Песня Победы. Стихотворения - Илья Авраменко

Александр Решетов

На ленинградской улице

Не в первый раз идти нам вдоль пустынной,Вдоль отсверкавшей окнами стены.Но перед неожиданной картинойОстановились мы, поражены.

К стене в печали руки простирала,Как бы ослепнув, женщина. Она,Беде не веря, сына окликала.Еще кирпичной пыли пеленаКазалась теплойИ на кровь похожей.

«Василий,Вася,Васенька,Сынок!Ты спал, родной,Откликнись мне. О боже!»...Из черных дыр оконных шел дымок.

Рыданьем этим, горем материнским,Холодный день, обжег ты души нам.А вечеромВ полку артиллерийскомМы обо всем поведали друзьям.

Кто под луной не вспомнил дымноликойРодную мать?Чье сердце нам верней?Гнев наших залповРавен будь великойЛюбви многострадальных матерей!

Говорю из Ленинграда

Хлеб такой я знал и до блокады:С примесью мякины и коры.Ел его давно — у землепашцев,Бедняков тех мест, где начал жизнь.

Чьей-то злобной, грешною издевкойНад священным делом землепашца,Над своим собратом человекомМне казался тот нечистый хлеб.

Как я ликовал, когда трещалиСтародеревенские устои,Как негодовал, когда держалсяТемный мой земляк за прежний хлеб!

Тот цинготный хлеб воскрес нежданноВ дни войны в голодном Ленинграде,И такого маленькие долькиПолучали люди умирая.

Молодость моя, ты пригодилась —Я в расцвете сил встречал беду,Все превозмогая — боль и голод,Как и все здесь, не жалел я сил.

Мне умелец мастер сделал зубы:— Вам свои испортила блокада,Этими вот ешьте на здоровье,Хлебы нынче добрые у нас!

Я сегодня шел по Ленинграду,Вспоминал расцвет свой ненапрасный,Думал я о странах и о странныхПасторах и канцлерах иных.

Им я говорю из Ленинграда:Не кормите вы сограждан ложью,Пощадите человечьи души,Не сбирайте дурней сеять ветер,Можем одолжить других семян.

Люди сеют рожь и кукурузу,Люди сеют просо и пшеницу,Люди ценят честные, без лести,Словно хлеб без примесей, слова.

Всеволод Рождественский

* * *

Целый день я сегодня бродил по знакомым местам,Удивляясь тому, что их вижу как будто впервые.Чуть вздыхала Нева, поднимаясь к горбатым мостам,Вдоль проспектов цепочкой бежали огни золотые.Летний сад за решеткой качался в сырой полумгле,Чуть касалось щеки дуновенье просторного оста,И разбрызгивал лужи трамвай, отражая в стеклеКлочья розовых туч да иглу над громадою моста.В этот вечер откуда-то хлынула в город весна,Рассекая все небо полоской зеленой и красной.И сверкала на Невском, шумела толпой сторона,Та, которая прежде была «при обстреле опасной».

Гвоздики

Вдоль Невского автобусы гудели.Лилась толпа. Игла была ясна.Кто помнил, что когда-то при обстрелеБыла опасна эта сторона?

Теперь здесь все привычно и знакомо.Но задержись, хотя б на краткий миг,Перед плитой на сером камне домаИ огненным под ней пучком гвоздик.

Кто положил их? Ленинградец старый,Бывалый ополченец грозных дней?Вдова, вся в черном? Юноша с гитарой?Или студентка с челкой до бровей?

А может быть, девчушка, галстук красныйНаследница и горя, и побед —Стояла здесь, на «стороне опасной»,И слушала, что говорил ей дед?

Текло с Невы дыхание прохлады,Витринами сверкал обычный домПеред притихшей внучкою Блокады,Которой все казалось только сном.

И ярче, чем снарядов посвист дикий,Давно похороненный в тишине,Пылали победившие гвоздикиНа этой солнцем залитой стене.

Елена Рывина

Возвращение в Пушкин

Если ваше детство тоже пробежалоПереулком Ляминым в Детское Село,Если переулок ЛяминИ для вас, как тихий голос мамин, —Вы поймете острой боли жало,Что в те дни в меня вошло.По садам, где каждую ограду,Каждый кустик знаю наизусть я,Ходит хлюст особого отряда,Хлыстиком сбивая этот кустик.Снится мне осадными ночамиСтарый парк мой, весь заросший, мшистый,Статуи с закрытыми очами,Не глядящие в глаза фашиста.Старые Дианы и Цирцеи,Детство мне взлелеявшие, где вы?Не стоит под аркою ЛицеяМститель, задохнувшийся от гнева.И когда заговорили пушкиСамыми родными голосами,На рассвете я входила в Пушкин,Он еще дымился перед нами.Но уже не девочка входилаВ порохом покрытые владеньяСнегом припорошенных полян —К женщине с седыми волосамиПодполковник Тихонов склонился:— Вам нехорошо? Не надо плакать,Стыдно же, товарищ капитан!— Нет, мне хорошо, но мне не стыдно,Разрешите, пусть они прольются.Слишком долго я копила слезы — потому и стала я седой.Не могу о тех я не заплакать,Кто со мною в Пушкин не вернется,Из кувшина Девы не напьется,К Пушкину на бронзовой скамейкеНе придет, — а я пришла домой!

* * *

Огни на Ростральных колоннах,Как факелы Мира горят.Для граждан, в свой город влюбленных,Их пламя прекрасней стократ.

И с этих высоких причаловНам многое стало видней —И трех революций начало,И отблески дальних огней...

Мы ведали высшее счастье —Нет в мире сильней ничего —Стать города малою частью,Порукой и Верой его.

И много нас пало на склонахВо имя твое, Ленинград!Огни на Ростральных колоннах,Как вечная память горят.

Горят маяки над Невою,И кажется, ночь горяча,Как будто в ней пламя живоеОтважной души Ильича.

И в светлую даль устремленныйПлывет, как корабль, Ленинград.Огни на Ростральных колоннах,Как факелы Мира горят.

Михаил Сазонов

* * *

В квартире за Нарвской заставой,В шкатулке, невзрачной на вид,Прижатый пехотным уставом,Обломок рейхстага лежит.

Он взят из дымящейся груды.В кармане махоркой оброс.Его от Берлина досюдаСолдат-пехотинец принес.

И часто в победную дату,Когда загрохочет салют,Усталые пальцы щербатыйОбломок войны достают.

И, как недомолвка, повиснет:— Тяжел ты, гранитный, тяже-е-л.Ведь я за тобою полжизни,А может, и больше прошел.

Часы

Каким-то чудом башня уцелела.Немало испытавшая, онаНа сотню лет, казалось, постарела,И снег лежал на ней, как седина.

Изогнуты стальные ребра окон.И, словно башни одинокий глаз,Из полумрака, со стены высокойЧасы глядели черные на нас.

Враг отступил, дотла разрушив город,Но не успел куранты увезти.Их циферблат был пулями расколот.Обломки стрелок стыли на шести.

Тогда по приказанью лейтенантаСреди солдат нашли часовщиков.И смастерили раненым курантамСверкающие стрелки из штыков.

Настало утро. Ход их равномерныйПроверил солнца вешнего восход.Враг отступал. Часы ходили верно.Мы шли на запад. Время шло вперед!

Виссарион Саянов