Александр Невский — национальный герой или предатель? - Наталия Пронина

Когда полубанды-полуотряды рыцарей-крестоносцев вступили на территорию Византии, император Алексей Комнин попытался по возможности защитить своих подданных от их бесчинств[81]. Орды печенегов, находившиеся тогда на службе у империи, получили приказ совершать время от времени налеты на рыцарей, шедших в столицу Византии, и тем самым держать их в страхе. Кроме того, он попытался использовать непрошеных гостей с выгодой для государства: попытался склонить предводителей крестоносного воинства дать ему ленную присягу на все те земли, которые будут ими завоеваны в продолжение похода. Расчет был прост: силами крестоносцев император попробовал осуществить то, что собственными силами сделать не мог —вернуть Византии ранее утраченные владения в Малой Азии, Сирии. Но убедить крестоносцев, которые сами жаждали завоеваний только для себя, оказалось нелегко. Например, Готфрид Бульонский прямо отказался от ленной присяги императору. И тогда Алексей, отбросив на время дипломатию, приказал печенежской коннице оцепить лагерь герцога. Произошла открытая стычка императорских отрядов с лотарингцами. Последние были разбиты. Готфрид Бульонский был вынужден уступить и стать ленником императора. После этого Алексей поспешил переправить лотарингское воинство через Босфор. Он стремился не допускать того, чтобы все крестоносное ополчение европейцев одновременно скапливалось в Константинополе, ибо понимал, что это может иметь для города самые разрушительные последствия.

Историк отмечает: греческий император особенно опасался приближения к столице войска исконного врага Византии —предводителя итало-сицилийских нормандцев Боэмунда Тарентского. Однако именно Боэмунд на первых порах доставил императору меньше всего хлопот. Прибыв в Константинополь в начале апреля, он, недолго думая, согласился на присягу Алексею. Но, «разумеется, никакого значения этой присяге этот искатель добычи не придавал —она была для Боэмунда чистой формальностью». Да и сам император не слишком доверял такой поспешности. В конце апреля войско князя Тарентского тоже переправилось через Босфор в Малую Азию. Так или иначе, но с течением времени дипломатическое искусство византийцев все же взяло верх. Один за другим почти все предводители крестоносцев стали вассалами императора Алексея по тем владениям, которые им должны были достаться в результате победы над «неверными»; и почти все они принесли по западно-феодальному обычаю соответствующую присягу[82].

Первая крупная битва крестоносцев с сельджуками произошла за Никею. Соединенные силы отрядов европейского рыцарства, один за другим подошедшие к городу и приступившие уже в мае 1097 года к его планомерной осаде, 19 июня предприняли общий штурм, которым руководили Боэмунд Тарентский и Раймунд Тулузский. В этом штурме участвовал также византийский флот (византийские суда были волоком перетянуты из Никомидии в Асканское озеро, примыкавшее к Никее с юго-западной стороны) и греческие сухопутные силы, присланные Алексеем якобы в помощь крестоносцам, а на самом деле —для защиты византийских интересов.

Осада шла успешно, но завершилась эта битва довольно неожиданно. В момент, когда рыцари уже собирались вскарабкиваться на стены крепости, греческие части, к удивлению осаждавших, были кем-то впущены в город, и тотчас после этого ворота оказались вновь закрытыми перед крестоносцами. А на башнях Никеи сразу же взвился византийский флаг. Дело же было в том, что Алексей Комнин слишком хорошо понимал цену «вассальной преданности» вождей крестоносцев Он знал, что, ворвавшись в Никею, «воины Христовы» не выполнят условий договора с Византией и подвергнут ее самому беспощадному опустошению. И потому приложил все возможные усилия, чтобы суметь за спиной у крестоносцев договориться с командованием никейского гарнизона о сдаче города в руки греков.

Разумеется, пишет историк, «крестоносцы были возмущены таким ходом дела. Они рассчитывали на богатую добычу, между тем представитель греческого правительства отнял у них возможность грабежа. На их заявления он напомнил о ленной присяге и объяснил, что крестоносцы могут требовать удовлетворения от императора, и он не откажет им, но что они обязаны исполнять обещание, скрепленное присягой, согласно которой все отвоеванные у мусульман города переходят под власть греческого императора и, следовательно, не должны подвергаться разграблению. Князья должны были уступить и еще раз повторить ленную присягу…»[83] К тому же несколько успокоила крестоносцев немалая толика золота и серебра, переданная им из захваченной греками султанской казны. «Обладание Никеей стоило того, чтобы поделиться кое-чем с латинскими варварами. «Все драгоценности, — сообщал граф Блуаский своей жене, — как то: золото, камни, серебро, одежды, кони и тому подобное —достались рыцарям, пропитание же —пешим. Помимо того он (Алексей) обещал выдать князьям из сокровищницы»[84].

