За правое дело - Василий Семёнович Гроссман

– То есть обвод прорвали?

– Да какой там у вас обвод!

– Оборону строили с первых месяцев войны, весь город, вся область строила, вынули четверть миллиона кубометров грунта. Оборона, думается, хороша, но вот войска не сумели полностью ею воспользоваться.

– Мы держим противника в степи исключительно огнем и живой силой, – сказал генерал. – Одно хорошо: склады боеприпасов сохранили. Огнем артиллерии, вот чем мы его держим. Счастье, что боеприпасы есть. – И он снова взял чернильницу со стола, взвешивая ее на руках. – Ну и махина. Оптическая вещь. Хрусталь?

– Хрусталь. Кажется, с Урала.

Генерал, наклонившись к Пряхину, мечтательно произнес:

– Урал, осень… Охота там богатая – гуси, лебеди. А наше солдатское дело – в крови да в грязи. Эх, мне бы две дивизии пехотных, полнокровных!

– Я понимаю, но надо начать вывозить заводы, пока не поздно: «Баррикады» за сутки полк артиллерийский выпускают. Тракторный – сотни танков в месяц. Это гиганты наши. Успеем?

Генерал пожал плечами:

– Если ко мне приходит командарм и говорит: «Рубеж оборонять буду, но разрешите оттянуть мой командный пункт подальше от переднего края», – значит, этот человек не верит в успех, а все командиры дивизий сразу кумекают: «Ну, ясно, отходим», а от дивизий это переходит в полки, в батальоны, в роты – и все уже душой чувствуют: отходить будем. Так вот и здесь. Хочешь стоять, так ты стой. Пусть ни одна машина в тыл не идет. Не оглядывайся, иначе не устоишь. За самовольную переправу через Волгу на левый берег – расстрел!

Пряхин быстро и громко произнес:

– Видите, там вы при неудаче рискуете потерять рубеж, высоту, сотню машин, а здесь мы имеем промышленность союзного значения. Это не обычный рубеж обороны.

– Это… – и Еременко встал, – это… Россию мы обороняем на волжском рубеже, а не промышленность союзного значения!

Пряхин некоторое время молчал, а затем ответил:

– Для нас, большевиков, пока мы живы, нет последних рубежей. Последний наш рубеж, когда сердце перестает биться. Как ни тяжело, но считаться с положением мы обязаны. Враг перешел Дон.

– Я об этом официального заявления не делал, сведения проверяются. – И тут же генерал наклонился к Пряхину, спросил: – Семью вывезли из Сталинграда?

– Обком готовится отправить за Волгу многие семьи, в том числе и мою.

– Очень правильно. Это не для них. Солдаты не выносят, тяжело, а дети, женщины куда уж. На Урал! Туда он не долетит, сукин сын… Вот если пущу его до Волги, он и на Урал станет летать.

Дверь приоткрылась, и секретарь сказал:

– Директора и начальники цехов, вызванные на совещание.

И руководители хозяйственной жизни города, начальники цехов и директора заводов, парторги стали входить в кабинет, рассаживаться на стульях, диванах, креслах. Здороваясь с Пряхиным, некоторые говорили: «Спустил в цеха указания Комитета Обороны», «Вашу команду выполнил».

Пряхин поглядел на вошедшего последним директора электростанции Спиридонова и сказал ему:

– Товарищ Спиридонов, после заседания останьтесь, мне нужно вам несколько слов сказать по частному поводу.

Спиридонов быстро, по-военному ответил:

– Есть остаться после совещания.

Кто-то с добродушной насмешливостью проговорил:

– Наш-то, Спиридонов, – по-гвардейски отвечает.

Когда затих шум отодвигаемых кресел и стульев и все расселись, Пряхин сказал:

– Как будто все? Давайте начнем. Что ж, товарищи, Сталинград становится фронтовым городом. Давайте сегодня проверим, как каждый из нас подготовил свой участок работы, своих людей к новым условиям, к военным условиям. Какова готовность наших людей, наших предприятий, наших цехов? Что проделано нами по линии перехода к работе в новых условиях, по линии эвакуации наших предприятий? Здесь сейчас присутствует командующий фронтом. Обком просил его рассказать о положении на фронте. Прошу вас, товарищ командующий.

Еременко усмехнулся.

– Фронт – вот он, сел на попутную полуторку – и поехал, познакомился. – Он отыскал глазами своего адъютанта, стоявшего у двери, и сказал: – Дайте мне карту, не рабочую, а ту, что корреспондентам показывали.

– Она за Волгой, разрешите слетать за ней на «У-2».

– Куда уж вам летать, вас «кукурузник» не подымет.

– Я летаю как бог, товарищ командующий, – поддерживая шутливый тон начальника, ответил адъютант.

Но Еременко нетерпеливо и раздраженно махнул в его сторону рукой.

– Пойдемте, товарищи, вон к этой карте на стене, она для нас тоже годится.

И, как учитель географии, окруженный учениками, водя то пальцем, то карандашом по карте, он начал рассказывать:

– Что ж, вы народ крепкий, я вас не собираюсь ни пугать, ни утешать. Правда еще никому вреда не принесла. Положение примерно такое. Северная группировка противника выходит на правый берег реки Дон, вот по этому рубежу. Это шестая армия, у нее в составе три армейских корпуса, двенадцать пехотных дивизий и танковые соединения. Тут и семьдесят девятая, и сотая, и двести девяносто пятая, мои старые знакомые… Это пехотные. Кроме того, в шестой армии две танковые дивизии и две мотодивизии. Командует этим всем делом генерал-полковник Паулюс. Успехов у него на сегодняшний день больше, чем у меня, – это вы сами понимаете. Это с севера и с запада. Теперь – с юго-запада группировка рвется от Котельникова. Это уж не пехотная, а танковая армия, ну, ее поддерживает четвертый армейский корпус и румыны, тоже, по-видимому, до корпуса. У этой группировки, видимо, главная цель – вырваться к Красноармейску, к Сарепте. Вот они тянут сюда, на этот рубеж. По этой вот речушке Аксай удар наносят, по линии железной дороги от Плодовитое. И цель у противника простая – сосредоточиться на этих рубежах, подготовиться и ударить: эти с севера и запада, а те, что от Котельникова, – с юга и юго-запада, ударить прямо на город. Будто бы Гитлер объявил, что двадцать пятого августа он в Сталинграде будет.

– А сколько у нас сил против всей этой махины? – спросил чей-то голос.

Еременко рассмеялся.

– Это вам знать не полагается. Силы есть, боеприпасов хватит. Сталинград не сдадим. – И вдруг, повернувшись к адъютанту, произнес сдавленным голосом: – Кто смел за Волгу мои вещи отправить? Чтобы нитки к вечеру за Волгой не было! Чтобы все до последней нитки в городе было. Ясно? Невзирая на лица беспощадно расправлюсь!

Адъютант вытянулся перед Еременко. Стоявшие подле люди пытливо всматривались в лицо генерала. В это время торопливо подошел к столу Барулин и громким, слышным всем шепотом произнес:

– Вас зовут к телефону.

Пряхин торопливо поднялся, проговорил:

– Товарищ командующий, Москва вызывает, давайте вместе пойдем.

Еременко пошел следом за Пряхиным к маленькой двери.

16

Едва обитая