Трагедия сорок первого. Документы и размышления - Владимир Шерстнев

17 октября нервозная обстановка в столице усилилась в связи с тем, что в течение нескольких часов не работали метро и надземный транспорт, закрылись пекарни, магазины, поликлиники, аптеки и другие важные учреждения социально-бытового назначения. Городские службы вовремя не отреагировали на эти беспорядки.

Сталину пришлось собрать руководителей города. После обмена мнениями о ситуации в столице и уточнения срочных мер председатель ГКО, обратившись к Щербакову, сказал: «Ну, это ничего. Я думал, будет хуже… Нужно немедленно наладить работу трамвая и метро. Открыть булочные, магазины, столовые, а также лечебные учреждения с тем составом врачей, которые остались в городе. Вам и Пронину надо сегодня выступить по радио, призвать к спокойствию, стойкости. Сказать, что нормальная работа транспорта, столовых и других учреждений бытового обслуживания будет обеспечена».{468}

В тот же день по московскому радио выступили А.С. Щербаков и В.И. Пронин, призвавшие жителей столицы соблюдать организованность и дисциплину, крепить оборону города.

В телефонном разговоре с членом Военного совета ВВС Западного фронта комиссаром 1 ранга Степановым, докладывавшим обстановку по «ВЧ» и предложившим перевести штаб ВВС за восточную окраину Москвы, Сталин неожиданно спросил: «А у вас есть лопаты?» Недоумевая, Степанов уточнил, какие нужны лопаты. Сталин ответил, что, какие найдутся, ему все равно. Потом произнес запомнившуюся всем присутствующим при разговоре тираду: «Вот что, товарищ Степанов, возьмите лопаты и дайте каждому вашему товарищу по лопате в руки. Пусть они начинают рыть себе под Москвой братскую могилу. Отступления не будет. Вы пойдете на Запад изгонять врага, а я останусь в Москве и буду руководить военными операциями фронтов».{469}

Сказать такие слова, когда 13 октября наши войска были вынуждены сдать Калугу, а 17-го — Калинин, 18-го будет сдан Можайск, мог только мужественный человек, понимавший всю меру ответственности за всех тех, кто защищал Москву, кто верил в победу, кто ковал ее в тылу. Кто иной раз и жестко, резко, может быть, и грубо требовал делать то, что необходимо делать для победы. Все, кто слышал эти слова и был очевидцем разговора, поняли: Москву не сдадут.

Бывший председатель Московского Совета В.П. Пронин вспоминает: «18 октября немецкие войска захватили Можайск — последний город перед Москвой на этом направлении. Вечером 19 нас с А.С. Щербаковым вызвали на заседание ГКО. Идем по территории Кремля, впереди нас маячат Молотов, Маленков, Берия. Слышим раздраженный, с сильным акцентом голос Берии: «Оставлять надо Москву, иначе передушат нас здесь, как курят».

Приходим на заседание. Сталин, напомнив о тяжелом положении на фронте, спрашивает: «Что будем делать? Будем ли дальше защищать Москву?» Все молчат. Тогда он говорит: «Я считаю, что оставлять Москву нельзя».

Первым вскакивает Берия: «Конечно, товарищ Сталин, какой тут может быть разговор!»

Сталин обращается к Маленкову: «Пиши постановление о введении в Москве осадного положения»…

Прочитав написанное, Иосиф Виссарионович, зло так, бросил: «Тебе только волостным писарем работать. Пиши, что я буду диктовать».{470}

Перед тем, как окончательно утвердить документ, было решение привлечь к работе юристов. Но нарком юстиции, Прокурор СССР, главный военный прокурор уже выехали из Москвы. Пригласили заместителя военного прокурора Н.П. Афанасьева. Вспоминает Афанасьев: «…Иосиф Виссарионович, слегка кивнув нам на наше приветствие и садясь к столу, сразу же сказал: «Ну, время не ждет. Начнем. Проект у всех есть?».

Действительно, в руках у всех были какие-то листы, а после слов Сталина вошедший вслед за нами Поскребышев положил такие же листы мне и Артемьеву. Я только успел прочесть заголовок, как Сталин, обращаясь ко мне, спросил: «Товарищ прокурор, скажите, какие у нас есть законы об осадном положении? Вы знакомы с проектом?»

Афанасьев справился с волнением и ответил, что проект только что получил и еще не успел его прочесть. «Ну что ж, ознакомьтесь сначала», — сказал Сталин.

Это был проект о введении осадного положения в городе Москве. Он был сравнительно небольшим, на одной странице… Прочитав его, прокурор ответил, что осадное положение за всю историю Советской власти объявлялось лишь однажды и ненадолго — в период Кронштадтского мятежа в городе Петрограде, а в период Гражданской войны неоднократно и в разных местах объявлялось военное или чрезвычайное положение. Что же касается законов, то специальных законов по таким вопросам не существует. Не было необходимости в том. Сталин, стоя у стола, молча выслушал ответ, потом, как бы раздумывая, сказал: «Нет, осадное лучше, это строже и более ответственно для людей».

А затем спросил присутствующих, есть ли замечания к проекту. Все молчали. Тогда Сталин сказал: «Ну, раз так — визируйте, проект примем».

После членов ГКО постановление тут же подписал и Сталин.{471}

«Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100–120 км западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах. В целях обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:

1. Ввести с 20 октября 1941 г. в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение…

3. Охрану строжайшего порядка в городе и в прилегающих районах возложить на коменданта города Москвы генерал-майора т. Синилова, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды.

4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.

Государственный Комитет Обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии, обороняющей Москву, всякое содействие.

17 октября для прикрытия столицы с северо-запада Ставка создала на базе войск, действовавших на правом крыле Западного фронта (22-я, 29-я, 30-я и 31-я армии), а также 183, 185 и 246-й стрелковых дивизий, 46-й и 54-й кав. дивизий, 8-й танковой бригады и 46-го мотоциклетного полка Северо-западного фронта, Калининский фронт во главе с генералом Коневым. Нависая с севера над группой армий «Центр», войска фронта вынудили германское командование выделить крупные силы для прикрытия своего левого фланга, что привело к ослаблению наступавшей на Москву главной группировки.

Ожесточенные бои на московском направлении продолжались. Попытка немцев прорваться с запада через Волоколамск не увенчалась успехом. Здесь советские войска применили систему глубоко эшелонированной противотанковой обороны. Для борьбы с танками привлекались все артиллерийские системы, в том числе зенитные орудия и реактивные минометы, были созданы подвижные отряды саперов с минами и подрывными зарядами. Огонь артиллерии массировался на наиболее опасных направлениях, что позволило на время задержать немецкие танки.

Основные силы группы армий «Центр» еще были скованы окруженными в районе Вязьмы советскими частями, а выброшенные для преследования передовые части оказались слабы, чтобы прорвать новую линию обороны.

15 октября командующий 4-й немецкой армией фон Клюге, оценивая обстановку, констатировал, что «психологически на Восточном фронте сложилось критическое положение, ибо, с одной стороны, войска оказались в морозную погоду без зимнего обмундирования и теплых квартир, с другой — непроходимая местность и упорство, с которым противник обороняется, прикрывая свои коммуникации и районы расквартирования, чрезвычайно затрудняют продвижение наших, пока еще слабых, передовых частей».

А командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Ф. Бок в своем дневнике вынужден был признать, что преследование не имело того успеха, на который он рассчитывал. «В общей сложности все это можно оценить только как ничто. Расчленение боевых порядков группы армий и ужасная погода привели к тому, что мы сидим на месте. А русские выигрывают время для того, чтобы пополнить свои разгромленные дивизии и укрепить оборону, тем более что под Москвой в их руках масса железных и шоссейных дорог. Это очень скверно!»

Особо ожесточенные бои развернулись на можайском направлении, которое обороняла 5-я армия. Основную тяжесть боев здесь несла 32-я стрелковая дивизия полковника В.И. Полосухина, прибывшая и занявшая позиции на западных подступах к городу в районе Бородинского поля. Дивизию поддерживали 18, 19 и 20-я танковые бригады. Они четверо суток сдерживали 4-й мотокорпус противника, но 16 октября немцы глубоко охватили фланги и вышли в тылы дивизии. Дело дошло до рукопашной схватки в расположении командного пункта армии, в ходе которой был ранен генерал Лелюшенко. В командование 5-й армией вступил генерал Л.А. Говоров. 18 октября Можайск был взят противником. «Потери наступающих, — записано в этот день в журнале боевых действий танковой группы Гёпнера, — очень велики… Одна за другой появляются могилы, скрывающие товарищей то в черной форме танкиста, то в серой блузе пехотинца, то в маскировочном халате СС…