Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках - Ольга Эдельман

Современные исследователи заново прочли сталинские тексты и пришли к ряду весьма плодотворных наблюдений и о его взглядах, и об особенностях его личности. Но наряду с этим по-прежнему чувствуется дефицит конкретных, предметных знаний о том, что Иосиф Джугашвили делал в закавказских партийных организациях, как складывалась его карьера подпольщика, чем именно он занимался. Конечно же, эти лакуны не случайны и обусловлены сложностью сбора и интерпретации источников. Усугубляет ситуацию в целом очень слабый интерес к истории русской социал-демократии, наблюдаемый в последние два десятилетия. Казалось бы, положение парадоксальное: мало какая организация или движение сыграла столь громадную роль в русской истории, мало какая область знания была столь же фальсифицирована, как история РСДРП; но с падением запретов историки не бросились выяснять долгожданную истину, а предпочли заняться совершенно другими темами. Несколько больше повезло меньшевикам, о большевиках же в послесоветское время было написано прискорбно мало. Недостаточная изученность подлинной истории большевизма делает особенно сложной задачу определить место в нем Джугашвили-Сталина.

С.С. Монтефиоре при работе над книгой «Молодой Сталин»[63] обратился к неопубликованным архивным источникам, в том числе хранящимся в Грузии. Книга выдержана в жанре беллетризованной биографии, Монтефиоре предложил свою интерпретацию молодого Сталина. Автор рисует Кобу как часть грузинского мира с уважением к силе, жестокими уличными драками, высоким уровнем насилия. Иосиф Джугашвили, воспитанный в духе специфически кавказского культа грубой силы, предстает террористом, бандитом и налетчиком, а его революционная деятельность мало отличается от уголовной. Проблема в том, что этот образ не нов. Он отсылает нас, с одной стороны, к набору романтических шаблонов о свободолюбивых, жестоких и в то же время благородных разбойниках, жителях гор. С другой стороны, возвращает нас к мемуарам грузинских меньшевиков, которым традиционно доверяла западная историография и которые обвиняли Кобу в разбое, властолюбии, связях с уголовными бандитами, экспроприациях. Приложив усилия по изучению архивов, в результате Монтефиоре цитирует лишь те источники, которые подтверждают его концепцию личности Сталина, игнорируя противоречащие. Как следствие, он попадает в ловушку этих источников и вместо нового взгляда на своего героя воспроизводит давно потрепанную однобокую версию, разве что повторяет ее более искусно и с большей литературной убедительностью.

Случай Монтефиоре лишний раз показывает необходимость внимательного, критического отношения к источникам и учета их во всей полноте. Таким образом, источниковедческий анализ свидетельств о молодом Иосифе Джугашвили остается более чем актуальным.

II. Источники

Проблема отнюдь не в скудости источников. Напротив, их очень много, помимо больших компактных комплексов множество ценных упоминаний рассеяно по десяткам и сотням архивных дел, и всегда есть шанс найти еще что-то не лишенное значения среди бесчисленных воспоминаний и рассказов, как непосредственно о Сталине, так и посвященных в целом другим темам, но включающих связанные с ним эпизоды. Однако главная трудность состоит не в том, чтобы отыскать и собрать как можно больший свод источников, а в том, как быть с полученной в результате информацией: ведь большинство этих источников заведомо могут быть заподозрены в пристрастности, необъективности, фальсификации, намеренной лжи. Впрочем, мне это кажется не трудностью и даже не вызовом, который прошлое бросает профессиональным навыкам современного историка, а на редкость увлекательной головоломкой. Я с настоящим азартом устраивала посмертные «очные ставки» между большевиками, меньшевиками, жандармами (последние заслуживают большего доверия, чем первые две категории!), сопоставляла варианты текстов одного и того же мемуариста, ловила его на противоречиях, с торжеством выуживала нечаянные фразы, выдававшие истину

Обсудить на этих страницах все источники и вытекающие из них версии невозможно, да это и не имеет смысла. Я остановлюсь на характеристике наиболее существенных групп документов и их особенностей.

Основной массив информации сосредоточен в двух архивных фондах: фонде Департамента полиции (Государственный архив РФ (ГА РФ), ф. 102) и именном фонде Сталина (Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 558[64]).

Следует подчеркнуть, что фонд 558 не является личным архивом Сталина. Это не есть комплекс бумаг, некогда лежавших на столе, в сейфе, в канцелярских шкафах кабинета Сталина. Это – обширная коллекция материалов о нем, собранная в Центральном партийном архиве Института Маркса – Энгельса – Ленина (ЦП А ИМЭЛ), преемником которого является РГАСПИ. Сейчас коллекция документов о жизни Сталина дореволюционного периода входит в опись № 4 фонда 558; в описи № 1 этого фонда сосредоточены рукописи самого Сталина, а сравнительно недавно переданные в этот фонд из Архива Президента РФ материалы секретариата Сталина составляют опись № 11, среди них также находим отдельные документы, касающиеся его дореволюционного прошлого. В прочих описях фонда 558 находятся документы советского периода.

Материалы о Сталине отыскиваются также в некоторых других фондах ГА РФ, РГАСПИ и других архивных учреждений: архивах прокурорских и судебных инстанций дореволюционной России, личных архивных фондах большевиков – соратников Сталина, фондах историко-партийных комиссий. В целом их удельный вес невелик, а отдельные документы иногда обнаруживаются в неожиданных местах. Архивы Департамента полиции находят продолжение в региональных архивах губернских жандармских управлений. В части, касающейся материалов о Сталине, равно как и о Ленине и других крупнейших советских деятелях той же генерации, эти фонды находятся в сложном соотношении с фондами РГАСПИ, которые отчасти их дублируют.

Жандармские архивы

Как ни странно, самым взвешенным и если не объективным, то хотя бы свободным от явного идеологического противостояния и политической подтасовки из существующих источников оказывается документация Департамента полиции. Исследователь, обращающийся к ней после листовок, статей и воспоминаний большевиков и меньшевиков, не сможет не заметить разницы языка и стилистики. В отличие от сподвижников и противников Сталина из революционного лагеря чины полиции не имели никакой надобности в ведении политизированной идейной полемики. Демагогической риторике революционеров противостоял не безликий суконный канцелярит, как можно было бы ожидать, но вполне живой и, как правило, грамотный язык жандармских офицеров. Они не прибегали вовсе ни к какой риторике, излагали суть происходящего внятно, по существу, иногда даже с некоторым сочувствием к простым участникам событий. Впрочем, считать их беспристрастными и точными свидетелями мы, разумеется, также не можем. Жандармские офицеры имели перед собой прагматичную задачу борьбы с революционными организациями и изучали противника.