Советское уголовное уложение (научный комментарий, текст, сравнительные таблицы) - Сергей Маликов

Оценивая дефиницию преступления, сформулированную А. Ф. Бернером, Н. А. Неклюдов замечает, что она имеет несомненные преимущества перед определениями, данными другими учеными, но также не вполне удовлетворяет научной цели. «Определением понятия преступления должно быть выяснено как самое содержание уголовного права, так и отличие его от права частного и полицейского как пограничных ему предметов; следовательно, определение преступления должно заключать в себе резкое отличие неправды уголовной от неправды гражданской и полицейской. Этот вопрос, бесспорно, один из самых капитальных и труднейших вопросов уголовного права; не одно перо криминалистов преломилось над ним бесплодно…»139.

Во-первых, критике подвергается утверждение, согласно которому гражданская неправда есть неправда добросовестная, уголовная неправда – неправда злонамеренная. Однако очевидно, что не всякое преступление злонамеренно и не всякий гражданский иск добросовестен. Если бы утверждение А. Ф. Бернера было справедливым, «то всякая, заведомо неправая, гражданская тяжба должна бы быть отнесена к праву уголовному и, наоборот, – всякий незлонамеренный уголовный поступок должен бы быть отнесен к праву гражданскому»140.

Во-вторых, высказанное положение, согласно которому неправда уголовная посягает на самую сущность права, чего нет в неправде гражданской, непонятно для самих авторов, использующих его в дефиниции преступления (например, кроме А. Ф. Бернера, А. П. Чебышев-Дмитриев141). Самое главное не ясно, что понимается под «самой сущностью права»? А. П. Чебышев-Дмитриев в этом случае говорит о «явном нарушении права». Но вполне понятно, что не всякий явный поступок можно априори признать преступлением, например, открытый отказ от платежа долга и др.

Наконец, в-третьих, авторы игнорируют то, что «все права – суть права общественные… всякое право, какое бы оно ни было, может быть предметом всех неправд – уголовной, гражданской и полицейской – стало быть, нельзя и разграничивать эти неправды различием характера права»142. Другими словами, необоснованным является утверждение о том, что гражданская неправда есть нарушение чьих-либо частных прав, поставленных в полную зависимость от частного произвола, а преступление есть нарушение учреждений, установленных в интересах общественного порядка. Поэтому под последним следует понимать посягательство, направленное непосредственно на «самый объект права или на самого конкретного представителя его, так сказать, на самый корпус права, все равно – личный или вещный»143.

Таким образом, ко времени подготовки Советского уголовного уложения в теории уголовного права понятию преступления уделялось достаточно много внимания, были разработаны различные подходы к его определению. Однако, как указано выше, комиссия по составлению Уложения не воспользовалась имеющимися научными разработками, предпочтя закрепление формального малоинформативного определения его понятия, исходя из подхода, неоднократно подвергавшегося критике в литературе.

В Уложении выделяются два вида деяния: преступления и проступки. Критериями их разграничения выступает максимальное наказание, предусмотренное законом за совершенное деяние. «Преступные деяния, за которые в законе определено, как высшее наказание, лишение свободы на срок выше шести месяцев или лишение всех или некоторых политических прав, именуются преступлениями»; а преступные деяния, за которые в законе определено «как высшее наказание, лишение свободы на срок не свыше шести месяцев или денежная пеня, именуются проступками».

Как известно, Уголовное уложение содержит три вида деяний, также классифицируемых исходя из возможного максимального наказания за их совершение: 1) тяжкие преступления; 2) преступления и 3) проступки. К первым относятся преступные деяния, за которые в законе определены в качестве наиболее строгого наказания смертная казнь, каторга или поселение; ко вторым – деяния, совершение которых наказывается заключением в исправительном доме, крепости или тюрьме. В Советском уголовном уложении эти категории преступлении объединены воедино.

Проступками признаются деяния, за которые в законе предусмотрены наказания в виде ареста или денежного пеня. В этом случае характеристики проступка по Уголовному уложению и Советскому уголовному уложению во многом совпадают (максимальный срок ареста составлял 6 мес., этот же срок указывался во втором акте применительно к лишению свободы).

