Гибель Марса - Михаил Белозеров

  Редакция "Москва-хроникал" располагалась в шестидесятидвухэтажной высотке в начале Яузского бульвара. Охранник увидел Росса и не пожелал нас впускать, хотя вдвоем с Россом мы беспрепятственно появлялись во всех редакциях и ресторанах. Нас везде знали. Росс был моей визитной карточкой - выхоленный, выстриженный, отриммингованный -- чепрачный эрдель, с рыжим подпалом и с мордой кирпичом - я специально носил в заднем кармане расческу. Охранник оказался молодым, неопытным и упирался, пока я на всякий случай не сунул ему под нос пропуск с полосой по диагонали, который и в этот раз оказал магическое действие, которому я в очередной раз только удивился. Не звонить же Юре Дронскому по всякому пустяку. Мы поднялись в скоростном лифте на двадцать пятый этаж, где в коридорах наши шаги с Россом заглушали толстые, мягкие дорожки.

  "Москва-хроникал" занимала десять этажей - с двадцатого по тридцатый, и была крупнейшей газетой мультимедийного магната Пеки Дементьева, который владел по всему миру четырехстами пятидесятью восемью фирмами и корпорациями. Империя называлась "Независимые новости и медиа". В газете работало более пятисот журналистов и неизвестно какое количество внештатников.

  По сравнению с ним наши "Петербургские ведомости" были детской игрушкой. Два года назад, примерно когда пропал Рем Понтегера, "Ведомости" понесли убытка на восемь миллионов рублей. Следующий год был не лучшим для газетного бизнеса - издания сдавали позиции по всем направлениям. Потом появился Алфен. Его вытянули из забытья партийные функционеры, фамилии которых даже не хочу упоминать. Алфен в свою очередь нашел меня и всех ведомцев. Месяцев через восемь мы стали гордо выпячивать подбородок и открывать двери ногой, потому что рейтинг газеты взлетел на небывалую высоту. С нами стали считаться. Но таких более-менее успешных газет было много, а сорокадвухстраничный таблойд "Москва-хроникал" -- в пятерке лучших, и попасть в него было все равно что выиграть в лотерею миллион или получить у Бога индульгенцию на все последующие грехи.

  Юра Дронский обитал в стеклянном кабинете с огромной приемной и внушительного вида секретаршей, и я вспомнил, что Юра всегда питал слабость к крупным женщинам.

  Однако он вел такую жизнь, которой не позавидуешь. Вставал в шесть утра, чтобы еще до работы прочитать все газеты, посмотреть программу "Время", поговорить со всеми нужными людьми. К этому времени на Марсе всегда что-нибудь происходило, поэтому уже к девяти часам утра в телефоне Юры Дронского садилась батарейка. Он хватал следующий аппарат. Секретарша следила, чтобы все пять трубок ежедневно были заряжены. Мало того, в "сетуне" у него был отдельный набор телефонов. Юра Дронский так и не привык к аэромобилям, даже к самым шикарным. Его укачивало. Зато на свой супердорогой "сетун" -- машину с плазменным генератором -- он поставил гудок от земного локомотива, чтобы носиться, как угорелому -- когда Юра сигналил, то было слышно в радиусе двенадцати километров. Его многократно штрафовали -- он предпочитал платить и пользоваться своим фирменным сигналом, от которого шарахались, как от бешенной коровы.

  Обычно он входил в офис, разговаривая с секретаршей по телефону до самого последнего момента, пока не возникал в приемной, как дух из бутылки, потом говорил всем: "Привет!" и удалялся в свои апартаменты, не отрывая телефона от уха. Он так привык к ним, что, наверное, сидел с ними в туалете, разговаривая, просматривая сообщения и голых девиц.

  Понятно, что из-за суеты, севших батареек и из-за того, что участвовал в управлении самой крупной газеты на Марсе, Юра Дронский жил в вечном стрессе. А это, учитывая спад рекламной активности и снижение тиражей, не давало ему спокойно спать, и он мучился бессонницей. В общем, Юра Дронский работал на износ.

  Правда, и времена наступали тяжелые. А ведь цивилизации на Марсе было не больше пятидесяти лет, и мы были в начале пути. На то, чтобы уничтожить Марс, спутнику-Фобосу понадобилось мгновение, землянам же придется ковыряться ни одно столетие.

  Я постучал в стекло, и он махнул мне рукой.

  В строгом определении редактора, я бы сказал, что он был великим - безропотно тянуть такой воз! Должно быть, Пека Дементьев ценил его не меньше, но загонял, как любимого коня, на которого привык делать ставки.

  Юра Дронский сидел спиной к окнам во всю стену, за которыми расстилалась Столица мира: бесчисленные крыши, Сенатская площадь, Кремль, петли Невы-Москвы-реки, залив и небоскребы, теряющиеся в дымке испарений. Особенно выделялся район Рублевки - рубиновая игла Сити-центра пронзала небо, а торговый центр издали походил на панцирь гигантской черепахи. За ними на горизонте высились желтые Доломитовые горы - единственное, что отличало равнинные города России от Столицы Марса, и которые с севера ограничивали низину или пустыню Гусева, а с запада спадали в блестевший под холодным марсианский солнцем Финский залив. До гряды было не меньше ста двадцати километров, и в вершине одной из них застряло крохотное облако. Где-то там находилась система "Глоба" из пяти телескопов-сторожей, которые прикрывали Столицу с запада, автоматически следя за космосом.

  Мы с Россом зашли, и я сел с краю, предварительно захлестнув поводок за дверную ручку. Я совсем недавно купил Россу этот толстый кожаный поводок, на котором при случае можно было с успехом повеситься. Свой компьютер, который оттягивал карман и который без очков "пи-технологии" представлял теперь всего лишь кусок пластмассы, я положил рядом на свободный стул. Да и "Феня" молчал - значит, то ли не было новых сообщений, то ли не работала связь.

  Все ответственные редакторы, а также ведущие журналисты были в сборе. Юра кого-то распекал. При этом он беспрестанно совал ручку в рот и жевал ее. От этого его речь не становилась разборчивей.

  -- Газета не делает событий, -- вещал Юра Дронский в пятьсот двадцать пятый раз. -- Она их комментирует, иногда интерпретирует в силу своих пристрастий. Наша стратегия заключается в том, чтобы использовать яркие первые страницы, которые видны за километр. Информация должна быть ясной, кратко изложенной и броской! Что у нас по ударным темам?

  Ему отвечали. Он помечал на бумаге. Я готов был биться об заклад, что тема черных ангелов в его списке не значилась. И честно говоря, удивился, потому что ожидал совершенно другого. Еще мне не понравилось, что Юра явно избегал моего взгляда. Он делал вид, что увлечен разговором.

  -- Хорошо, Петров, -- говорил Юра Дронский, отгрызая у ручки колпачок, -- "В правительстве рассматриваются закон о криминальном правосудии". Венгловский: "Борьба Гучини за власть", тоже, очевидно, следует вынести на первую полосу. Маша Ржевская: "В некоторых областях на Западе предпринята попытка истребления местной фауны, в частности - летающую форму шитиков". В одном районе шитиков уничтожают, в другом, наоборот, разводят на фермах для меха. Надо занять четкую позицию по данному вопросу. Думаю, как раз по второму варианту. Сакулин: "Успех группы "Семья куропаток"". Это в раздел культуры... У нас серьезная газета...

  -- Но они взяли Гран-при... -- робко напомнил Сакулин.

  -- А что там произошло убийство, или что?! Кто сейчас этим интересуется, кроме группки дебильных юнцов?

  После таких заявлений я покривился. Неужели Юра Дронский не чувствует момента? Грядут такие события! Впрочем, вопрос чисто риторический. Что-то на Юру Дронского не похоже. Хотя бы для приличия упомянул о каменах. Тема, правда, не столь свежа, но зато проглатывалась всегда и неизменно, словно для читателей не было ничего интересней, чем смаковать кровь и насилие. На мой непросвещенный взгляд, "Москву-хроникал" было так же неинтересно читать, как и разгадывать шарады. Я никогда не читаю на ночь глядя "Москву-хроникал". Как, впрочем, и в другое время суток.

  -- Материал о Маркедонове тоже неплохой, - неискренне продолжал Юра. -- Думаю, мы должны поставить на первую страницу Гучини, шитиков и кровавое воскресенье.

  Я открыл было рот, чтобы сообщить, что все это неактуально, что Гучини - это не новоявленный Христос, а всего лишь воинствующий ортодокс, что шитиков полным-полно в Доломитовых горах, к тому разноцветных -- под цвет разнотравья пустыни, что парламент благополучно переживет кровавое воскресенье и до следующего понедельника выберет для нас нового бритого шилом премьера, что небо на Марсе давным-давно не розовое, а голубое, что сегодня вторник, а не злополучный понедельник и тем более не черная пятница, когда все прощается, но вдруг меня осенило: Юра Дронский не тот человек, который будет ставить на плохую лошадку, значит, у него есть повод вести себя тихо и скромно. Дело в том, что к нему стекалась информация из самых невероятных источников. Всякий, кто хотел иметь в друзьях Дронского, спешил принести в клювике. На этом зиждился не только столичный мир. Здесь была замешана большая политика и высшие сферы, которые мне и не снились.