От Никеи ополчение рыцарей-крестоносцев двинулось на юго-восток Малой Азии. Уже 1 июля 1097 года в большом сражении при Дорилее они нанесли войскам султана Килидж-Арслана серьезное поражение. И хотя, отмечает историк, это сражение предрешило исход всей войны[85], дальнейшее движение через горные, подчас безлюдные, пустынные местности, при палящей июльской жаре оказалось для крестоносцев крайне тяжелым. Кроме того, и сельджуки, постоянно устраивая засады и нападения, очень затрудняли своими действиями движения неприятеля.

Шаг за шагом главные силы крестоносцев овладели всей Киликией, вышли в Сирию и 21 октября 1097 года впервые подступили к крепостным стенам древней Антиохии. Надо сказать, что это был один из самых стратегически важных центров Восточного Средиземноморья. С последней трети X века город принадлежал Византии, но в 1084–1085 годах его захватили сельджуки, и с 1087 года там правил сельджукский эмир Багги-Зиян. Исследователь отмечает, что Антиохию будто сама природа поставила в «весьма благоприятные условия для защиты от внешнего врага: на юго-западе ее прикрывали горы, на северо-западе была река, болота, на западе —море. Город окружали высокие стены такой толщины, что по ним, как рассказывали современники, могла проехать четверка лошадей. Стены были укреплены 450 башнями. А юго-восточная часть города, расположенная на крутых горах, вообще являлась неприступной —там, на склоне горы Сильпиус, сельджуки выстроили внутреннюю цитадель. Укрепления Антиохии представляли, таким образом, страшную силу, преодолеть которую при недостатке осадных орудий, при отсутствии дисциплины и неимении главнокомандующего не представлялось никакой возможности»[86]. Оставить у себя в тылу непокоренной такую мощную вражескую твердыню, «оплот мусульманского мира» крестоносцам было опасно. Однако, чтобы сразу успешно овладеть городом, как это справедливо подчеркивал Ф. И. Успенский, крестоносцам помешало именно отсутствие дисциплины и единого командования. Под стенами осажденной Антиохии «святая» армия увязла почти на год, с октября 1097 по ноябрь 1098 года.

Исследователь указывает: европейские рыцари не были знакомы с методами долгой осадной войны и поэтому допустили много серьезных ошибок. Например, с юга город вообще не был блокирован. В результате осажденные имели возможность совершать вылазки, тревожить и деморализовать осаждавших своими набегами. Чтобы защитить себя от этих вылазок, крестоносцы соорудили вблизи так называемых Железных ворот осадную башню —Мальрегар: ее построили на склоне горы Сильпиус, неподалеку от крепостной стены. Уже через три месяца осады, когда подошла зима и пошли бесконечные холодные дожди, съестные припасы у крестоносцев оказались на исходе; до тех пор они кормились, грабя богатые окрестности Антиохии и ни в чем себе не отказывая. Теперь же в лагере начался голод. По сообщению хрониста, каждый седьмой крестоносец умирал голодной смертью. Жители близлежащих районов —армяне, греки, сирийцы (христиане разных толков —это их явились крестоносцы «освобождать» от ига иноверцев) — соглашались продавать продукты питания лишь по спекулятивным ценам. Нормандский рыцарь, участник осады, приводит в своих записках целый прейскурант таких очень высоких, с его точки зрения, цен на хлеб, кур, яйца, орехи, вино, ослиные туши и пр. «И многие из наших, — рассказывает он, даже умерли там, так как не имели средств, за счет которых могли бы покупать так дорого. Те, кто до сих пор, не заботясь о последствиях, хищнически разорял окрестности Антиохии, теперь пожинали плоды своих разбоев»[87].

Положение крестоносцев стало особенно угрожающим, когда на помощь осажденным выступил из-под Мосула эмир Кербога с 300-тысячным войском. «Крестоносные бароны пытались было завязать переговоры о союзе против сельджуков с фатимидским Египтом —факт, показывающий, что в критические моменты Крестового похода реальные политические интересы отодвигали в сторону всякого рода религиозные соображения. Но египетский везир аль-Афдал предложил неприемлемые для главарей крестоносного войска условия: раздел Сирии и Палестины, при котором Иерусалим остался бы за Египтом»[88]. Такие предложения, конечно, были отвергнуты.