Моя жизнь с русскими. Или Свой среди чужих - Гвейн Гамильтон

– Да здесь столько китайцев, – говорили, – он не может понять, наверное.

– Да ну, он с китайцами не общается, – отвечал я.

– Да все равно, их столько много, и филиппинцев, он не может сориентироваться. Да и ты еще по-русски, и он не может определиться.

И действительно. То есть, мы дома только по-русски говорили, в основном, и дед с бабой украинские тоже; моя семья живет в другом городе и очень редко приезжает. Так что, с точки зрения малого, выбор должен был быть только один. А между тем, говорить не хотел, и вроде счастлив. Смотрит на тебя, улыбается, показывает пальцем: ох, как все хорошо! И ты только начинаешь что-то ему говорить, а он машет ручкой, типа «пока», и удирает в другое место улыбаться да быть довольным в одиночестве.

Но и это в свое время прошло и, кажется, приблизился момент. Он стоял, не удирал и вроде ротик приоткрыл. Все затаили дыхание – заговорит? Заговорил!

– Пипи!

Все смотрят друг на друга в раздумье: что имеет в виду? Я сразу понял. Мы каждый день читаем, он любит слушать, особенно про животных. Среди них есть такая курочка-рябушечка. Она пошла на речку за водичкой для своих цыплят. И как цыплятки просят пить? Пипипи!

Я ему дал попить – и оглянуться не пришлось, то есть говорить ой как начал, особенно среди ночи и рано утром. Классно. И так месяца два, и каждый день новые успехи.

Тогда вдруг ниоткуда пришла беда – великая, непонятная.

– Что это?

– Кат!

– Что!? А это что?

– Бал!

Как это было возможно? Откуда он мог такое услышать? Что это такое? Может, кровная связь с языком, ну очень сильная?

Пока он настаивал на своих новых словах, мы пытались его нежно уговорить.

– Cat!

– Нет, Ванечка, это кошечка.

– Ball!

– Нет, Ванечка, это мячик.

– Car!

– Нет, Ванечка, это машинка.

– Bird!

– Нет, Ванечка, это птичечка.

И я допонял часть тайны. Нужные ему английские слова просто-наспросто более простые, односложные. И за этим открытием последовало почти сразу другое открытие. Ваня сидел на полу в комнате и повторял свои новые простые слова. Я прислушался и вдруг услышал второй голос. «Второй голос!? – подумал я, – что это значит!?» И побежал я в комнату, но не было там второго человека, вора или кого нибудь другого, скрывавшегося в доме с целью переучить нашего ребенка английскому вместо русского. Ваня на меня посмотрел, и я на него. Так стояли и смотрели, но ответа не было, пока он не нажал на кнопочку игрушки.

– Ball! – твердила игрушка.

– Ball! – согласился Ваня. И тайна была раскрыта. Русские наши друзья здесь приносили нам кучи игрушек, когда он только родился. Оказывается, зараза распространяется русскими же….

Но было еще одно мнение. Я рассказал своему другу в Москве обо всем этом, и он мне курьезную историю рассказал в ответ.

– Я часто слышу, что если ты хочешь, чтобы твой ребенок говорил по-русски, надо говорить с ним по-русски дома, и тогда он автоматически будет владеть, так сказать, домашним языком. Может, помнишь, в моей компании работала девушка из Боливии? У нее родился сын, и она, понятное дело, с ним говорила по-испански. Ему теперь три года, он не ходит еще в школу, в детский сад не ходит и, когда он играет один, то разговаривает сам с собою по-русски. Вот так.

Корейцы

Работаю сейчас с корейцами и невольно сравниваю их с русскими. Нельзя сказать, что они прямо друг на друга очень похожи. А вот некоторые моменты на прошлой неделе показались мне все же курьезными, почти что связанными.

В первом случае один у другого хотел курево стрельнуть, но когда увидел, что у того последняя сигарета, не стал. Вспомнил я тогда русскую поговорку: последнюю сигарету даже мент не берет. Показалось мне, будто аналогичный случай только что случился, и я поделился своими наблюдениями с корейцем, на что он ответил:

– Да это действительно есть, только не так у нас, а вот как: последнюю сигарету человек ни за что не отдаст. Поэтому я и не стал спрашивать, все равно не отдаст мне.

Вот. Второй случай произошел вечером. Шел по коридору от своего кабинета и свистел от избытка, что ли, хорошего настроения. Иду я, и прибегает ко мне девушка, вся с ума сходящая:

– Что ты делаешь?! Прекрати сейчас же!

– Что прекратить, чувствовать себя хорошо? – говорю.

– Нельзя свистеть в здании! – говорит.

Вот как!

– А что, деньги, что ли, – говорю, – уйдут? Впрочем, я не первый раз так, а ты раньше ничего не говорила.

