Лабиринт простых сложностей - Галина Владимировна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что с туманом? – поторопила ее Клавдия Степановна. – Вот побежали вы по лестнице вниз, обгоняя друг друга. А дальше? Кто бежал первым?
– Алла бежала первой, – наморщив лоб, произнесла Ирина. – И вдруг споткнулась и упала.
– Упала? Ты раньше этого не говорила.
– Точно, точно упала! – затрясла в воздухе указательным пальцем Ирина. – Спина передо мной двигалась и вдруг исчезла. Она упала. А потом провал. А очнулась я уже с ножом в руке. От собственного громкого крика очнулась.
– Ясно, – тетка скептически съежила губы. – Только именно так говорить в суде нельзя. Ты убила ее в состоянии сильнейшего нервного напряжения…
– Ты прямо как следователь говоришь! – фыркнула она, перебивая. – Не было у меня никакого потрясения. Обида была. Но не на Аллу. А вообще, по ситуации. Ивана хотелось увидеть и задать ему несколько вопросов. Кстати, что он думает обо всем этом?
– А ничего, – тетка поднялась со стула, шагнула к двери, за которой маячил охранник. – А ему безразлично! Ни смерть Аллы его не тронула. Ни твое заключение под стражу. Мне кажется, он даже рад, что избавился от вас.
– Почему? – растерянно глянула на нее Ирина.
– Потому что вы были очень навязчивыми. Очень! Потому что… – тетка с плохо скрываемой брезгливостью оглядела племянницу, нашла ее сильно потускневшей и обронила: – Потому что дуры!
Глава 7
Она проснулась задолго до будильника. И еще не вставая с кровати, поняла, что сын снова не ночевал дома. Такое в последнее время часто случалось. Когда она попыталась узнать у него, где и с кем он проводит ночи, он зло глянул и порекомендовал ей применить профессиональное мастерство и узнать самостоятельно.
Как говорится: напросился сам. Маргарита позвонила одному своему давнему знакомому. Он прежде работал в органах, занимался наружным наблюдением. И равных ему в этом не было. Если бы не стремление услужить и нашим и вашим, работал бы до сих пор. Но ее знакомый не сумел устоять перед желанием заработать и слил информацию о наружном наблюдении заинтересованному лицу. Узнали. Выгнали. Но парень не унывал. В частном порядке оказывал услуги за приличные деньги. И, как ни странно, был весьма востребован. И даже подумывал об открытии частной сыскной конторы.
Задание ее он выполнил уже на следующий день.
Оказалось, что сын, втайне от нее, взял в ипотеку маленькую квартиру-студию в новостройке. И теперь самостоятельно делал там ремонт.
– Какой ремонт, Зося?! – вытаращилась на давнего знакомого Хмельнова, принимая из его рук конверт с фотографиями. – Он же не знает, как кирпич выглядит!
– Да ладно вам, Маргарита Сергеевна, – коротко хохотнул Зосимов. – Плохо вы знаете своего парня. Нормально. Справляется.
– А ипотека! Чем он станет ее погашать? У него даже постоянной работы нет!
– Вы что-то путаете, Маргарита Сергеевна. – Зосимову точно было неловко оттого, что приходилось открывать ей глаза на такую очевидную правду. – Он уже год заведует отделом.
– Отделом чего? – фыркнула она недоверчиво.
– Что-то с IT-технологиями. Устроился полтора года назад в эту фирму. Быстро зарекомендовал себя. Пошел на повышение. Сейчас начальник отдела. И это не предел, как мне его отрекомендовали. Так что можете быть спокойны…
Спокойна она не была. Оказывается, у ее сына появилось от нее очень много тайн. Делиться ими с ней он точно не собирался. А собирался съехать из их общей большой квартиры в крохотную студию, в которой кухня заканчивалась там же, где начиналась ванная. И главное – район! Район, где он приобрел себе жилье, располагался на другом конце Москвы. Это ли не намек на то, что он хочет как можно реже видеться с ней. А она-то наивно полагала, что раз они по утрам встречаются за завтраками, то все между ними хорошо.
– Он тебя так и не простил, – произнесла Маргарита, уставившись на свое заспанное лицо в зеркале ванной. – И не простит никогда. Потому что он не любил эту девочку. А ты…
Она сморщилась, как от зубной боли. Открыла воду в душевой кабине и встала под обжигающе прохладный душ. Через пару минут запела. Это было мощным оружием против хандры и гадких мыслей на собственный счет. Себя надо любить, как считала она всегда. Потому что никто, кроме самой себя, не станет любить тебя так же сильно и всепрощающе.
– В мире много зла, милый, – учила она своего сына тому же. – Зла, непонимания, обид. И чтобы выжить и не сгореть заживо в этом горниле, надо уметь любить себя. Не до фанатизма, конечно, нет. Но в любви к самому себе надо уметь черпать силы. Иначе никак…
Ее сын – милый черноглазый мальчик – слушал ее, взрослел и совершенно, как оказалось, не собирался следовать ее советам. Главным его постулатом какое-то время было критиковать и ругать самого себя. Там не доделал, там недоглядел, здесь поленился и снова не успел.
– Ты просто самоед! – смеялась она над его самобичеванием. Смеялась, правда, с осторожностью. – Так нельзя! Не ты один виноват в том, что произошло…
Выучила, что называется, на свою голову. Теперь он во всем винил ее. И прощать не собирался.
Стоя у окна кухни, Хмельнова медленными глотками пила свой скверный кофе, который так и не научилась готовить. Рассматривала мокрую от летнего дождя улицу и запретно мечтала об отпуске.
Перед глазами возникали картинки морского побережья – тихого, уединенного, забытого туристами и цивилизацией. Крохотный домик на берегу под деревьями. Можно даже с удобствами на улице. Качели под старым раскидистым деревом. Все равно каким, не принципиально. Могут быть и пальмы, и сосны, и бамбук. Круглый столик на веранде, на нем кофейник, булочки. Подле столика старое кресло: скрипучее, но все равно удобное. И никакой телефонной связи. Ну вот от слова «совсем» – никакой…
Начальник недвусмысленно дал понять, что, как только дело об убийстве Аллы Сахаровой окажется в суде, она может писать рапорт на отпуск. Дело без пяти минут там. Значит, надо присмотреть себе чемодан на какой-нибудь распродаже, где все буквально за копейки.
Телефон на подоконнике зазвонил.
– Да, капитан, слушаю, – удивленно подняла она брови, коллега никогда не звонил ей на личный телефон, да еще в такое время. – Что-то случилось? Наша подозреваемая наконец написала признательное?
– Если
