Секретные операции абвера - Оскар Райле

Благодаря таким рабочим методам контршпионаж добивался результатов, которые в 1944 году способствовали получению весьма важной информации о дате вторжения и задачах движения Сопротивления при этом. Уже в 1 943 году такой метод работы во многих случаях приносил абверу ценные сведения. Пример тому одно дело, произошедшее осенью 1943 года, обозначенное службой контршпионажа как дело «Ренара».

Одному ловкому конфиденту удалось вступить в шпионскую сеть, центр деятельности которой приходился на район Кана в Северной Франции. Ренар работал настолько хорошо, что шеф Réseau назначил его курьером.

Однажды он появился у своего немецкого шефа и положил перед ним фотокопии одной карты с точными обозначениями бункеров и орудийных огневых позиций дислоцированной под Каном дивизии. Фотокопии собирались через Испанию переправить в Лондон.

Экспертиза, проведенная отделением Ic главнокомандующего группой войск «Запад», показала, что речь идет о строго секретных документах. На фотокопиях были чертежи оборонительных сооружений, сделанные одним из немецких штабов в районе Кана, относящихся к Атлантическому валу. Передача их английской разведке привела бы к непоправимым последствиям. Проверка далее выявила, что передислокация и перестройка соответствующих оборонительных сооружений не только повлекла бы за собой значительные затраты, но и была бы менее выгодной с военной точки зрения.

Дело «Ренара» вызвало еще одно событие. Установили, что карты с секретными чертежами для соответствующей дивизии переснимал французский фотограф. Солдату, контролировавшему печать фотокопий, показалось, что фотограф оставил одну копию у себя. Это стало поводом для главнокомандующего группой армий «Центр», чтобы принять профилактические меры для предотвращения подобных эксцессов в будущем.

Как и в деле «Ренара», во многих других случаях шпионажа оперативно следовало действовать лишь в том случае, когда возникала опасность, что вражеской разведке могут быть выданы важные военные тайны. Если в этом смысле не было настоятельной необходимости, то абвер по уже изложенным соображениям избегал арестов.

Чем дольше длилась война, тем важнее требовалось разведывать, что происходит в подразделениях вражеского подполья, поскольку на Западе приходилось всерьез рассчитывать на вторжение из Великобритании. Тогда у абвера появлялась задача, имеющая решающее значение для стратегического планирования военного командования и тактического применения войск, то есть где, когда и какими силами произойдет вторжение? Какую подготовку агентурной сети и подразделениям Сопротивления необходимо провести в этом случае?

Значительная часть важной задачи контршпионажа заключалась в составлении четкой картины того, какие указания от своего лондонского руководства в связи с грядущим вторжением могут получать французское движение Сопротивления и агентурные группы во Франции. Этих результатов также можно было достичь лишь описанными выше методами работы, именно тем, чтобы в агентурную сеть и отряды Сопротивления внедрить осведомителей и агентов абвера, которые оставались нераскрытыми на момент вторжения и далее.

Как можно было все это реализовать, если бы постоянно арестовывались тысячи членов разведывательной сети противника и движения Сопротивления сразу же после их выявления? Мощь ударов вражеского подполья тем самым вряд ли бы ослабела. Но, с другой стороны, германские ведомства контрразведки и оперативных служб слишком много работали с арестованными, и у них совсем не оставалось времени для прояснения вопросов, связанных с вторжением. Задержанных в те времена во Франции и без того с лихвой поставляла уголовная полиция.

Для тогдашней чрезвычайной ситуации показателен был тот факт, что уголовная полиция примерно через два с половиной месяца после вторжения самостоятельно приняла решение отпустить из тюрем Франции арестованных агентов и членов движения Сопротивления. Содержание и охрана их доставляли много хлопот и сковывали свободу маневра соответствующим службам. Арестованные превратились в ненужный балласт.

После войны французская контрразведка установила, что множество членов Сопротивления не находились под арестом, хотя были выявлены германской службой контршпионажа. Некоторые французские ведомства поначалу никак не могли постичь, что германская сторона в интересах военной разведки во многих случаях совершенно сознательно отказывалась от ареста лиц, шпионская деятельность которых могла быть доказана. Поэтому некоторые члены Сопротивления и тогдашней агентурной сети во Франции после войны несправедливо подозревались в сотрудничестве с германскими службами разведки и контрразведки.

Но на деле за месяцы до вторжения для военного положения было уже не важно, будет ли на оккупированных территориях арестовано на тысячу агентов больше или меньше. Однако требовалось прояснить важные вопросы, какие дороги Сопротивление на оккупированных территориях на Западе перережет и какие мосты взорвет, как только вторжение начнется и как отряды Сопротивления будут согласовывать с Лондоном задачи при проведении операции вторжения.

Руководство абвера никогда не делало упор на то, чтобы арестовать как можно больше шпионов и чтобы военно-полевые суды приговаривали их к смертной казни.

Центр тяжести своей работы они скорее смещали на установление организаций, мероприятий, замыслов и целей вражеских разведок и руководства, поскольку для собственных главных штабов это было гораздо важнее, нежели донесения об успешной ловле шпионов.

Соответственно в каждую эпоху, когда в тюрьмах находилось так много вражеских агентов, широко использовался и метод «перевербовки». Среди арестованных всегда находились люди, которые из страха и боязни за собственную жизнь при аресте рассказывали все, что знали о подполье и о роли, которую в нем до сих пор играли сами. Некоторые из них даже обещали и впредь отдавать все силы на благо Германии до тех пор, пока не предстанут перед военным судом и не понесут наказание за доказанную шпионскую деятельность.

Нередко абвер брал таких агентов к себе на службу и отпускал на свободу, хотя от перевербованных агентов едва ли ожидалась упорная, надежная работа. Но некоторое время они все же приносили пользу. Эти люди не были смелыми бойцами, которые, сжав зубы, молчат в тяжелый час, и все тайны, известные им, уносят с собой в могилу по приговору военного суда. Однако подобных борцов, к их славе и чести сказать, сражавшихся на тайном фронте против Германии с 1940-го по 1944 год, было немало.

Слабаки же при аресте умоляли сохранить им жизнь. Свобода им предоставлялась, поскольку они выдали собственных товарищей и обещали сотрудничать с абвером. Но они не могли довериться членам тайного фронта, к которому сами принадлежали, не могли довериться своим товарищам, какому обстоятельству благодарны собственным освобождением, потому что тогда их ожидала бы смерть. Поэтому некоторые из этих несчастных не видели иного выхода, как поначалу примкнуть к немцам и служить им; не Германии и немцам как таковым, а тем немцам, которым перевербованные агенты были обязаны собственной жизнью. Но и тогда, когда часть перевербованной агентуры не приносила пользы абверу и тайно начинала снова работать против Германии, германским интересам в тогдашней ситуации серьезного ущерба уже не могло быть причинено. Эти немногочисленные люди не могли нанести того урона, как полчища агентов, не контролируемых германской разведкой.

Иногда абвером предпринимались попытки «перевербовки» вражеских агентов, которые вели себя под арестом образцово. Это происходило менее всего в надежде на получение ценной информации, чем просто из человеческого сочувствия и политических соображений.

Так однажды в руки военной службы контршпионажа во Франции попал бельгийский принц. Его изобличили в работе на одну тайную организацию против Германии. Доказательств против него хватало. Когда об аресте принца узнали известные функционеры национал-социалистической партии в Берлине, они, видимо, позаботились о его осуждении и казни.

Изящного телосложения, молодой принц, обрученный с одной испанкой, возможно, не осознавал всей тяжести своего положения. Офицерам абвера, работавшим с ним, он казался совсем незрелым, почти ребенком, вызывал у них жалость. Кроме того, они говорили себе, если принцу сохранить жизнь, он может когда-нибудь пригодиться для германо-бельгийских отношений. Наоборот, казнь его не принесет никакой пользы.

Но в то время уже военная контрразведка была невластна освободить принца. Только начальник тайной полиции по Франции и подчиненные ему службы имели право осуществлять оперативные мероприятия во Франции по делам шпионажа. По собственному усмотрению они решали, где и когда должны арестовываться подозреваемые лица и будут ли переданы военному суду или действовать соответственно так называемому «ночному предписанию». Они же единолично распоряжались освобождением арестованных.