Сценарий сериала. Как написать историю, достойную Нетфликса - Нил Ландау

Десятилетиями персонажами телесериалов были в основном врачи, адвокаты и полицейские, в частности детективы. Формула очень проста: дело недели с положительным результатом. В мире классических процедуралов не существует болезни, судебного дела или преступления, которое нельзя вылечить/разрешить/раскрыть за 42 минуты[18]. Многие подобные шоу существуют по сей день, поскольку аудитория желает привычного и знакомого. Это комфортная еда, как и многокамерные ситкомы. „Закон и порядок“ не просто так стал самым выносливым сериалом, а его потомки (“CSI: Место преступления“, „Морская полиция: Спецотдел“, „Мыслить как преступник“) и их юридические/медицинские коллеги стали мировыми многомиллиардными франшизами. Дела зачастую провокационные и/или скопированые с газетных заголовков, но расследование преступлений (судебных дел или медицинских состояний) по замыслу и в силу обстоятельств поверхностно и легко разрешимо.

Сегодня пробиться сквозь шум сложно, если сценаристы/авторы не делают что-то свежее и необычное. Одним из способов решения проблемы стали медленно развивающиеся, с одним делом на сезон, процедуралы. Но давайте оглянемся назад и поместим их предшественника, классический процедурал, в контекст. Во все века большим техническим прорывам сопутствуют разные уровни тревожности, скептицизма и страха. Появление неуклюжего телевизионного приемника RCA более 70 лет назад не стало исключением. Радио было безопасным, а вот телевидение воспринималось как вторжение: кто эти незнакомцы в странном светящемся ящике в нашей гостиной? Для многих это была удивительная новинка, аналогичная сотовому телефону и интернету. Никогда прежде не появлялось технологии столь же разрушительной, как „идиотский ящик“ или „буб-туб“[19] – и возврата к прошлому уже не было.

Человеку свойственно бояться изменений. Когда мы переключились с радио на ТВ, тогдашние телесети предлагали безопасные, легкие и успокаивающие программы. Ситкомы показывали „счастливых людей, которые весело решали веселые проблемы“[20], а драмы сталкивали героев и злодеев – и герои неизменно побеждали. Телевизоры были черно-белыми, и истории были такими же. От сетей в 1950-е и 1960-е годы требовались сериалы, интересные как зрителям, так и рекламодателям. Рекламировались мыло, мастика для полов, средства для стирки, кофе и сигареты (разумеется, до того, как предупреждения министра здравоохранения стали помещать на пачках).

В те времена немногие хотели от телевидения неоднозначности и двусмысленности. Мы хотели решений и простых ответов. Я очень сильно упрощаю, но после Второй мировой войны считалось, что Америка – все еще единая нация, и ТВ отражало

стремления, надежды и мечты большинства (которые сегодня назвали бы привилегией белого мужчины). На Мэдисон-авеню продавались не только товары с названиями „Радость“, „Веселье“ и „Мистер Чистота“, но и образ жизни. Мы доверились новым источникам, трем главным вещательным сетям, и одну и ту же версию новостей нам доставляли дикторы Уолтер Кронкайт и Эдвард Р. Марроу.

Бен Шапиро в своей неоднозначной книге Primetime Propaganga рассматривает, как „в последние 60 лет голливудские писатели, продюсеры, актеры и исполнители с помощью телевидения продвигали либеральные идеи, расширяли рамки социальных и политических проблем и подгоняли Америку под свой „левый“ образ“. Вне связи с консервативными взглядами Шапиро появление телевидения как технического новшества, которое само по себе было нейтральным, сопровождалось неочевидной политической и общественной повесткой. Отражают ли персонажи и сюжеты телевизионных программ жизнь всех граждан или они так и остались „отбеленными“ версиями американцев, отфильтрованными через линзу взгляда белых мужчин?

В первые десятилетия телевидения отвечать на этот вопрос не стремился никто из игроков ТВ-бизнеса. Первые телевизоры были роскошью, которую, как и рекламируемые в перерывах товары, не могли себе позволить бедные и бесправные люди. Малоимущий низший класс, в том числе иммигранты, был невидим, если только не появлялся как стереотипные и стигматизированные преступники, бандиты, проститутки и „прислуга“. Нужда белого сообщества в комфорте и уверенности способствовала росту предсказуемых счастливых концов. Мы всегда на 100 % знали, кто преступник, потому что подозреваемый в конце признавался, выражал раскаяние и объяснял свои мотивы полицейским или супергероям, после чего его уводили прочь в наручниках. Уверенность и предсказуемость были краеугольными камнями телесериалов в последние пять десятилетий (за исключением сериалов Нормана Лира, Тома Фонтаны и Стивена Бокко; все они – белые мужчины, но их сюжеты прекрасно отражают проблемы реального мира).

С революцией цифрового телевидения публика переросла формальный и предсказуемый подход и обратилась к неоднозначным серым зонам сложных, небезупречных героев, антигероев и антагонистов в сериалах, отрицающих стереотипы и легкие решения. Аудитория стремится к хаотичному, часто иррациональному миру, в котором мы живем. Сегодняшние первопроходцы контента создают сериалы, стоящие на суровом реализме, неуютном, намеренно жестком юморе и иронии. Возможно, некоторые из них даже слишком умны. Но большинство бросает вызов нашим ожиданиям в отношении устоявшегося жанра, раздвигая границы и заставляя нас сомневаться в существующем положении вещей.

Процедуралы продолжительностью в сезон стали основным жанром цифровой эпохи, превозносящей сериализацию и подлинность.

Истина где-то рядом, но это скользкий и субъективный путь

„Народ против О. Джей Симпсона“ не без причины настолько соответствовал духу времени; мы словно не знали исхода дела о двойном убийстве. Сейчас, когда мы можем что угодно снять на видео (а еще у нас есть видеорегистраторы, камеры на дорогах и наблюдение со спутников), мы уверены, что кто-то где-то знает больше: если правда так легко вышла на свет, это наверняка заговор. За „Секретными материалами“ последовали „Мистер Робот“ и „Человек в высоком замке“, созданный одним из создателей „Секретных материалов“ Фрэнком Спотницем. В популярности этих сериалов ключевую роль играет паранойя.

В прошлом, если мы понимали, как решить загадку, и оказывались правы, мы могли похлопать себя по спине за то, что мы умны. Сегодня мы скорее переключим канал. Наша нынешняя жизнь интерактивна. Предсказуемая сюжетная линия в лучшем случае разочаровывающе вторична, в худшем – оскорбительна для нашего разума. В сегодняшнем ландшафте стриминговых сервисов ясно одно: публике нужен выбор. И напротив, если мы не смогли устоять перед захватывающей историей, мы, как и в случае с хорошей книгой, не хотим, чтобы она заканчивалась. Зрителям нужны сюжетные повороты. Нам нравятся флешбэки, проясняющие и оправдывающие неудачные решения героев и героинь. Раскрытое дело, взломанный код, вылеченная болезнь, даже искупление – все это возможно, если достоверно и активно заслужено. Публика любит щепотку магического реализма и/или мистики, но отвергает deus ex machina[21],удобные совпадения и простые средства. Запоминающиеся персонажи много работают и много играют и часто очень ответственны. Героические – стремятся спасать жизни, но склонны к саморазрушению.

В моей последней книге TV Outside the Box: Trailblazing in the Digital Television Revolution я анализировал