В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина

1847 год, между прочим, памятен для меня приездом в Россию невесты великого князя Константина Николаевича, принцессы Саксен-Альтенбургской — великой княгини Александры Иосифовны. Увидала я ее в первый раз на другой день ее приезда в Царское Село. Она была пресимпатичная шестнадцатилетняя девушка; красота ее еще тогда не так развилась, как впоследствии; но она была миловидна донельзя, веселая, резвая и такая натуральная. Помню, что первый наш шаг, после знакомства, был бежать на деревянную катальную гору, помещенную в одной из зал Александровского дворца, и, катаясь и веселясь, мы сейчас же подружились, и дружба наша неизменно сохранилась с той минуты и до сей поры (1890-й г.). Она уже прабабушка, а я — седая старуха.

Целый год принцесса оставалась невестой, живя у императрицы, учась русскому языку и готовясь к миропомазанию. По обычаю, все великие княгини принимали православие, и этим переходом сроднялись вполне и искренно с Россией и, делаясь чадами православной церкви, делались истинно русскими в душе.

Не стану описывать жизни великой княгини Александры Иосифовны, но одного не могу не сказать про нее, что она оставалась всегда добродетельной женщиной, вполне преданной своим обязанностям жены и матери, хотя много неправды было пущено в свете против нее.

После долгих лет счастливого супружества, такого счастливого, которое редко можно встретить, увы! нашлись добрые люди, которым счастье это кололо глаза и, главное, мешало завладеть великим князем для их собственных целей; они сумели оклеветать жену перед мужем и тем порвали тесные узы любви между ними. Как это могло случиться, просто не понятно, потому что Константин Николаевич был примером верного мужа, он даже никогда не смотрел на посторонних женщин, имея такую красавицу жену, в которую был влюблен столь долгие годы. Но эти злые существа, положительно непонятно какими средствами и образом, отвернули его от любимой жены.

Но великая княгиня при всей своей молодости и красоте, удрученная жгучим горем, продолжала любить и оставалась верна своему супругу; она постоянно говорила, что он к ней вернется!..

Действительно, после долгого времени великий князь возвратился к ней, но, к несчастью, в таком болезненном состоянии, которое было хуже смерти.

Много перенесла испытаний Александра Иосифовна в жизни, и перенесла их истинной христианкой. Я могу это вполне утверждать, потому что знаю подробно и верно всю ее жизнь.

В Москве их величества постоянно жили в Николаевском дворце, занимаемом ими в молодости, в бытность великим князем и великой княгиней.

Но что за зрелище было, когда император Николай Павлович приезжал в Москву. Мне только раз довелось видеть эту чудную минуту, за что не могу не благодарить Бога. Эта минута мне врезалась в память навсегда…

Уже с приезда императрицы восторг был громадный, площадь перед дворцом кишела народом, кричавшим «ура» и поднимавшим вверх головы, чтобы увидать царицу или кого-нибудь из царской семьи, а когда она показывалась, то радости и крикам не было предела. О полиции или каких-нибудь стеснениях и помину не было; во все пребывание их величества в Москве народ не сходил с площади Николаевского дворца, и так постоянно бывало, когда царь и царица прибывали в Москву.

Когда же приехал государь и показался сперва в окне дворца, то восторг принял такие размеры, что и описать невозможно. Повторяю, народ не покидал площади ни день, ни ночь и все смотрел в окна. Несколько раз в день возлюбленные царь и царица показывались в окна и были принимаемы с тем же восторгом. Замечательно, что эта масса народа, стоявшая вплотную на этой, сравнительно не очень большой площади, не давила друг друга, и никаких несчастий не случалось. Потом государь выходил из дворца на площадь и шел в самую середину толпы своего верного и любящего народа. Он шел один, медленно пробираясь через толпу, без всякой охраны; он знал, что ни один злоумышленник не дотронется до него, их тут нет, потому что его боялись и любили. Он так умел держаться, на той высоте, на которую себя поставил, обаяние его было так велико, влияние так сильно, что всякий чувствовал свое ничтожество под его возвышенным взглядом. Всякий раз, когда государь выходил в народ, я смотрела с волнением счастья в душе из окон двора, как пробирался он в этой колыхающейся, как волна морская, тысячной толпе, отдаляясь все более и более, и наконец, в сливавшейся этой черной массе видна была только одна белая точка — его султан на каске, а в порядочно большом от него расстоянии виднелись другие три белые точки султанов сопровождавших его величество дежурных; генерал-адъютанта, генерала свиты и флигель-адъютанта; больше никого не было при его величестве. Итак, долго прохаживался русский царь между своим верным народом, который теснил его, бросался ему в ноги, целовал ему руки и плечи, и немало их возвращалось домой со слышанным от царя ласковым словом, которое передавалось и детям, и внукам, и скорее сохранялось в памяти как святыня. Эти несравненные минуты давали такое высокое спокойное чувство счастья и гордости быть русским, подданным такого великого человека. Эти прогулки государя среди своего народа продолжались всякий день во время пребывания его величества в Москве.

В день СВ. Пасхи, прямо от заутрени и обедни в дворцовой церкви Спаса за Золотой Решеткой, митрополит Филарет со всем духовенством, сопровождаемый государем императором, государыней императрицей, членами царствующего дома и свиты — мужчины в полной парадной форме, дамы в русских платьях, торжественным шествием отправились освящать новый кремлевский дворец. Зрелище было восхитительное. Только тот, кто бывал в Москве на св. Пасху, может понять, что это за торжество в нашей первопрестольной столице, да еще в присутствии царя, и при такой церемонии, как освящение им построенного дворца. Чего стоят колокольный звон, разносящийся по воздуху из сорока сороков церквей, иллюминация, заливающая своими огнями кремль и Замоскворечье… право, описывать нет возможности. Только словами Пушкина можно выразить то чувство, которое тобою овладевает: «Тут русский дух, тут Русью пахнет!» Мне пришлось смотреть на высочайший выход в эту пасхальную ночь с лестницы, ведущей в покои царя Алексея Михайловича, так как, будучи еще подростком, я не имела права быть на высочайшем выходе.

В эту же ночь был случай, тяжело поразивший государя и всех; во время самой заутрени великий князь Михаил Павлович подвергся первому апоплексическому удару. Он поправился от этого недуга, но не надолго, и в этом же самом году он и скончался. Николай и Михаил Павловичи были тесно связаны братскою любовью, и для государя потеря брата была весьма горька и ощутима.