Друид - Клауде Куени

Тут же несколько преторианцев из личной гвардии Цезаря подняли щиты, прикрывая своего полководца. Критские лучники, стоявшие слева и справа от деревянного помоста, натянули тетиву своих луков, целясь в Базилуса. Но он даже не пошевелился и, довольно улыбаясь, обвел взглядом римских солдат. Моему другу явно польстило, что он сумел в одиночку нагнать такого страху на своих врагов. Громко рассмеявшись, Базилус бросил свой меч на землю, туда же, где лежала целая груда оружия, совсем недавно принадлежавшего свободолюбивым кельтам.

— Мы еще увидимся с тобой, Корисиос? — спросил Базилус. Эту фразу он произнес достаточно громко, веселым голосом, словно не замечая хмурых лиц римских легионеров.

Преторианцы направились к нему с поднятыми гладиусами. Некоторые легионеры уже достали свои пилумы и, подойдя к Базилусу, попытались оттеснить его подальше от помоста, на котором восседал их полководец. Мой друг повернулся к ним с недовольным видом. Он взглянул на солдат с таким презрением, словно это были всего лишь досаждавшие ему мухи, а не вооруженные легионеры, острия пилумов которых почти касались груди Базилуса. Он не боялся, что может умереть от рук римлян, ведь однажды я предсказал ему, при каких обстоятельствах закончится его жизненный путь, поэтому Базилус знал, что в тот день ему ничто не угрожало. Он рассмеялся в лицо легионерам, повернулся и зашагал назад, к лагерю кельтов. Мне показалось, что мой друг стал старше. Трудности, перенесенные за время длительного перехода, наложили на его лицо свой отпечаток: щеки Базилуса впали, а на лбу залегли морщины.

Сдача оружия затянулась и продолжалась все утро. Кельты приняли условия капитуляции, поэтому после обеда в лагерь римлян привели заложников, предоставленных гельветами. Я не мог смотреть на душераздирающие сцены, разыгрывавшиеся прямо у меня на глазах. Мое сердце готово было разорваться от горя. Дети громко плакали, а легионеры, которые надевали тяжелые кандалы на маленькие ручки, не обращали на их плач никакого внимания и даже не пытались быть осторожнее, чтобы причинять им меньше боли. При виде этой сцены у Валерия Прокилла на глаза навернулись слезы. Хотя он был взрослым мужчиной, которому многое довелось пережить, вид заложников-гельветов напомнил ему о том далеком дне, когда его самого увозили в Рим, словно раба. Мне так хотелось сказать детям что-нибудь в утешение и попытаться убедить их, что несчастье, с которым человек нашел в себе силы смириться, переносится гораздо легче. По крайней мере, так гласила кельтская мудрость. Но вряд ли маленькие заложники смогли бы понять смысл сказанного мною. Через несколько дней с детей и женщин снимут кандалы и будут обращаться с ними как с желанными гостями. Во всяком случае, дети не останутся без присмотра — рядом с ними обязательно будет кто-нибудь из их племени. Среди заложников я увидел также нескольких мужчин разного возраста, которые наверняка происходили из знатных семей. Как правило, в таких случаях выбирали несколько человек из каждого клана. Чаще всего заложниками становились те, кого любила вся семья — близкие и далекие родственники, потому что только таким образом римляне могли заставить побежденные племена действовать в соответствии с условиями, выдвинутыми победителем.

Ближе к вечеру гельветы передали римлянам всех сбежавших рабов. Тех невольников, которые не хотели возвращаться к своим прежним хозяевам и, сопротивляясь, нанесли раны легионерам, распяли на крестах. Кстати, этот обычай римляне переняли у карфагенян, которые таким образом приносили жертвы своим богам. Римляне же стали использовать способ, которым умерщвляли жертву во время ритуального жертвоприношения, как мучительную казнь. По их мнению, распятие на кресте позволяло не только лишить человека жизни, причинив ему невероятные страдания, но и сделать из него посмешище.

В течение последующих нескольких дней по распоряжению Цезаря в лагере устраивали пиры. Рынки на много миль вокруг опустели — все продукты скупили римляне. Проконсул хотел порадовать своих отважных легионеров царскими блюдами. Произнося одну из торжественных речей, он похвалил мужество и храбрость солдат и в очередной раз сообщил, что он уже отдал приказ своему квестору выдать каждому легионеру премию в размере годового жалованья. Обычно такой чести могли удостоиться только граждане Рима, но Цезарь решил в очередной раз пренебречь всеми правилами и обычаями. Он велел выплатить вознаграждение всем, кто сражался на его стороне, то есть значительную прибавку к жалованью должны были получить и всадники-кельты. Цезарь лично принял в своей палатке командиров кельтской кавалерии, которые присоединились к вспомогательным войскам римлян вместе с верными им воинами, и передал им деньги.

Знатные представители разных племен (многие из которых даже не могли вернуться в собственные оппидумы, поскольку были изгнанниками), решившие служить Цезарю, стали богатыми людьми. Я понял, что проконсул и здесь действовал с тонким расчетом: выдав вознаграждение всем своим воинам, а не только гражданам Рима, он вогнал клин между соперничающими кельтскими племенами, и разногласия между ними стали еще сильнее. Чтобы выплатить столь высокие премии, обещанные солдатам, Цезарь был вынужден использовать собственные денежные резервы. Узнав об этом, Мамурра просто взбесился.

— Ты тратишь деньги, которые я еще не успел сосчитать! Почему бы нам наконец-то не выплатить все твои долги, Цезарь?

Личный казначей проконсула был одним из немногих людей, которые могли позволить себе разговаривать с Цезарем подобным тоном.

— Какой смысл выплачивать долги? Рассчитавшись с кредиторами, я потеряю Галлию, — спокойно ответил Цезарь. — Дружба с эдуями для меня гораздо важнее, чем какой-нибудь укрепленный лагерь посреди этой глуши, в котором можно хранить провиант для моих войск.

— Ты пообещал царские короны такому количеству галлов, что на всех вождей этих бесценных символов власти наверняка не хватит, — примирительным тоном добавил Мамурра и широко улыбнулся. В конечном итоге он беспрекословно выполнил все приказы Цезаря.

Почти все вечера проконсул посвящал составлению писем, которые гонцы должны были как можно быстрее доставить в Рим. Всем членам сената и кредиторам Цезаря следовало узнать, что в Галлии он наткнулся на настоящую золотую жилу. Пусть всему Риму станет известно, как он победил гельветов, которые благодаря соседству с воинственно настроенными германцами всегда считались самыми отважными из кельтов.

Гельветам, латовикам, тигуринам и раурикам Цезарь приказал вернуться в земли, которые они недавно покинули, аллоброги же должны были предоставить всем этим племенам столько продовольствия, сколько тем понадобится, чтобы прожить до следующего урожая. Вряд ли кто-нибудь мог позавидовать аллоброгам. Они жили на территории римской провинции Нарбонская Галлия, поэтому вынуждены были выполнять все распоряжения проконсула, то есть Цезаря. Гельветы же, вернувшись в свои родные земли, смогут жить как свободный народ.