Дивизия имени Дзержинского - Самуил Штутман

Весь личный состав был одет по-разному: одни в старых шинелях, другие в пиджаках, а значительное количество бойцов, в основном прибывших с фронта, в кожаных тужурках и брюках. Головные уборы были всякие – фуражки, кепки и шапки. Все были вооружены личными револьверами. По нашему мнению, предпочтение отдавалось лицам, одетым в кожаные тужурки и брюки с револьвером на правом боку, на поясе. Мы все почему-то верили, что так одетые наши бойцы очень нравились москвичам. Нам казалось, что и девушки скорее знакомились с обладателями тужурок, нежели с другими, обладавшими старыми шинелями или пиджаками[41].

Питание наше в основном состояло из перловой крупы, которую мы называли «шрапнелью». Эта крупа была у нас на завтрак, на обед и на ужин. Из нее ежедневно готовили кашу и суп. Мясо было редкостью. Однажды начальник снабжения Соколовский, пользуясь тем, что 1-й автобоевой отряд организован ВЦИКом и тем, что он лично знал многих работников ВЦИК, достал в Кремле 15 бараньих туш, сливочное масло, немного сахара и других продуктов. Это было большим праздником. Три дня мы получали мясные обеды и ужины. Все мы были очень довольны и гордились, как своим отцом, ВЦИКом. Я с уважением вспоминаю всех товарищей, что у нас никаких пьянок не было. Такая обстановка сыграла большую роль в деле сплочения разнонационального состава отряда. Отряд жил единой семьей, и ни с чьей стороны не было никаких национальных упреков, укоров и тем более оскорблений. Более того, дружба этого коллектива в последующей боевой деятельности отряда сыграла огромную роль.

Гостиница «Спорт» не отапливалась, и во время ненастной погоды было холодно. Иногда ночью кто-нибудь вскакивал с постели и выходил в коридор, а затем, чтобы лучше согреться, выходил на улицу и давал волю своим ногам.

Несмотря на все тяжелые условия жизни, коллектив был дружным. Все жили с одной мыслью: скорее на фронт. Не было ни одного случая дезертирства, хотя двери гостиницы были всегда открыты. Не только дезертирства, дисциплинарных проступков не было, каждый считал своим долгом быть дисциплинированным и гордился этим. В этой спайке надо отдать должное группе бойцов, побывавших на фронте и сроднившихся в боях. Все мы жили интересами нашей Родины, попавшей в беду, и думать в это тяжелое время о каких-то личных делах считалось святотатством.

Вскоре настал день, когда всех нас собрали в одну комнату и объявили, что отряду присвоено название 1(52)-й Автоброневой отряд им. Я.М. Свердлова, командиром которого назначен наш фронтовик т. Власов и комиссаром – Костя Журавлев. Последний был комиссаром 1-го автобоевого отряда.

Тов. ВЛАСОВ был коммунистом, шахтером, мужчина огромного роста, лет 30 от роду. По виду его лицо не было энергичным, оно было добродушным. И действительно, он никогда не ругался и очень редко, в исключительных случаях, высказывал кому-нибудь надоевшему свое неудовольствие. Много было желающих вывести его из терпения, но Власов, обладая огромной физической силой, был непоколебимым. Образование его было низшим. Как старый солдат, он обладал военным опытом, но географической карты читать не мог. Когда назвали его командиром отряда, мы все обрадовались. Отдельные товарищи даже высказались вслух: «Хороший товарищ, с ним не пропадешь».

Тов. ЖУРАВЛЕВ комиссаром отряда был с нами на фронте, и поэтому по его адресу никаких выступлений не было.

Костю Журавлева все хорошо знали и уважали. Сам он был невысокого роста, тщедушным, но остроумным и с очень добродушным, открытым русским лицом. Он кропотливо вел политическую работу, держал нас в курсе всех событий как внутри страны, так и за ее рубежом. По всем вопросам он всегда помогал нам.

Командир отряда, потребовав внимание, объявил нам: «Товарищи, получено распоряжение об отправке отряда на фронт в распоряжение 1-й Конной армии т. Буденного». Все затихли и с радостью переглядывались между собой. Через несколько секунд все кричали, стараясь перекричать друг друга. Начались возгласы. Первыми были слова т. Лылина, который кричал: «Ура! Товарищи, это нас Ленин посылает. Да здравствует товарищ Ленин!» Все мы – русские, латыши, поляки и др. – говорили друг другу, что кому вздумается. Были слышны возгласы: «С буденновцами не пропадем! Дадим жару деникинцам! Да здравствует 1-я Конная!» Казалось, все стали богатырями. Одни лишь венгерцы вели себя сдержанно. Они не знали русского языка, ни тем более латышского или польского. Несколько товарищей кричали им, что едем на фронт, в Первую Конную армию. Один из венгерцев, тов. Тоут, неплохо говоривший по-русски, вынужден был стать переводчиком, и все венгерцы присоединились к общему ликованию.

Может быть, 5 или 10 минут длилось общее ликование перед тем, как командир отряда начал читать первый приказ о назначениях.

Он читал: начальником снабжения – т. Соколовский Антон. Главным механиком – т. Буш Иоган. Начальником связи – т. Гроссман. Лекарским помощником – т. Ефимов. Адъютантом – т. Битчул (как умеющий читать географическую карту). Старшим писарем – т. Буш Карл. Командир отряда перечислил всех командиров броневых и боевых машин, их помощников, пулеметчиков, запасных шоферов и пулеметчиков, кладовщиков и др. Затем он сказал, что для боевых действий отряду переданы 2 броневые машины системы «Остин» и «Фиат» и вместо 16 дано 14 боевых полуторатонных грузовиков системы «Фиат». Командир отряда сказал мне и Дамбиту, что машин для нас нет и их нужно нам самим доставать. Мы немного расстроились. Но делать было нечего, надо было как-то доставать машины. Не ехать же на фронт без машин! Тов. Власов добавил: «Не волнуйтесь, товарищи, ничего не поделаешь. Вы знаете, что наши заводы автомобилей не делают, и поэтому как-то надо выходить из положения». Мы в один голос заявили: не беда, две машины мы найдем.

На следующий день рано утром на Петроградском шоссе против гостиницы «Спорт» стояли 6 человек в кожаных тужурках и брюках, вооруженные револьверами. Это были: начальник боевой машины Дамбит, начальник боевой машины Марцинко (Дамбит взял его в помощь как рослого и здорового парня) и два пулеметчика. Со мной были мои помощники Дебляков и пулеметчики Лылин и Катона. Мы группой стояли на обочине шоссе и смотрели за движением. Нужный нам грузовичок не появлялся. По шоссе проезжали больше на лошадях. Иногда проскакивали легковые автомобили, но они нас не интересовали.

Изредка проходили и автогрузовики старых иностранных марок с резиновыми лентами на колесах, которые для боевых действий были, по нашему мнению, непригодны из-за плохой их проходимости по проселочным дорогам. Пулеметчик Лылин не стоял на месте, ходил взад-вперед и волновался. Наконец, он предложил пойти к Тверским воротам, мотивируя тем, что там больше движение. У Тверских ворот мы простояли около получаса, но ни одного необходимого нам грузовичка не увидели. Мы задержали однотонный грузовичок французской фирмы «Рено», но, когда его осмотрели, признали его непригодным. Затем прошли по Тверской до Охотного ряда. Движение автомашин по Тверской было очень редким, и мы были уверены, что не пропустили подходящую нам машину. От Охотного ряда я со своей группой наметил маршрут по Петровке, Каретному ряду, Долгоруковской, Лесной и Петроградскому шоссе, а Дамбит с своей группой решил идти по Никитской, Кудринской площади, Красной Пресне и Петроградскому шоссе. На углу Тверской и Охотного ряда мы простояли минут 15, поправили пояса, фуражки и разошлись по намеченным маршрутам. Проходя Петровку, мы не видели ни одной подходящей нам машины. Мы вышли на Каретный ряд, и вдруг Лылин вскрикнул: «Вот она! Бежим!» Мы быстро, как по тревоге, побежали к автомашине, стоявшей у тротуара. Бежали мы изо всех сил, боясь, что машина уйдет. Когда я подбежал к машине, Лылин уже стоял в кузове, за ним прыгнули в кузов Дебляков и Катона, а я сел рядом с шофером на сиденье. Я попросил шофера отвезти нас в гостиницу «Спорт». Шофер не соглашался. Через 5 минут шофер согласился отвезти нас, а еще через 10 минут машина стояла во дворе около гостиницы «Спорт», где проходила работа отряда по подготовке машин. Шоферу были выданы соответствующие документы, свидетельствующие о взятии машины на фронт, а мы немедленно приступили к ее подготовке. Нужно было установить треноги для пулеметов, сделать ящик в передней части кузова для хранения коробок с пулеметными лентами с общим количеством до 9 тысяч патронов, снять передние фары, так как они на солнце давали отблеск, что в бою не годилось. Осмотр машины и регулировка мотора были для всего отряда намечены в г. Подольске, где комплектовался наш поезд. Через два часа после нас Дамбит с своей группой тоже прибыл с машиной.

Таким образом, на вооружении 1(52)-го бронеотряда были два броневика, 16 боевых полуторатонных грузовиков итальянской фирмы «Фиат» с командой из четырех человек и вооруженных 2 пулеметами каждая, два грузовика для подвозки горюче-смазочных материалов и боеприпасов, одна легковая машина и несколько мотоциклов для связи. Полуторатонные грузовики не были бронированы, в их кузовах никаких мешков с песком тоже не было. Был обычный грузовик без передних фар и переднего стекла шофера. Этот грузовик был очень проходим по проселочным дорогам. По своей проходимости он почти равнялся проходимости буденновской тачанки. По отношению бронирования или другой защиты мы на основании боевого опыта считали, что бронированная машина для грунтовых дорог является тяжелой и очень малопроходимой. Это подтверждалось тем, что наш броневик «Остин» за время боевых действий отряда с дивизией Киквидзе ни разу не снимался с железнодорожной платформы. Ни в одном бою наш броневик не участвовал. С другой стороны, мы также считали, что кавалерист и пехотинец воевали небронированными, так почему же мы не можем воевать на обычных автогрузовиках? Исходя из вышеуказанных положений мы твердо были уверены, что полуторатонный открытый, небронированный автогрузовик был самой лучшей боевой машиной того времени. Мы очень любили свои машины и считали свои соображения совершенно правильными. Дальнейшие боевые действия полностью подтвердили нашу точку зрения.