«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы) - Андрей Платонов

716

См. п. 232. Фадеев упоминается в донесении в НКВД от 5 октября: «ПЛАТОНОВ находится в депрессивном состоянии вследствие аре ста его сына, содержащегося в Соловках. От сына нет писем. За сына хлопотали ФАДЕЕВ и ШКЛОВСКИЙ, причем первый хлопотал лишь формально…» (Андрей Платонов в документах ОГПУ. С. 867).

717

То есть в приемной А. Фадеева в Союзе писателей.

718

Из двух писем выявлено только одно – от 24 августа 1939 г: «Привет вам, мои хорошие! // Как вы поживаете? Письма от вас нет. Был ли у вас Бублик? Звонила она мне сюда. И не порадовала. Сообщила, что неожиданно умер муж моей сестры. […] Сижу за «Проточным переулком» (рассказ Вьюркова. – Н. К.). Сделал из написанного материала пока что на 12 стр., а всего их около полсотни. И погулять хочется, и почитать, а я сижу. // Кстати. Андрей Платоныч, дорогой. Не в службу, а в дружбу: встретишь Митрофанова – спроси, как у них мой «Жила»? Если они отклонили, то сообщи мне сюда открыткой. Я тогда попрошу Анну Вас[ильевну] переслать рассказ в «Новый мир». Телефон Митрофанова в редакции такой: К0-37-09 и КS-13-90. // Как дела на М[алой] Дмитровке и с ремонтом квартиры? // Завтра сюда приезжает председатель Литфонда Новиков Ив[ан] Алексеевич и я буду говорить с ним, по-серьезному. // Ну, желаю вам добра, здоровья и успехов. Бублика моего повидайте. // Привет Марии Александровне. // Ваш Ал. Ив. Вьюрков» (ИРЛИ, ф. 780, ед. хр. 45, л. 2–3 об.). Письмо Платонова с припиской Марии Александровны является ответом на вопросы Вьюркова.

719

Прозвище жены Вьюркова Анны Васильевны.

720

Речь идет о новой службе Анны Васильевны в управлении Главлесохраны.

721

Имеется в виду прокуратура СССР (М. Дмитровка, д. 15а); см. п. 232. Подпись Вьюркова стоит под письмом групкома на имя прокурора СССР от 27 июля 1939 г. с просьбой обратить особое внимание на «дело» находящегося в заключении сына Платонова: «Мы, общественная организация, наблюдаем в течение последнего года крайне тяжелое душевное состояние Андрея Платонова, отца арестованного. Такое состояние писателя Платонова чрезвычайно отрицательно отражается на его творчестве, между тем как писатель Платонов представляет из себя крупнейшего и талантливого советского писателя. Мы убедительно просим Вас принять во внимание это обстоятельство, т[ак] к[ак] здоровая и плодотворная работа тов. Платонова находится в зависимости от судьбы его сына» (Архив. С. 647). Судя по стилистике обращения, скорее всего, письмо написано Вьюрковым.

722

Все лето Платоновы хлопотали о судьбе сына Платона, добивались встречи с главным прокурором СССР М. И. Панкратьевым (см. прим. к п. 232).

723

Речь идет о М. А. Шолохове, принимавшем участие в освобождении сына Платонова. В 1939 г. осведомители трижды (в феврале, марте и апреле) в своих донесениях в НКВД сообщали о встречах Платонова с Шолоховым, во время которых обсуждалась судьба Платона: Шолохов рассказывал Платонову о «массовых беззакониях, практиковавшихся органами НКВД, и о том, что, следовательно, Тошка страдает безвинно», советовал писать письма Сталину и «что писать» (см.: Андрей Платонов в документах ОГПУ. С. 863–865).

724

Речь идет о сборнике статей «Размышления читателя». О выходе книги в день написания письма сообщила газета «Вечерняя Москва»: «Издательство «Советский писатель» выпустило книгу публицистических и критических статей Андрея Платонова» (Вечерняя Москва. 1939. 27 августа. С. 3).

725

После выхода сигнальных экземпляров «Размышлений читателя» (сохранились два экземпляра) печатание тиража было приостановлено. 1 сентября редактор-организатор издательства сообщала Платонову, что в книге необходимо срочно заменить статью «Пушкин и Горький» (именно эта статья вызовет в 1939 г. шквал политических обвинений Платонова в искажении русской истории и образа Горького). В ответном письме Платонову от 9 сентября Вьюрков сетовал: «Книгу свою ты мне не прислал сюда. Ну да ладно. Держи ее дома, как приеду – возьму» (ИРЛИ, ф. 780, ед. хр. 45, л. 5). В день получения письма Вьюркова в «Литературной газете» (10 сентября) печатается большая статья В. Ермилова «О вредных взглядах «Литературного критика»», в которой Платонов-критик обвинен в антипатриотизме, антинародности, «клевете на русскую литературу», М. Горького и прочих идеологических пороках; выступление газеты с критикой «антимарксистских размышлений» Платонова тут же поддержит партийный журнал «Большевик» (редакционная статья «О некоторых литературно-критических журналах», 1939, № 17). Платонов проведет предлагаемую издательством замену, однако книга не выйдет в свет (подробно об истории издания сборника статей «Размышления читателя» см.: Корниенко Н. История текста и биография А. П. Платонова // Здесь и теперь. 1993. № 1. С. 246260; История одной «погибшей книги». Статья и публикация Н. Корниенко // Архив. С. 660–672).

726

Митрофанов Александр Георгиевич (1899–1941) – прозаик, автор произведений о рабочем классе первых пятилеток; редактор отдела прозы издательства «Советский писатель»; внутренний рецензент различных изданий. См. рецензию Митрофанова 1933 г. на рассказ «Стройматериалы и оборудование»: «Рассказ написан мастерски, всем Габриловичам даст фору, но… печатать можно, коекакие строки выбросив вовсе, кое-какие радикально переделать. Обязательно. 24/VI» (ГЛМ, ф. 335, оп. 1, ед. хр. 26, л. 1). Платонов написал положительную рецензию на повесть Митрофанова «Ирина Годунова» (ЛГ. 1939. 30 мая. Подпись: Ф. Человеков). Судя по письму Вьюркова (см. выше прим. 1), речь идет о рассказе «Жила», который находился, очевидно, сначала в журнале «Красная новь», а затем передан в «Новый мир» (см. п. 240).

727

Речь идет о пьесе «Избушка бабушки» для Центрального детского театра. Согласно договору с театром от 28 марта 1939 г., Платонов должен был представить пьесу в июне, однако пьеса не была представлена, и юристы потребовали вернуть полученный писателем аванс; в ходе переговоров договор был продлен до 1 августа (см.: РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 28, л. 1–2). Вьюрков был осведомлен о сложившейся ситуации, что следует из его письма Платонову от 8 сентября: «Пьесу, конечно, ты закончил. Рад я этому» (ИРЛИ, ф. 780, ед. хр. 46, л. 5). Неизвестно, была ли летом завершена работа над пьесой и была ли она представлена в театр, сохранились только ее фрагменты, свидетельствующие о нескольких этапах работы над текстом (см. опубликованный фрагмент 1-го действия: Платонов А. Дураки на периферии. М., 2011). // Кроме работы над пьесой и регулярных рецензий Платонов с весны 1939 г. пишет для журнала «Индустрия социализма». Договором от 29 апреля он передал издательству «Индустрия» право впервые напечатать рассказы «Высокое напряжение» и «Почтальон» (именно так!), 13 апреля подписывает с издательством договор на рассказ с условным названием «Первая советская электростанция», и после публикации рассказа (под названием «Родина электричества») в июньском номере журнала «Индустрия социализма» с ним 31 июня подписывается новый договор на написание двух публицистических статей с условными названиями: «Человек, природа, техника» и «Философия социалистического труда», которые по договору он должен был сдать 20 июля (см.: РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 15, л. 40, 42). Кроме того, в издательстве «Художественная литература» лежал принятый и одобренный сборник «Рассказы» (Договор от 26 мая 1939 г. // Там же. Л. 41) и шла работа с редактором (книга в свет не выйдет).

728

Речь идет о Марии Александровне. Ее приписка имеется в конце письма: // «Здравствуй, милый мышьяк! Спасибо за память, за привет. // Очень хорошо, что работаете, а дурака валяйте между прочим, после работы, а то сборник еще не выйдет сотню лет. // О делах Юшка все написал, пока утешаться нечем, всё – надежда. Хочу увидеть Бублика, но так заматываюсь за день, что вечером никуда не хочется идти; на днях увидимся. // Ремонт – ни с места, не то бюрократизм, не то еще что-то – не пойму. Надежда только на Вас. // Поправляйтесь хорошенько. // Как-то не хватает вас в Москве, вероятно, это многие чувствуют: отныне Вы можете подписываться: я – Бодрость! // Целую! // Мария Крашенина. 28/VIII 39. // [На полях] Вам завидую, так хочется побыть в лесу, но только с сыном; скоро и осень пройдет!» // Именно Мария Александровна отвечает на вопрос Вьюркова о ремонте квартиры. Документы к этой странице жизни семьи Платонова сохранились в фонде Вьюркова. Ярчайший документ представляет акт обследования квартиры писателя, составленный 28 июля 1938 г.: // «В квартире пол ходит под ногами и Платоновы рискуют каждую минуту провалиться. В кухне и уборной пол уже провалился. Стена в большой комнате висит над опустившимся полом. Крысы бегают, не боясь присутствия людей. Возня их и писк слышны днем и ночью. В общем впечатление такое: вот-вот рухнет стена, а за ней потолок. Наступает зима. Квартира вообще холодная, зимой же будет еще холоднее. Необходимо срочно приступить к ремонту квартиры и вынести из нее сооружения МОГЭСа – электробудку. Чтобы обеспечить т. Платонову творческую обстановку и создать нужные ему для работы удобства, мы считаем также необходимым перенести в квартире на другое место ванную, уборную и переставить стену в кухне» (РГАЛИ, ф. 1452, оп. 1, ед. хр. 208, л. 3). В машинопись акта рукой Вьюркова вписана новая дата – 20 июля 1939 г. Летом 1938 г. в связи с арестом сына Платоновым явно было не до ремонта. У Платонова, в отличие от других его современников, дачи не было никогда, квартира в Доме Герцена (Тверской бульвар, 25) также была очень маленькой и практически лишенной удобств. Однако и в 1939-м ситуация с ремонтом разрушающейся квартиры практически не изменилась. Об этом свидетельствует письмо председателя групкома Г. Тарпана Вьюркову от 5 сентября 1939 г., представляющее к тому же любопытную зарисовку из жизни писателей в Доме Герцена: // «О Платонове не знаю, как ремонт. Но вообще капитальный ремонт по дому будет проводиться в мае 40 года, так сказали в Литфонде. А пока ремонтируют себя. Ну, ребята пьют по-старому. На днях Кауричев, Чернев и еще один завалились к Новикову, а там уже с Платоновым шла «смычка». Все насмыкались. Кауричев там же уснул, а Чернев ушел домой, держась за стенки и заборы. Я говорил с Черневым, сказал, что сообщу в ССП о нем и Кауричеве. Может, что получится. Кауричев пьяный ругал всех в издательстве, в том числе и Ярцева. Меня там не было в это время. В общем, мне эта лавочка не нравится» (Там же. Ед. хр. 178, л. 5). Добавим, что именно из подобных посещений и «встреч» с Платоновым рождались донесения его современников в НКВД; неразговорчивый Платонов только в этой ситуации (по русской пословице: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке) проговаривался на самые запрещенные и крамольные темы современной политической и литератур ной жизни. Из упоминаемых в цитируемом письме трех писателей дружескими у Платонова оставались отношения с воронежцем Андреем Новиковым (арестован и расстрелян в 1941 г.) и Николаем Кауричевым (арестован в январе 1940 г., расстрелян в 1941 г.); оба в донесениях на Платонова в НКВД упоминаются как близкие приятели писателя (см.: Андрей Платонов в документах ОГПУ. С. 853877). Письмо от Тарпана Вьюрков получил в Малеевке, и его крайне встревожил рассказ руководителя групкома о писательской пирушке у Платонова. Об этом свидетельствует его письмо Платонову от 8 сентября. Вьюрков вскользь сообщает Платоновым о ремонте, которому, собственно, посвящено письмо Тарпана, нерв письма – описание увиденного им сна об участниках пирушки в Доме Герцена Николае Кауричеве и Илье Черневе (настоящее имя – Александр Леонов). Именно сообщение Тарпана позволяет понять в письме Вьюркова подоплеку придуманного им сна. Традиционный литературный прием для построения назидательного рассказа, обращенного к Платонову: // «А вчера видел тебя и Марию Александровну. Сидим это бытто [sic] мы и пьем чай украдкой. Вдруг в дверь стук. Ты кричишь: – Мария, убирай посуду! Я в угол. В один, в другой. Все углы заперты! Мечусь по комнате и вдруг поднимаюсь вверх к потолку! Ты меня за ноги. – Стой! – кричишь. – Не пугайся. Это Кауричев с Черневым. – Я смотрю на тебя и удивляюсь. На лице твоем такое спокойствие – не испугался ты их. Я тоже взял себя в руки. А Мария Александровна стоит и вся, бедная, от страху дрожмя дрожит. Гляжу – у ней в руках в одной три рубля, в другой пятиалтынный. И сует она эти деньги Кауричеву и кричит: – Изыди, изыди, окаянный! А Сашка, как злой, длинный дух, стоит сзади него и улыбается. А улыбка добродушносладко-ехидная! Ты, конечно, стоишь. Растерялся. Я – тоже. И берет эти 3-15 Колька в руки, глядит так на нее, на Марию Александровну, строго и что-то сказал. Я разобрал одно только слово: – Пока. Проснулся и не мог понять, прощался он этим словом или намекнул, что он за остальными зайдет. Проснулся весь в поту. Думая, слава богу! Сон. Теперь они к нему уже не таскаются, он работает и не треплют они по Москве твое имя со своими одиозными именами» (ИРЛИ, ф. 780, ед. хр. 45, л. 5).