривятся. Старушка бормочет что-то непонятное и машет рукой, показывая, куда ехать.
– Жак, поехали! У нее слюна изо рта течет, – шепчет мама.