Общественно опасные деяния, совершенные в возрасте до 17 лет, не признаются преступлениями. Дела в отношении указанных лиц должны передаваться комиссиям по делам несовершеннолетних.

В литературе выделяется возраст, который относится к так называемой полной невменяемости, – до 14 лет. В это время воля подростка находится под влиянием, с одной стороны, инстинктивных потребностей, с другой стороны – других лиц (родителей, сверстников, старших по возрасту и т. д.). «Субъекту этого возраста чуждо как ясное понимание о правом и неправом, так и способность сознательного выбора между добром и злом, а следовательно, способность к самоопределяемости»144.

Вопросы ответственности указанных лиц в Уголовном уложении решены иначе. Согласно ст. 41 Уголовного уложения «не вменяется в вину преступное деяние, учиненное несовершеннолетним от десяти до семнадцати лет, который не мог понимать свойства и значение им совершаемого или руководить своими поступками», т. е. в основе регулирования лежат положения о вменяемости лица. В соответствии со ст. 39 Уголовного уложения «не вменяется в вину преступное деяние, учиненное лицом, которое во время его учинения не могло понимать свойства и значение им совершаемого или руководить своими поступками вследствие болезненного расстройства душевной деятельности, или бессознательного состояния, или же умственного неразвития, происшедшего от телесного недостатка или болезни».

В юридической литературе XIX в. подчеркивается: «Учение о виновности и его большая или меньшая глубина есть как бы барометр уголовного права. Оно показатель его культурного уровня»145.

Определяя «виды виновности», Советское уголовное уложение практически дословно имплементировало формулировки, заложенные в Уголовном уложении1903 г. Так, называются умышленная и неосторожная формы вины. При этом виды вины формально не выделяются, хотя, судя по дефинициям, они несомненно подразумеваются. В ст. 6 Советского уголовного уложения (ст. 48 Уголовного уложения) говорится: «Преступное деяние почитается умышленным не только когда виновный желал его учинения, но также когда он сознательно допускал наступление последствия, обусловливающего преступность сего деяния»; преступное деяние признается неосторожным «не только когда виновный его не предвидел, хотя мог и должен был оное предвидеть, но также когда он хотя и предвидел наступление последствия, но легкомысленно предполагал такое последствие предотвратить».

Уголовная ответственность за деяние, совершаемое по неосторожности, наступает только в специально предусмотренных случаях.

«Проступки наказываются при наличности не только вины умышленной, но и неосторожной, за исключением случаев, особо законом указанных».

По поводу определения умысла в Уголовном уложении в объяснительной записке указано: понятие умысла или вины умышленной определяется двумя признаками – сознанием совершаемого и направлением воли («хотением»). Желание составляет главный момент этого вида виновности, так как желать или даже допускать что-либо возможно только при сознании желаемого. «Поэтому комиссия в свое определение первого вида умысла и внесла только момент хотения, не упоминая о сознании действующего, хотя само собой разумеется, что при разрешении в каждом отдельном случае вопроса об умышленности этого рода суд должен прежде всего установить наличность сознания, а потом уже определить направление воли действовавшего»146. Кстати сказать, такой же подход применен и при определении сути умышленной формы вины в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных.

Н. Д. Сергеевский говорил не только об осознании как интеллектуальном элементе вины, но и о предвидении наступления последствий деяния147.

В теории уголовного права неосторожной форме вины не придавалось самостоятельного значения. Она рассматривалась как дополнение к умышленной форме вины. Н. С. Таганцев выделял два его вида («два оттенка»):

1. При первом виде лицо сознавало совершаемое деяние, но у него не было желания наступления последствий— преступная самонадеянность;

2. При втором виде осознание характера совершаемого деяния отсутствует – преступная небрежность148.

Н. А. Неклюдов, предлагая под неосторожностью понимать такого рода деяния, которые происходят по неосмотрительности лица, выделял два ее вида: