В пятницу вечером, после восьми… - Нино Гугунишвили

– Фостер, здесь не курят, ты забыла? Я думал, ты бросила.

– Нет, я прекрасно помню и знаю. Вчера не курила, сегодня с утра снова курю. Причём тут курение, нужно запретить, пить кофе, вот это точно!

– Кстати, почему ты поменяла программу презентации, она ведь была немножко другой?

– Немножко?! Я всё поменяла! Пролила, чёртов кофе на клавиатуру, и она заглохла!

– Имей в виду Лиз, если нас прикроют, это будет твоя вина!

– Совсем нет, Хемиш, во всём будет виноват этот дурацкий кофе!

– А ты возьми и напиши, когда тебя с позором выгонят, что в твоём увольнении виноват не я, не акционеры, а тонизирующий, вкусный, чёрный напиток.

– Обещаю, что напишу. Если до того не стану инвалидом, потому – что, свою правую руку, я уже не чувствую, а ты всё время лезешь с нотациями и ехидничаешь!

– Я не ехидничаю, я тобой восхищаюсь, хотя выглядишь ты с этими пятнами на блузке, совсем не так как подобает моему заму.

– А как подобает заму?

– Ну, в мокрой полосатой пижаме, например.

– Иди к чёрту!

– Я понял, что это твоя любимая фраза. Ну что, пошли? Поедем на ужин, на моей машине?

Ничего не ответив, Лиз вместе с Балтазаром вышла на улицу, и, подойдя к его машине, открыла переднюю дверь. Уверена она была только в том, что предстояло провести минимум часа два в обществе людей, которые были ей не очень симпатичны, включая того, кто сидел за рулём и напевал себе под нос какую-то старую песенку из репертуара Фрэнка Синатры.

Глава 4

Как и следовало ожидать, утром в субботу у Таши болела голова. Она не просто болела, она раскалывалась. Никому, включая её пса, до этого не было никакого дела. Пёс весело бегал по квартире, предвкушая долгожданную прогулку.

Таша влезла в джинсы, напялила на себя толстую, тёплую, но неудобную куртку цвета хаки, которая больше подходила для полярных экспедиций, подняла капюшон отороченный мехом, быстро взглянула на себя в зеркало и хотела было крикнуть матери, что в парк сегодня не собирается, но потом вспомнила: мать на неделю уехала на конференцию во Флоренцию, так что сообщать о своих планах было некому, и Таша вышла с оживлённо прыгающей собакой за дверь.

Ей совсем не хотелось гулять, хотелось залечь в постель и выспаться, проспать этак неделю, а потом, проснувшись обнаружить, что вся история с проклятым письмом в журнал – просто плохой сон. Когда она о чём – то нервничала, её всегда клонило ко сну. Марго говорила, что это нормальная реакция организма на стресс. Такая вот защита. Организм требовал сна, желудок китайской пищи, а обезвоженная кожа лица срочно нуждалась в новом креме. Дойдя до ступенек у входа в парк, Таша решила, что лучше забыть о своей досадной ошибке и перестать заниматься самобичеванием. Ну не станет она писательницей и что? Возможно, всё к лучшему, всё произошло именно так, как и должно было произойти. Чудес и счастливых случайностей наверно всё же не бывает. Или они происходят, но с другими людьми, во всяком случае, она уж точно к их числу не принадлежит. Все те, с кем её свела судьба, это – обыкновенные люди: счастливые, несчастные, довольные или не очень, тем, что у них есть, но они не сидят, сложа руки, и уж тем более не ждут чуда, а если и ждут, то слишком хорошо это скрывают.

Возвращаясь к дому, несмотря на усиливающуюся головную боль и недосып, Таше постепенно стало совсем противно от того, что чуда не предвиделось. Придётся смириться с тем, что никакого чуда в виде новой работы, нового незапланированного путешествия или новых отношений в обозримом будущем не маячило. Ни за горизонтом, в более дальней перспективе, ни сразу за углом своего дома, в ближней.

Если бы можно было прожить минувший день заново, если бы можно было всё вернуть на несколько часов назад. Всего на каких-то несколько часов, тогда вместо не отпускающей мигрени, у неё могло бы быть сейчас совсем другое настроение, весёлое, а не гулкая пустота, поднимающаяся от желудка к горлу, превращаясь по пути в комок обвинений в свой адрес. С другой стороны, не случилось, ну и пусть. У Марго тоже многого не случалось, и у Насти, и у Эрики. У всех ведь бывают неудачи, и ничего особенно нового в этом нет, но неудача по собственной дурости, это всё-таки немножко другое. Винить и казнить себя трудней.

– К сожалению, перемотать историю с письмом назад, уже не получится, лучше прикупить сладостей и выпить чего-нибудь горячего. Наверное, это лучшая идея, которая пришла мне в голову, а потом посмотрим – успокаивала себя Таша. Из внутреннего кармана куртки послышался звонок.

– Таш, привет! – Звонила Эрика.

– Гуляешь?

– Ну да, уже возвращаюсь домой. А ты как?

– Да, ничего. Слушай, пойдём в китайский ресторан, а вечером к нам, на традиционный прощальный ужин, только я боюсь, Гийом до него не дотянет, у него жуткое похмелье.

– Вообще-то я тоже собиралась тебе позвонить, когда встретимся?

– Ну, давай где-то через час, девочкам я сама позвоню, ты же знаешь, пока они приготовятся, наступит следующее тысячелетие!

– Точно, ну пока, увидимся!

– Пока Ташка! Только, пожалуйста, постарайся не опаздывать!

Смешно, когда Эрика просит не опаздывать, ведь это у неё своеобразное восприятие времени. Не опоздать, значит для неё быть на условленном месте, минут через сорок. Её всегда всюду ждут, и она всегда извиняется.

До наступления следующего тысячелетия по понятиям Эрики было ещё целых два часа, то – есть, Таша вполне успеет побаловать себя горячими булочками прямо через дорогу от её дома, и выпить кофе, у себя на кухне. В системе её ценностей, булочки занимали твёрдые передовые позиции, особенно тогда, когда на душе было гадко, как сейчас.

Таша укоротила поводок, и подошла поближе к пешеходам собиравшимся, как и она переходить дорогу к вожделенным, хрустящим тёплым булкам. Её лабрадор Гриффин возбуждённо махал хвостом, ура! Мог бы он прокричать, если бы он был человеком, приключения продолжаются! Мы ещё не возвращаемся домой! Таша с Гриффином быстро зашли в кафе, где продавались её любимые сладости. Кое-где сидели посетители, но до обычного полуденного столпотворения было рано. Официантка Сусанна, которая жила с детства по соседству с Ташей, приветливо ей улыбнулась, и, положив в шершавый пакет разные вкусности, протянула ей.

– Ну как дела Наталья?

– Хреново! А у тебя?

– Так же, но мой учитель йоги говорит, что жаловаться нельзя, нужно посылать только позитивные импульсы.

– Ты ходишь на йогу?

– Уже целых три занятия! И всем рекомендую, повышает самооценку за – раз! Пессимизм улетучивается!

– А если серьёзная нехватка этих как ты сказала, позитивных импульсов, что тогда?

– Ну, тогда, всегда можно запастись, шоколадными пирожными, как ты сейчас.

– Это тебе тоже инструктор по йоге посоветовал?

– Да нет, это я тебе на личном опыте советую.

– Наши личные опыты как нельзя совпадают. Ну, пока, я побежала!

– Давай, пока, тумбочка!

Тумбочкой Сусанна всякий раз обзывала растолстевшего пса, но Таша на неё не обижалась. Выйдя из кафе, Таша чувствовала себя чуть-чуть лучше.

– Может и мне стоит пойти на занятия йогой, и тогда, в один прекрасный день я переберусь в Индию, и буду с высоты какой-нибудь горы размышлять о бренности бытия, не волнуясь о своей неудавшейся карьере! – пронеслось у неё в голове.

Додумать свой новый образ отшельницы Таша, идущая по улице и пытавшаяся обходить лужи, не успела: из банковского паркинга, в пяти минутах до её дома, выскочил огромный чёрный джип. Таша отскочила, пытаясь увернуться от наезда. Она почувствовала пронизывающую боль, потом услышала скрипящий звук затормозивших машин, ругань, и скулёж собаки. Шоколадные булочки валялись в луже неподалёку.

Очнувшись, Таша обнаружила, что сидит на деревянном стульчике у какого – то ларька, а над ней склонились незнакомые лица, которые внимательно всматриваются ей в лицо. Таша узнала продавщицу газет, а вот с виду молодого человека в куртке и огромных ботинках на толстой подошве, она видела впервые.

– С вами всё в порядке? – Спросил он по – английски.

– По – моему, да, а где мои очки? – Ответила она.

– Таша! – затараторила вдруг, продавщица газет. – Он тебя чуть не переехал насмерть!

Обладатель громадных ботинок дотронулся до Ташиной головы.

– Сильно болит?

– Да чего ты уставился, надо её срочно в больницу везти, может у неё сотрясение, или сломано что, давай быстрей, хорошо, что она вообще очнулась! – скороговоркой выговорила бойкая служительница средств массовой информации.

– Да, да, конечно!

– Вы можете встать?

– Где мои очки, и где моя собака?

– Простите, не волнуйтесь, да вот же Ваш пёс. А очки сломались, когда вы упали.

И тут только Таша прищурившись, увидела испуганного, дрожащего пса, который затравленно озирался сидя с ней рядом.

– Гриффин иди скорей сюда! Что с тобой, тебе больно? Испугался, да?

Таша захотела приласкать пса, но наклонившись к нему, почувствовала, что у неё закружилась голова. Гриффин лизнул её в губы и Таша, почувствовав несвежее дыхание и шершавый язык своей собаки, улыбнулась.