РЯВанш! - Дмитрий Никитин

           Сузуки внимательно выслушал доклад

           - Приказ по эскадре! Атаковать и уничтожить врага! Закончим то, что начали накануне!

           На подготовку к бою у адмирала Бахирева оставалось полтора часа. Почему Колчак вчера не добил устаревшие японские корабли? Сейчас они вполне могут увеличить безвозвратные потери русского флота на несколько крупных вымпелов! Разумеется, в исправном состоянии "Измаил" и "Петропавловск" легко разделались бы и со старым японским дредноутом, и с еще более архаичными броненосцами. Однако сейчас отряд Бахирева был сборищем почти беспомощных инвалидов. "Измаил" после всего, что выпало ему вчера, имел две действующие орудийные башни - вторую и четвертую. У первой, носовой безнадежно затопило боевые погреба, так что ремонтировать ее поврежденные механизмы не имело смысла. Третья башня, на броне которой оставили следы сразу несколько японских снарядов, теоретически могла стрелять двумя орудиями из трех, но без точного прицеливания и наводки. И с ручной доставкой боеприпасов из погребов!

           В четвертой и второй башнях тоже были проблемы, но их за ночь удалось более-менее решить. Вот только вести огонь по приближающемуся с юга противнику в настоящее время могла лишь одна кормовая башня. Три ее 14-дюймовых орудия могли стрелять строго на юг. Остальное закрывали высокие каменные берега островов, между которых стоял "Измаил". Вывести же дредноут из пролива было невозможно, так как паровые магистрали к турбинам хода были разобраны, и собрать их за полтора часа не было никакой возможности. "Петропавловск", при отсутствующей передней трети корабля, был, пожалуй, боеспособней "Измаила". Линкор мог свободно действовать двумя кормовыми башнями, то есть стрелять из шести 12-дюймовых орудий. У него даже сохранился резервный командно-дальномерный пост. Правда, сейчас на "Петропавловске" подходившего с юга противника просто не видели. Михаилу Беренсу-младшему, конечно, сообщали сведения с наблюдательного поста с вершины западной скалы, но вести перекидной огонь через высокий остров "Петропавловск" не мог. Не мог он и изменить позицию, ибо прочно сидел на грунте.

           Таким образом, единственным кораблем с крупнокалиберной артиллерией, который мог вступить в бой с японцами, был "Рюрик", стоявший у южного берега. Вчера 14-дюймовки "Хиэя" превратили правый борт русского броненосного крейсера в грубо вскрытую консервную банку. Через многометровые пробоины было видно разрушенные, выгоревшие отсеки внутри корабля. В котельных "Рюрике" не действовали двадцать котлов из двадцати восьми; были затоплены машинное отделение и отделение динамо-машины правого борта. Найти места всех протечек не удавалось, поэтому "Рюрик" при подходе к острову поставили на мелком месте, где он через некоторое время уперся носом на грунт. Кочегарки единственного работающего 2-го отделения (8 котлов) давали пар левой динамо-машине. Это давало ток помпам, которые откачивали воду из боевых погребов. Удалось подвести электропитание и к башенным механизмам. Авральные ремонтные работы позволили вернуть к жизни большую часть корабельной артиллерии. "Рюрик" был обращен к морю неповрежденным бортом, и мог стрелять всем главным и промежуточным калибром: четырьмя 254-мм орудиями носовой и кормовой башен и четырьмя 203-мм двух бортовых. Имелось и восемь 120-мм орудий на батарейной палубе.

           Командир "Рюрика" Владимир Руднев внимательно изучал через прорезь смотровой щели силуэты приближающихся вражеских кораблей. Выглядели они весьма жалко: накренившиеся, окутанные дымом, растекающимся по разрушенным надстройкам из дымоходов снесенных труб. Руднев после вчерашнего боя почти оглох, сообщения и вопросу ему писали мелом на закопченной броне резервной боевой рубки. Вот как сейчас:

           Противник на ста девяносто градусах. Дистанция семьдесят кабельтовых. Пеленг двадцать восемь.

           - Открыть огонь! - Руднев поморщился от головной боли.

           Носовая и кормовая башни "Рюрика" выбросили из 10-дюймовых стволов языки двойного рыжего пламени. Залп через полминуты упал с небольшим недолетом. В башнях торопливо ввели поправки и повторили залп. На четвертом удалось добиться накрытия переднего японца. Теперь пристреливаться начали две меньшие бортовые башни. Когда и 8-дюймовые орудия добились близких падений, все башни перешли на беглый огонь. К стрельбе присоединились и 120-мм казематные орудия, которые с трудом, но доставая до противника частым дождем своих снарядов. Вокруг вражеских кораблей не успевали опадать водяные колонны, высокие и низкие. Вот рядом с ними вспыхнуло облачко прямого попадания. Корму головного "Сетцу" лизал огненный язычок разгорающегося пожара.

           Японцы молчали. У Руднева даже зародилась радостная мысль, что у перемолотого вчера "измаилами" 3-го вражеского флота просто не осталось орудий. Сейчас они обойдут занятые русскими острова и удалятся к Дажалету... Но радость была недолгой. По силуэтам кораблей японской колонны пробежали огненные точки выстрелов. На "Рюрике" с напряженным вниманием вслушивались в свист летящего к Лианкуру первого вражеского залпа.

           У Кантаро Сузуки не было другого выбора, кроме как победить - уничтожить русских и самим поставить израненные корабли на грунт у островов. Положение "Сетцу", "Касимы", "Катори" и "Ибуки" было самое критическое. Помпы не справлялись с поступавшей через пробоины и расшатанную обшивку забортной водой. Ее удавалось откачивать только из немногих действующих котельных отделений, чтобы не заливало топки. Ну и, понятно, из уцелевших погребов главного калибра. Крупнокалиберную артиллерию, оставшуюся в распоряжении адмирала Сузуки, составляли тринадцать стволов: пять 12-дюймовых орудий на "Сетцу" - две башни правого борта и одна пушка в кормовой башне; две 12-дюймовки в носовой башне "Касимы"; две 10-дюймовки в правобортных башнях "Катори"; две 12-дюймовки в носовой и две 8-дюймовки в передней правойбашнях "Ибуки". Это, если враг окажется по правому, менее битому вчера борту. Если по левому, пушек будет почти втрое меньше, а брони там, считай, уже нет...

           Но, несмотря на тяжелое состояние своих кораблей, адмирал Сузуки был уверен в победе. Ее залогом было то, что японцы сохраняли маневренность, в то время как русские стояли неподвижно у берега в. Их можно было бить по одному в выгодных для себя позициях. Самый большой русский дредноут успел сделать лишь несколько выстрелов из своих грозных 14-дюймовок до того, как 3-й флот вышел из зоны обстрела. Теперь "Сетцу", "Касима", "Катори" и "Ибуки" обходили Такэсимы с юго-запада в 40 кабельтовых, сосредоточив огонь на русском броненосном крейсере. Тот горячо отвечал из восьми крупнокалиберных орудий и первым добился попадания в "Сетцу". Снаряд разорвался в районе кормового мостика, разбив стоящую там зенитную пушку. Возник пожар, усиленный взрывами сложенных у зенитки боеприпасов. Дым проникал в машинное отделение и мешал стрельбе последнему орудию кормовой башни. Через несколько минут японцы с лихвой отплатили своему противнику. Неподвижный "Рюрик" представлял для японских канониров удобную цель. Кроме того, нависший над русским кораблем высокий скалистый берег делал его положение вдвойне уязвимым. Сузуки приказал дать прицел для стрельбы с небольшим перелетом. Тогда ни один японский снаряд не пропадет впустую.

           Вражеский залп пронесся над мачтами "Рюрика" и взорвался на скалах, выбив из них десятки тонн породы. Всё вокруг заволокло плотной завесой пыли. Через секунды в море и на палубу крейсера обрушилась лавина щебня, булыжников и больших глыб. Камни проламывали борта и стены надстроек, оставляли вмятины на броне. Замолчали полузасыпанные кормовые орудия. Одна массивная глыба смяла сверху донизу дымовую трубу. В кочегарках 2-го котельного отделения из топок повалил горячий удушающий дым. Погас свет, люди, задыхаясь, на ощупь, позли наверх и падали под градом летящих сверху камней. Крейсер продолжал стрелять носовыми башнями, откуда едва различали противника через пыль по вспышкам выстрелов. Частота стрельбы после пропажи тока резко упала. Восемь человек с натугой крутили маховики, вручную разворачивая орудия вслед за вражескими кораблями. Башня тяжело скрипела, перетирая краем барбета попавший туда щебень, казалось еще немного, и ее окончательно заклинит.

           Неожиданно "Рюрик" потряс особенно мощный удар. Будто великанская рука схватила большой броненосный корабль за корму и подкинула в воздух. Не все японские снаряды летели с перелетом. Этот лег, как надо, вонзившись прямо в борт у задней 8-дюймовой башни. Двенадцатидюймовый снаряд пробил броневой пояс, скос броневой палубы и разорвался в артиллерийском погребе, вызвав детонацию остававшегося там боезапаса. Сорванная с основания тугой волной взрыва 400-тонная башня подскочила на несколько метров и, стволами вниз, рухнула в море. А в небо уже поднимался огненный смерч, тут же превращаясь в широко раздувшую капюшон исполинскую дымную кобру. В дыму продолжали рваться яркими вспышками подброшенные в воздух заряды и куски ленточного пороха. Через распоротый до киля борт в трюмы хлынула вода, быстро заполняя кормовые отсеки. Корпус "Рюрика" ломался, прогибаясь, терял остойчивость. Под скрежет подводных камней, выворачиваемых таранным форштевнем, крейсер стал стремительно крениться на левый борт. Трюмные механики, не дожидаясь команды, стравливали пар из оставшихся котлов, вода хлестала в кочегарки из верхних люков. Последние, кто оставался в нижних отсеках, торопливо выбирались по перекошенным трапам наверх. Окутанный дымом и паром корабль ложился левым бортом на грунт.