Потаенная любовь Шукшина - Тамара Пономарева

В стенах этого вуза познакомился Василий Шукшин с будущим своим приятелем Валентином Виноградовым, Андреем Тарковским, немцем Хельмутом Дзюбой, корейцем Ким Ен Солем, таджиком Дамиром Салимовым и многими другими.

Поступали во ВГИК многие - конкурс двадцать пять человек на место. Пестрая, разношерстая компания рвалась попасть в мастерскую известного кинорежиссера Михаила Ромма, влиятельного по тем временам кинематографиста. Принято же было немногим более 20 студентов! В один из дней их всех собрали в аудитории еще не законченного нового здания института, где первокурсникам показали перед началом занятий фильм Чарли Чаплина "Огни большого города".

Конечно, все поступившие в самый престижный вуз страны воображали поначалу себя генералами от кино. На втором курсе они уже понижали себя до звания полковника, на третьем - майора, на четвертом - лейтенанта, на пятом становились обыкновенными рядовыми кинематографа!

Давно оборвалась жизнь Володи Китайкина из Новочеркасска худенького, небольшого росточка, с косинкой во взгляде, одинокого, замкнутого молодого человека. Он писал неплохие стихи. Самолюбивый, как большинство поэтов, Володя Китайкин до крайности обостренно воспринимал критику. Но был, несомненно, личностью, ибо запомнился всем без исключения.

Говорят, погибла, выглядевшая всегда девочкой, Марианна Дужако.

Рыжая гречанка Марика Бейку, конечно же, вернулась в родные Афины, где каждый камень дышал историей Древней Эллады (Грецией ее назвали завоеватели турки), ведь настоящие эллины всегда верны своему прошлому.

До сих пор сокурсникам помнится задорный смех режиссера Дины Мусатовой, работавшей позже на Московской студии кинохроники.

Щуплый, маленький Дамир Салимов, поступивший во ВГИК со школьной скамьи, стал солидным в своей республике человеком, снимал фильмы в Ташкенте.

Ирму Рауш, или Ирину Тарковскую, конечно же, хорошо знали по Киностудии им. Горького.

Все эти люди давно уже вписаны в историю кинематографа, стали частью его летописного материала, где есть особые страницы, отведенные только Василию Макаровичу Шукшину.

Многим сокурсникам запомнилось одно из первых занятий в мастерской М. И. Ромма. Новичкам было предложено создать индивидуальный этюд. Каждый старался самоутвердиться по мере творческих возможностей. Трудились - кто во что горазд! Придумывая исключительные ситуации: срочные операции, наводнения, землетрясения, борьбу с удавом и т. д. Фантазиям не было предела.

Как вспоминал Ю. Файт, поразительным в этой экстремальной ситуации было поведение юноши из Сибири Василия Шукшина, который неловко, даже стесняясь, сел на опрокинутый стул, как только может садиться очень усталый человек на бревно, глянув отчужденно куда-то помимо присутствующих в аудитории педагога и однокурсников.

Студенты настороженно примолкли, внимательно следя за угловатым парнем, который оторвал от воображаемой газеты клочок бумаги, засунув предусмотрительно остаток в карман, как это сделал бы любой курильщик из его родных Сросток, "насыпал" щепоть махорки, скрутил цигарку и смачно закурил. Главное было не в том, как он чиркал воображаемой спичкой, а в том, как он выдыхал воображаемый дым, который почему-то все увидели и ощутили. Этот думающий актер в лице Василия Шукшина позже запомнился многим зрителям. Но начиналось все в аудитории Института кинематографии.

Первое письменное задание на курсе Ромма - очерк, описывающий какое-нибудь событие, произошедшее с автором или которому он был свидетелем, должно было показать мастеру наблюдательность, творческое мышление студента.

К тому же Ромм хотел проверить зрительную память, пытался таким образом обучить студентов драматургии, будучи сам и кинодраматургом и режиссером одновременно.

Конечно, работа снова жарко закипела, опять же с привлечением сверхисключительных ситуаций. Студенты были невероятно молоды, дерзки, самоуверенны. Правда, Шукшин среди них по возрасту ходил в "старичках".

И у Файта жизненного опыта не доставало: молодой человек наивно поведал о том, как на даче погибла молодая лосиха, за которой в шутку погнались два парня на мотоциклах, когда обезумевшее животное выскочило на шоссе.

Автору очерка о лосихе досталось от максималистки настроенных сокурсников по первое число - "невнятно", "безграмотно", "небрежно" и т. д. Но за Файта неожиданно заступился единственный человек на курсе - Василий Шукшин. Он говорил не о литературных или драматургических особенностях эпизода незадачливого студента - его крестьянскую душу тронула история несчастного животного, оскорбило поведение и жестокость молодых людей, которые, глядя на погибшую лосиху, высчитывали количество мяса. Именно доброхотство и жалостливость Василия запомнились в тот злополучный день Ю. Файту.

Позже у Шукшина появится рассказ "Бык", где убивают животное, но мясо герой отказывается есть. Горожанину непонятны эти нюансы, но в селе или в деревне животные - члены семьи, и убийство его для крестьянских детей, которые с ним играли, кормили из рук, всегда трагедия.

В конце первого года обучения все сокурсники между собой перезнакомились, стали сбиваться в стаи, искать опору среди своих в творческих исканиях.

Перед каникулами Михаил Ильич Ромм предложил студентам список литературы, в котором, кроме общеизвестных классических имен - Пушкин, Гоголь, Чехов и др.,- можно было обнаружить и такие как Хемингуэй, Стейнбек, Жюль Ромен. Некоторые из студентов вообще их никогда не слышали.

Лето пролетело незаметно.

На первом же занятии после каникул Ромм поинтересовался, что же прочли его подопечные из данного им списка литературы.

Одни с восторгом говорили о романах Жюля Ромена, другие взахлеб восторгались содержанием пьесы Шеррифа "Конец пути", третьи пересказывали произведения Ремарка, которыми зачитывалась тогда вся молодежь, да только ли она?!

Удивил всех Василий Шукшин, который с благостной улыбкой сообщил о сделанном им открытии - "Анне Карениной" Льва Толстого, вызвав в аудитории легкий смешок. Ромм побагровел, недовольно отвернулся, буркнув:

- Эти книги в детстве читают.

Потом, что-то смекнув или припомнив, как он пытал Шукшина на экзаменах "Войной и миром" Льва Толстого, взглянул благосклонно на сконфуженного студента и добавил спасительное:

- А роман, действительно, прекрасный.

Первая съемочная работа для будущего режиссера всегда полна волнений: один в трех лицах - и автор, и драматург, и актер.

Файт напросился к Василию Шукшину на роль трусливого интеллигента из коммунальной квартиры.

Василию Шукшину, не очень-то хорошо представляющему этот коммунальный быт, все-таки хватило житейского опыта и острого зрения, чтоб схватить главное в сюжете.

В общем коридоре коммуналки интеллигент в шляпе и плаще - таким его представлял Шукшин - читал, по роли, прикрепленную к стене газету. Коммунальный хам, в изображении приятеля Шукшина Виноградова, перед Файтом отрывал кусок газеты, не обращая никакого внимания на интеллигентные волнения человека "в шляпе и плаще". Когда же соседка, в бигуди и халате, пожелала защитить интеллигента, тот, дрожа от унижения и справедливого, но, увы, бессильного гнева, срывает на ней злость, за что получает от молодой женщины заслуженную оплеуху!

Уже в этой первой небольшой творческой работе сказалась бескомпромиссная позиция Шукшина, по молодости лет категорически делившего симпатии на "деревенские" и "городские". С возрастом он будет определять людей уже не по месту жительства, а по внутреннему содержанию. Но во время съемок этого эпизода Шукшин вел себя соответственно максималистскому возрасту и убеждениям своим, присущим этому периоду своего развития.

Запомнилось, как Василий Шукшин, будучи у однокурсника дома, легко нашел общий язык с отцом Ю. Файта - одним из старейших киноактеров, который сразу почувствовал симпатию к этому серьезному молодому сокурснику сына, имевшему уже достаточный житейский опыт, чтоб рассуждать на равных с человеком в возрасте.

"Ну, Васька, ты даешь!.."

У Шукшина появилось время, чтобы восполнить пробелы в своем образовании - он жадно принялся за чтение. Да и Михаил Ромм не дремал: продолжал иезуитски составлять ему "списки" отечественной и зарубежной классики, с которыми следовало познакомиться не только Василию Шукшину. Ромм обнаружил малограмотность и пробелы в образовании и у других своих студентов. Это были для Василия Шукшина последние списки. Почти все книги из списков разных своих "опекунов" Василий Макарович помнил. Многие авторы в них повторялись.

- Я бы теперь и сам составил кому-нибудь списки - так я в них уверовал, так им благодарен, и книгам, и людям,- говорил позже Шукшин.Попробуйте мысленно окинуть нынешнее книжное море - тревожно за молодых пловцов. Книги выстраивают целые судьбы... или не выстраивают.