Безумные сказки Андрея Ангелова. 2021 год - Андрей Ангелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом со стеной зияла свежевырытая могила, откуда минуту назад был вытянут (на двух веревках) красный гроб с нашитым на нём черным крестом. Деревянный ящик достали двое мужичков в затрапезной одежде, обоим лет где-то по 30-ти. Бывшие зэки, — явно! Один часто кашлял как во время разговоров, так и без оных, — туберкулез, к Ванге не ходи.
— Как считаешь, удачно зашли? — прозвучал заинтересованный вопрос от рыжего Иннокентия.
— Самого жмура я не видел, но видел похороны, — кашлянул Митя. — Это… было круто!
— Тогда… тогда почему этого… дятла похоронили в таком нищем гробике? — Иннокентий слегка пристукнул кулаком по крышке, под которой покоилась трупная начинка.
— Хрен его знает, — беспечно кашлянул Митя. — Вполне, что гробик сострогали скромняшечкой, дабы оградить трупачок от ублюдков вроде нас.
— А есть ишо варианты? — полюбопытствовал Иннокентий.
— Есть, Кеша, — зевнул приятель. — Быть мож… таков наказ покойника, который… последовал примеру Ивана Васильевича Грозного. Царь Иван наказал похоронить себя в монашеской рясе, что и было воплощено челядью.
— Для чего? — не врубился Кеша, недоуменно щурясь. — Поиздержался што ль?..
— Та не, — усмехнулся Митя. — Царь Иван просто бздел попасть в ад за то, што сгубил уйму народа, залил кровью Русь. И вот дабы показать Богу раскаяние и смирение, он и лёг в свой склеп в одежде монаха.
— Ааа… Кинул Господу леща, — сообразил Кеша. — Мыслил, что типа Бог его помилует и в ад не пошлёт.
— Ага. Вполне, што наш жмур тоже мыслил похожим образом, — Митя откашлялся и подхватил топор с земли. — А может и не мыслил. Давай робить, в общем, ща узнаем…
За несколько секунд веревки были сдернуты с гроба. После мужички — с помощью топора и выдерги, отломали крышку. Слышались скрежет выдираемых гвоздей и пыхтенье.
— Харэ! — наконец, подытожил один из грабителей. Мужички отбросили инструмент и вновь отёрли пот. Отряхнули руки. Осталось поднять крышку.
— Ты знаешь, Кеша, почему живым гаврикам принято выкать, а жмурикам — тыкать? — вдруг прозвучал вопрос в могильной тишине.
— Живым тоже тыкают, — удивился Иннокентий. — Я ж не выкаю тебе, а ты… мне. А?
— Я говорю, ваще, о правилах в обчестве, — пояснил подельник. — Мы с тобой кореша и без церемоний. А в… трамвае, в аптеке, в…
— В магазине?
— Да, и в магазине… — незнакомые граждане выкают. Ты ж не гришь халдею «Дай мне пива»? А ты гришь «Дайте пива»!
— Ну… верно… — задумался Кеша.
— А жмуров всегда тыкают. Им всегда грят: Пусть те земля будет пухом.
— И… что с того? — удивился приятель. — Какого хрена?
Митя с превосходством ощерился:
— У живого гаврика есть душа. А у жмура души нетути, она отлетает в момент смерти. Поэтому ему тыкают, а гаврику выкают. Так-то, Кеша. Вся соль в душе!
— О, бля! — поразился подельник, с веселым удивлением глядя на Митю. — Ну ты ваще бля!.. Знаешь… я вот што скажу — добрый бы из тебя получился монах, если б не выгнали из обители за пьянку.
Торжество, на удивление, исчезло из глаз Мити, он… как-то грустно усмехнулся. И рыкнул:
— Харэ болтать! Робим!
Мужички приподняли крышку на «попа», выдирая остатки гвоздей… Толкнули её — крышка упала на землю.
— Фууу! — оба глянули на мертвеца.
В деревянном ящике лежал молодой мужчина с прямым пробором на голове. Руки крест-накрест, а на мизинце мутно переливался в лунном свете жёлтый перстень с большим зелёным камнем.
— Ой-ёй! — Митя с усилием приподнял трупческую руку. — Знатный изумрудик!
— И кафтанчик в цвет, нулёвый, — обрадовано произнес напарник, трогая воротник серого фирменного костюма, в который был облачен труп. — Тыщ пять бакинских, не менее…
Мужички без долгих разговоров подхватили труп за ноги и голову:
— Раз… Два…
— Три!.. — труп был вынут из гроба и положен рядом. Сам гроб мужички скинули назад — в могильную яму. Затем, с изрядной сноровкой, раздели покойника. После Митя занялся съёмом перстня, а Кеша отошёл к ногам, — снять туфельки. Любое кольцо не так просто снять с пальца трупа, Митя тихо матерился и безуспешно дергал холодную, тяжелую, твердую руку покойника.
— Твою маму!.. Кеша! — не выдержал он. — Дай мне перо-бабочку, ща отрежу палец ему…
Приятель не спешил подавать испрошенное и Митя нетерпеливо обернулся. Последнее, что он увидел — это лезвие топора, занесенное в темно-синих небесах. Лезвие, с противным чавканьем, глубоко и точно вонзилось Мите между лопаток. Бывший монах прошептал нечто невнятное и упал ничком на жмура!
— Так-то лучше, — Кеша приподнял топор за топорище — инструмент приподнялся вместе с наживлённым на него человеком, так глубоко сидел в спине. Убийца отставил пакет с фирменной одеждой в сторонку и взялся обеими руками за топорище. Стал отходить, мертвый подельник на топоре волочился следом. Кеша столкнул труп в могилу вместе с топором в спине и вернулся к выкопанному жмуру. Опустился перед ним на коленки, взялся за кольцо основательно и… дёрнул изо всех сил. Безуспешно! Тогда… убийца выхватил нож-бабочку, выкинул лезвие и два раза с нажимом — полоснул по мизинцу. Палец отскочил, а перстень плавно соскользнул в жаждущие лапы Иннокентия.
— Супер! — осквернитель наставил украшение на луну, любуясь. Огромный зелёный камень в золотом обрамлении, в свете причудливого лунного света. Фееричное зрелище!
В шею Кеши вонзился клинок длинной финки. Он натужно всхрипнул… из носа истекла кровь, и подонок рухнул на жмура! На то самое место, где пять минут назад лежал убитый им приятель. И практически в той же позе.
Здоровенная ладонь с грязными ногтями схватила Кешу за плечо, рванула. Труп перевернулся с живота на спину. Над Кешей склонился косматый, бородатый мужик в телогрейке. Поднял перстень, глянул на него с прищуром, крякнул:
— Седни у меня ниче так улов. — Он без суеты и деловито… — положил драгоценность в карман, любимую финку отправил следом, прежде обтерев о Кешу, заглянул в пакет с костюмом за пять тыщ и одобрительно хмыкнул. Потом сбросил в могилу покойников.
— Эх, — мужик поднял лопату-штыковку с кучи земли, рядом с ямой. — А сторожем быть тоже… ниче так себе работа…
Он начал кидать землю, засыпая яму с тремя покойниками. Насвистывая в такт своим движениям какую-то явно разухабистую мелодию.
6. Ранним солнечным утречком
Мое сознание разбудил солнечный луч, погладивший лицо. Я приоткрыл глаза и с наслаждением потянулся. Затёкшие члены благодарно вздохнули. Я по-прежнему полулежал, прислонившись к стене — спиной, ощутимая нагрузка на позвоночник!
— Семь часов утра, — послышался женский голос. — Пора завтрака.
Я неловко повернул голову к окну — там находилась портье, она стояла вполоборота ко мне и рассматривала улицу в прибор.
— Эля… — выдавил я. Не имея возможности осмотреть себя в столь неудобном положении — я быстренько себя ощупал и понял, что одет. Это немного успокоило. Я рывком сел на кровати, пружины нежно скрипнули.
— Доброе утро, отец Борис, — продолжила девушка. Мне показалось, что она улыбается, хотя по профилю определить эмоцию было трудно. Эльвира повернулась ко мне, глядя на меня в прибор. После убрала его, подмигнула:
— Я принесла вам супчик, как и обещала.
— Ааа… эм… — языком овладел столбняк. Человек со сна гораздо менее умеет выражать свои мысли, нежели в любом другом состоянии.
— Я стучала! — сказала Эля. — А когда вы не открыли — то толкнула дверь на всякий случай. Она оказалась не заперта. Я и вошла.
Поскольку я не сводил с неё суматошного взора — портье добавила:
— Я неправильно поступила, да?.. — голос дрогнул.
— Где вы взяли прибор, что у вас в руке!? — спросил я, обнажая причины своей тревоги.
— Ч-что?.. — Эля недоумённо глянула на прибор. — Лежал рядом с вашей кроватью, на полу.
— И что вы сейчас увидели!? — мне вдруг захотелось заорать, но я сдержался.
Взгляд Эльвиры отразил тревогу, она… явно хотела вымолвить что-то участливое, но… сдержалась. Пожала плечиком:
— Что можно увидеть в подзорную трубу?.. Улицу. Дома. Людей…