– Раньше, – говорит, – ты свистел до заката, а сейчас уже темно на улице.

«Как интересно», – подумал я.

– А деньги, – говорю, – только после заката уходят в Корее?

– Да не деньги и не уходят, а змеи и приходят. Перестань!

Третий случай связан с тем, что сейчас читаю Достоевского, «Дневник Писателя». Там прочитал «…что всякий ребенок, достигая первых трех лет своей жизни, уже приобретает целую треть идей и познаний, с которыми ляжет стариком в могилу».

И в тот же самый день, когда я это прочитал, говорит мне девушка по какому-то поводу корейскую пословицу: у трехлетнего ребенка есть уже все привычки, с которыми ляжет в могилу.

Вот!

Меня все эти незначительные чепухи поразили сильнейшим образом, ну, какие совпадения! Какие очень, почти похожие вещи! Как это может быть, что они такие похожие, и в то же время не совсем? Очень, по моему, интересненько.

Четвертый момент чисто, может, случайный и явных связей не имеет ни с чем, но и он, по-моему, тоже достаточно интересненький. Один мой студент, мальчик такой, курицу не ест из-за России. Вместо того, чтобы заниматься глаголами, как надо было, он рассказал мне эту историю.

С отцом (отец у него какой-то крупный человек в компании «Самсунг») поехал на экскурсию в Сибирь на рыбалку, потом в Татарстан, на страусиную ферму. Рыбалка ему не понравилась, потому что доставили их на место, а потом и забрали на старом кукурузнике, и ему было страшно. Летчика, говорит, не понимал. Смеялся тот, когда взлетели, будто очень доволен, что получилось, и сам не поверил в свое счастье. Потом, когда приземлялись, просил, чтобы все молились за удачное приземление. Студент не видел в этом ничего смешного.

На ферме больше понравилось, пока не заставили их ездить верхом на страусах. Опять-таки боялся. Может, говорит, для русских это обыденное занятие, ездить на страусах, а у корейцев – нет, у корейцев минимальное общение с животными (даже с насекомыми) редко встречается, ну когда-то в глубоком детстве видел муравья. Поэтому сначала отказался. Но от него не отставали, и в конце концов он согласился. Бегала эта курица, говорит, по началу дружно, ничего. Но потом, говорит, не хотела останавливаться. Фермеры пытались курицу большую поймать, а не могли. Бежала, бежала, у него руки устали, он не мог больше держаться. Упал. Лежит на земле, больно, но вроде уцелел. Лежит, и подбегает к нему курица, не страусиная, а настоящая, и начинает ему клевать лицо. Хотел он сопротивляться, а сил нету, руки не может даже поднять. А курица, рыбий глаз, в лицо все целится, клюет. Страх и ужас его объяли, но он бессилен был что-то делать. Лежит в грязи (тоже необычное для него дело) и переживает за свою жизнь. До сих пор не может терпеть даже запах курицы.

– И все потому, что тебя клюнула курица в лицо? – спрашиваю я.

– Да. Именно потому. И еще потому, что в тот вечер заставляли ее есть. Прибежали фермеры, взяли этот рыбий глаз, свернули ей шею и пожарили на костре, типа, барбекю из бывших врагов. Ужас! Раньше не представлял, откуда мясо, покупала мама в супермаркете, и было очень вкусно. А так – не вкусно.

– Так ты стал совсем вегетарианцем?

– Нет, я не видел, как убивают других животных, поэтому их есть еще могу.

– А рыбу-то не убивали тогда?

– Рыба так рыба, она и для того создана, чтобы ее есть. А вот курица – другое дело.

Вот и вся история.

Русский вопрос

Есть другие вопросы, более острые для канадцев, чем русский вопрос. Ну, допустим, китайский вопрос, хотя он, собственно говоря, уже решен, или цейлонский, который далеко не решен. И обычно теряется русский вопрос среди них. Но все-таки вспыхивает время от времени. Основные моменты этой проблемы очень хорошо характеризовал один мой знакомый русский друг из Тюмени, когда позавчера выехал на встречную: «Я русский, мне можно».

То есть, хотя русские более или мне похожи внешне на здешних, все равно выделяются в толпе. Идут русские – сразу видно. Ну, например. В центральном парке гуляем с русскими друзьями. Гуляем-гуляем, вдруг увидели друзья кое-что, бросаются в кусты, ветки ломают, разбрасывают. Чего там? Ежевика! Сочная, спелая, в огромных количествах. Начинают собирать. Люди проходят мимо, смотрят, говорят друг другу: смотри, тут русские собирают ягодки, прикольно. И русским – до лампочки, что смотрят и говорят. По барабану, пока не пришли местные копы. Стоят копы, вроде не знают, что делать – никогда не видели, чтоб в парке собирали ягоды, нет для таких случаев протокола, надо придумывать на ходу. Подходят, говорят: