Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Петр Павленко

Сердито разорвав конверт в клочки, он швыряет его в толпу. Терпеливо выждав конца аплодисментов, Степан Павлович показывает на другой конверт.

— Теперь, значит, другая бумажка… Опять же, как и всем шахтерам, которые проработали на шахте больше двадцати пяти лет, мне советская наша власть дарит новый дом! Навечно дарит!

Снова аплодисменты обрывают его речь. На черном от угля лице старика сверкает слезинка.

— И опять я вас, люди, спрашиваю: почему мне счастье такое на долю выпало? А потому, товарищи дорогие, что повезло мне кругом! Повезло, что я в России родился, повезло, что в один век, в одно время с великим Сталиным живу!

Восторженная овация шахтеров.

Подняв высоко над головой конверт, Степан Павлович заканчивает свое выступление:

— Родной товарищ Сталин о нас, шахтерах, как о детях, заботится. Вот и я о детях своих подумать обязан! Младшая моя дочь сегодня замуж выходит, они с мужем молодые, только жить начинают, так я им этот дом отдаю как приданое!

Повернувшись к стоящему в толпе Васе, Степан Павлович с трибуны передает ему конверт:

— На, зятек! Держи!

И — свадьба.

Поют, звенят, заливаются на все лады гармошки. Четверо молодых ребят-гармонистов открывают свадебное шествие по улице поселка. Это дружки жениха.

Прямо за гармонистами, подымая дорожную пыль, идут и лихо пляшут перед новобрачными молодые девушки и их боевые партнеры.

Степенно шагают по улице молодые — жених и невеста. Как и полагается в таких случаях, на лицах Васи и Лиды маска полного безразличия. Они идут медленно, не оглядываясь по сторонам, хотя из каждой калитки, из каждого окна нарядных белых домиков их посыпают свадебным хмелем с цветами.

Как почетный конвой, следуют по бокам шаферы с вышитыми «рушниками» (полотенцами) через плечо на модных штатских костюмах.

А за ними идет молодежь, нарядная, праздничная, веселая.

Под высоким небом звучат радостные песни и горят, трепещут на ветру алые флаги.

По знакомой донбасской дороге мчится открытая легковая машина. За рулем сидит Трофименко, рядом с ним его жена. День уже клонится к вечеру, но в Донбассе все еще не смолкают песни и веселье.

На полном ходу пролетает машина мимо народного гулянья в шахтерском парке.

Кружится карусель с кричащими от восторга детьми, взвизгивают от страха девушки, взмывая под перекладины высоких качелей…

И снова степь. Но и тут гуляют сегодня люди. Целыми семьями сидят они на траве вокруг белых скатертей, с самоварами и домашней снедью.

Звонко поют девушки, сплетая венки из цветов.

И везде, вдоль всей дороги, флаги, песни, музыка.

Вдыхая степной ветер, Вера Николаевна зачарованно смотрит вдаль, на синюю гряду терриконов.

Т р о ф и м е н к о. Любуешься?

В е р а  Н и к о л а е в н а (улыбаясь). Да! Посмотри, какая радость у всех! Все хотят жить еще лучше, еще богаче! Можно ли заставлять их так долго ждать? Нет, ты только представь это будущее! Едем мы по Донбассу — и ни одной дымной горы, ни одного бугорка грязной породы, а только парки кругом, фруктовые сады и тихие озера! Какая это будет красота!

Мчится под колесами дорога.

Степь. Облака. Осенний закат.

В новом доме новобрачных давно уже идет свадебное торжество.

Евдокия Прохоровна обнимает свою дочь и по-матерински причитает:

— Лидонька, утеха ты моя! Вот и замуж идешь, а слезы не льешь!

— А зачем же плакать, мамо? — улыбается в ответ Лида.

— Полагается так, доченька! Вам-то, невестам теперешним, плакать не надо! У счастья на виду живете, все для вас приготовлено! А мы когда-то уж так плакали, так плакали… За шахтера итти — горе горькое найти! Под землей дневали, а в землянке ночевали! А тебе с мужем в просторе жить. В своем собственном светлом доме! Живите ж, дети мои, радостно и дружно!

— Да хватит вам, женщины, слезу пускать! — гремит веселый голос Сидора Трофимовича. — Выпьем лучше еще раз за молодых, чтобы им тут жить не тужить, любовь да ласку водить, да еще шахтеров плодить, знаменитых на весь Донбасс! Выпьем, товарищи, за эти счастливые стены!

Громкое «ура» за столом. Все подымаются и чокаются друг с другом.

— А я за эти стены пить не буду! — вдруг раздается веселый голос: это неожиданно появляется Кравцов в сопровождений никому не известного человека с профессорской бородкой.

Громкий хохот…

— Опять подарочек привез, Алексей Федорович? — спрашивает старый Недоля.

— Привез! Привез я вам гостя, да, как говорится, не простого, а золотого — академика архитектуры! Попросите его, пусть он тут расскажет, за какие стены я согласен поднять тост!

Шахтеры молча поворачиваются в сторону человека с небольшой бородкой.

Смущенно усаживаясь за свадебный стол, академик близоруко щурится и, улыбаясь, говорит:

— Хорошо, я расскажу. Представьте себе, товарищи шахтеры, что через три или, скажем, через пять лет уважаемый наш жених заканчивает на шахте свою работу и спешит к себе домой…

Последние слова академика звучат уже под кровлей огромной двухсотметровой лавы. Излучая потоки солнечного света, сверкают яркие люминесцентные лампы.

Возникает музыкальная симфония.

Вгрызаясь в мощный угольный пласт, медленно движется комбайн вслед за отступающим перед ним Васей.

Неисчерпаемый, безостановочный поток угля льется на ленту конвейера.

Подходит сменщик. Вася, улыбаясь, уступает свое место у машины и вдоль скользящего конвейера спускается вниз по откаточному штреку.

Пока одна за другой заполняются углем вагонетки, он и его товарищи по бригаде усаживаются в людской поезд.

Быстро мчится электровоз по штреку, пропуская мимо себя встречные поезда — штрек теперь уже двухколейный. Но поездов с углем в штреках нет: уголь теперь идет к стволу по ленте бесконечного конвейера.

В громком звучании музыки поезд с людьми врывается под светлый, начисто выбеленный свод просторного квершлага. Тут, невдалеке от ствола, пересекаются линии многих путей, — это похоже на большой подземный железнодорожный узел.

И пока закончившие работу шахтеры поднимаются на поверхность, умная металлическая рука специальной машины легко и ритмично отцепляет от состава вагонетки.

Ствол работает четко и бесперебойно, как вертикальный конвейер.

На черное от угля человеческое тело с веселым шумом падает благодатный горячий дождь. Вася довольно пофыркивает, как молодой тюлень.

Хорошо! Но еще лучше потом, когда прямо из рабочей бани он попадает под теплые, ласкающие кожу ультрафиолетовые лучи.

Умные, сверкающие никелем и стерильной белизной аппараты возвращают ему солнечное тепло и радостный свет, которых Вася был лишен в шахте.

А еще через мгновение на поверхности земли блестит настоящее, живое солнце. Оно освещает Васю в безукоризненно белом костюме. Он идет домой.

Тенистая аллея фруктовых деревьев. Сады, сады, сады…

По асфальтированной дороге проносятся взад и вперед голубые, красные и синие троллейбусы.

Вот и шахтерский город. Он весь до последней своей крыши отражается в спокойном и ясном зеркале большого озера.

На поверхности воды слегка подрагивают отражения небольших изящных особняков и высоких зданий: Дворца культуры, Управления шахты и городской больницы. Простирая над городом руку, стоит Сталин в солдатской шинели.

Здесь, на берегу прохладного озера, Вася встречается со своей молодой женой.

Взявшись за руки, они идут по росистому лугу, сворачивают в сторону от дороги.

Вася и Лида молчат. Они счастливы.

Где-то вдалеке, на зеленом холме, появляется еще одна парочка. Он с гармошкой в руках, идет слегка впереди, за ним задумчиво его подруга. Чистым, ясным голосом поет молодой парень:

На работу славную,На дела хорошиеВышел в степь донецкуюПа-а-рень молодой!

Примечания

1

Название американской разведки во время второй мировой войны.