«Спартак» – наше всё. Откровения кумира красно-белых - Егор Титов

Быть популярным я учился у Цымбаларя, Онопко и Тихонова. 1995–1996 годы: после игры сядешь в автобус и смотришь, как звезды с фанатами общаются. Я верил, что рано или поздно сам окажусь там, в окружении болельщиков, и потому на примере старших ребят выявлял алгоритм действий. Вот тогда-то и дал себе установку: «Никого не обижай, если есть возможность, дай автограф всем и со всеми сфотографируйся!» Стремление никому не отказывать впоследствии приводило к тому, что я подолгу не мог покинуть стадион после матча. Мои друзья и родственники вынуждены были меня ждать, я торопился к ним, а люди мне все протягивали и протягивали листочки, а я расписывался и расписывался.

Окунаясь в прошлое, пытаюсь вспомнить свой первый автограф, и не очень-то получается. Знаю, что это было в дубле. Как-то стихийно. По-настоящему народ стал подходить где-то с весны 1996 года. После моего первого чемпионства поток интересующихся значительно увеличился, но вплоть до лета 1997 года меня нередко путали то с Костей Головским, то с Саней Липко. Были и уникальные случаи: меня принимали за Бузникина и обращались ко мне как к Максиму. Я улыбался и расписывался за Бузю автографом Титова.

Популярность набирала обороты без рывков, очень постепенно и гармонично. И уже осенью 1997-го я почувствовал, что у меня появилась своя ниша. Секрет бешеной любви народа к «Спартаку» в какой-то степени всегда объяснялся еще и тем, что в этой команде были собраны личности. И люди, помимо того что болели за «красно-белых» в целом, параллельно переживали еще и за отдельных исполнителей. Во второй половине 1990-х у большинства спартаковцев были свои фан-клубы. В том числе и у меня.

По окончании сезона-1997 я уехал отдыхать на Мальдивы, и о том, каким образом распределились голоса журналистов в опросе на звание лучшего игрока года, я там узнать не сумел. По ощущениям мне казалось, что я должен войти в первую десятку. Когда вернулся, любопытство меня прямо-таки душило, но тогда Интернет не был развит и информацию почерпнуть было неоткуда. Лишь через несколько дней удалось выяснить: я и впрямь вошел в первую десятку! Вот тогда-то подумал, что большое, истинное признание не за горами.

Тем не менее на свой счет я не обольщался и отчетливо понимал, как я далек от того же Тихонова. И надо же такому случиться, вскоре нас с Андреем Миша Грушевский пригласил в свою радиопрограмму «15 минут со звездой». Мы с Тишкой были призваны стать талисманами тех радиослушателей, которые дозванивались в прямой эфир и делали ставки в рулетку. Я чувствовал себя не совсем уютно. Андрею двадцать семь лет. Он лучший футболист страны, народный любимец, а я – двадцатиоднолетний пацан без особых регалий. Улавливаете разницу? Но и ведущий, и радиослушатели почему-то никоим образом не подчеркивали между нами различий и, более того, ставили нас как бы на одну ступеньку. Я дико удивился и по дороге домой призадумался: «Егор, кажется, скоро для тебя начнется совсем другая жизнь».

И эта «другая жизнь» проявилась во всем своем великолепии не поздно и не рано – через полгода, когда я забил «Реалу». Как у актеров бывают самые значимые роли в их карьере, роли, которые являются их визитной карточкой, так и у футболистов есть голы, которые проходят через весь их творческий путь. Скоро будет десять лет, как мяч, пущенный мной в ворота самого культового клуба мира, показывают в программах обо мне. Тот гол проложил мне дорогу в основной состав сборной России, открыл мое имя европейским специалистам, помог получить титул игрока года в стране. Именно тогда моя спартаковская популярность взлетела до очень ощутимых высот, и, уверяю вас, уже тогда она была сопоставима с нынешней. Я еще раз уточняю: речь идет именно о нашей «красно-белой» среде. Потому что моя узнаваемость у других слоев населения десятилетие назад была в общем-то заурядной.

И если бы в тот период, допустим, на своем концерте в Минске Коля Трубач представил меня публике, вряд ли реакция была бы такой, как в новом тысячелетии. Кстати, нынешнее отношение белорусов ко мне приятно поражает. На каждом шагу просят автографы, и на том же упомянутом концерте в Минске меня подобными просьбами просто засыпали. Когда Коля сказал, что в зале присутствует Егор Титов, и я поднялся со своего места, грянул такой гром аплодисментов и восторженных криков, что у меня заложило уши. И полтора часа со всех концов зала мне присылали клочки бумаги, билетики, книги, газеты для автографов. Я, расписываясь, выложился так, словно эти девяносто минут провел на поле.

Вот эта популярность – «непрофильная». Я никогда за ней не гонялся, искусственно ее не создавал и потому рецептов как таковых не знаю. Но при этом убежден: одной причины, единственного секрета народного признания не существует. Здесь присутствует целый букет слагаемых успеха.

Опираясь на собственный опыт, могу вас заверить: каким бы ярким и талантливым ни был футболист, если он не имеет возможности защищать честь страны на международной арене, то известности в широких кругах он никогда не обретет.

Сборная – это действительно вершина. А уж если ты еще и на чемпионате мира «выстрелишь», как в 2002 году это сделал Димка Сычев, то совершишь грандиозный скачок в плане популярности. Я, к слову, всех этих скачков тяготился. А когда Олег Иванович сделал меня капитаном сборной, я вообще не представлял, куда мне от смущения деваться. Когда считаешь, что тебя награждают какими-то фантастическими почестями, которых ты еще вроде бы не достоин, становится крайне неловко.

Мне было всего-то двадцать четыре года, в национальной команде выступало достаточно ребят и старше, и опытнее меня, но после ряда замен, в перерыве матча со сборной Греции, наш доктор Юрий Сергеич Васильков принес мне капитанскую повязку. Я взбунтовался: «Сергеич, мне еще рано!» И даже аргумент, что это личное распоряжение Романцева, на меня не подействовал. Васильков вернулся к Олегу Ивановичу и передал ему мои слова. По суровому взгляду любимого наставника я понял, что упираться бесполезно. Я шел на поле, и повязка жгла мне руку. Хотелось ее чем-нибудь прикрыть: «Ладно бы меня команда выбрала, а то тренер назначил волевым решением. Будут говорить, что Романцев своих любимчиков за уши тащит». Так я себя тогда накрутил, что минут десять чувствовал скованность. Потом игра захватила и стало полегче.

Второе слагаемое общественного признания заключается как раз в умении если уж не преодолевать свою скромность, то хотя бы просто с ней уживаться. Не следует избегать прессы. Более того, общаться с журналистами нужно не из-под палки, а с удовольствием, и при этом желательно быть интересным и непосредственным.