Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой - Александр Анатольевич Васькин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Салонная атмосфера квартиры Брик на Кутузовском по-прежнему была густо приправлена иностранцами, благо что гостиница «Украина» рядом. За дружеским столом отметили присуждение «Арагоше» в 1957 году Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (а до этого она называлась Международной Сталинской премией). Эту награду Арагон — один из первых в ряду лауреатов — получил за успешно проведенную операцию по заманиванию в СССР Ива Монтана с Симоной Синьоре. Венгерские события 1956 года заставили их отказаться от гастролей в СССР. Но если гора не идет к Магомету… В роли Магомета выступила Лиля Брик, отправившаяся по заданию КГБ в Париж наводить мосты через сестру и ее муженька. Это им удалось — Монтан прилетел в Москву в декабре 1956 года, произведя фурор. Знали бы советские зрители, кому они обязаны его приездом! Впрочем, неменьший эффект вызвало его возвращение в Париж. Дело в том, что на полученные в СССР щедрые гонорары он увез из Москвы купленное в ГУМе женское нижнее белье: жутких цветов панталоны с начесом, рейтузы, байковые подштанники, устрашающие своей массивностью и долговечностью белые полотняные бюстгальтеры сразу нескольких размеров. Есть два варианта — то ли Монтан намеревался раздаривать подарки знакомым кинозвездам (Мэрилин Монро, например) в виде приколов и розыгрышей, то ли заранее решил устроить в Париже провокационную выставку под названием «В чем их любят». История эта превратилась к нынешнему времени в апокриф. Якобы когда по возвращении в Париж французские репортеры спросили Монтана, что его поразило более всего, он открыл чемодан, вынул оттуда бюстгальтер пятый номер и стал им размахивать. Журналисты разбежались. А выставка по популярности соперничала с Лувром, ибо обличала советский образ жизни гораздо сильнее, чем вся вместе взятая враждебная западная пропаганда. Для французов мода — это всё, особенно женская, не зря Мария Антуанетта перед казнью призвала к себе парикмахера. Что уж говорить о нижнем белье.
В компании «Арагоши» и Эльзы Триоле Плисецкая с Щедриным встречали на Кутузовском Новый, 1959 год: «За окнами Кутузовского — зима. Москва-река замерзла. Снег кругом. От людей и от машин пар валит. Новый год грядет. Справлять будем на Кутузовском. У Бриков. С 1959 года новогодняя ночь у Лили Юрьевны стала для нас с Щедриным традицией. Добрых полтора десятилетия мы свято соблюдали ее. Под самый Новый год в Москву приехал Луи Арагон с Эльзой. И они будут у Лили на Кутузовском. 31 декабря 1958 года. Вечер. Через несколько часов 59-й пробьет. Поднявшись в лифте, заслеженном талыми снежными разводами и елочной иглой, звоним в 431-ю квартиру нашего Кутузовского дома. Катанян в черном приглядном сюртуке открывает дверь. Арагоны уже там. Потоптавшись в узкой передней, проходим к запруженному в переизбытке деликатесами столу. Кинто с кружкой пива на картине Пиросмани завидуще щурится на ломящуюся на блюдах снедь. Лилина работница Надежда Васильевна тащит из кухни гору дымящихся румяных пирожков собственной выпечки. У каждого прибора подарок стоит. У меня — флакон духов Робера Пиге “Бандит”. У Щедрина — мужской одеколон “Диор” и последняя французская пластинка Стравинского. Это Эльза Юрьевна — Дед-Мороз подарки из Парижа привезла. С тех пор я предпочитаю запах “Бандита” всей иной парижской парфюмерии. И запах чуден, и память дорога…»
«Диором» нынче никого не удивишь, а вот «Бандит» Робера Пиге так и останется духами Плисецкой. Ее фото можно встретить рядом с темным флакончиком этих духов в парфюмерных магазинах всего мира. «Мне несколько раз хотелось сменить духи — ну что всю жизнь одно и то же? А мне не подходит!» — признавалась балерина. Духи эти не спутаешь ни с какими другими. Интересно, что автором «Бандита» считается первая женщина-парфюмер Жермен Селье, создатель острых и чувственных запахов. «Бандит» она придумала в 1944 году, соединив шипр с нотками кожи, ароматами апельсина и бергамота, розы и жасмина. Поговаривают, что основную тему духов она искала вместе с Робером Пиге чуть ли не на лобках его манекенщиц. Вот такая пикантная подробность, раскрывающая тайну творческого поиска.
Очень уместно возникла за тем новогодним столом тема запрета на выезд Плисецкой за границу: ее шесть лет не выпускали. Тут Арагон, член французской компартии, и взорвался: это недопустимо, такую великую балерину лишать зарубежных гастролей, самому Хрущеву об этом скажу, потребую! «Двенадцать ударов. В бокалах шипит и пенится шампанское “Вдовы Клико”. Опять же из Эльзиного багажа. Все двенадцать ударов Арагон, не мигая, смотрит в глаза Эльзе. Лиля — на Васю. Мы с Родионом, обезьянничая, — друг на друга… Чокаемся. Целуемся. Будет ли новый год к нам добр?..» Новый год оказался добр к Щедрину и Плисецкой.
«Вдова Клико» — шампанское известное, его еще Евгений Онегин пил. Только вот у Пушкина оно по-другому названо — «вино кометы». Дело в том, что бутылка этого вина урожая 1812 года ценилась чрезвычайно высоко. В 1812 году над Россией пролетела огненная комета (смотри «Войну и мир»), возвещая о грядущей войне с Наполеоном. Так с тех пор и говорят: «вино кометы». Странно, что Майя Михайловна не назвала это вино так — мы бы не удивились, если бы «Вдова Клико» именно урожая 1812 года стояла на новогоднем столе у Лили Брик. Кажется, что так оно и было всегда…
Любимым спектаклем Лили был «Клоп» Маяковского в Театре сатиры. Как вспоминала актриса Татьяна Егорова, «…на каждом спектакле она буквально лежала в первом ряду, в середине, — в черных касторовых брюках, в черной шелковой блузе, волосы выкрашены в красно-рыжий цвет и заплетены в косу, как у девицы, и эта косица лежит справа на плече и в конце косицы кокетливый черный атласный бантик. Лицо музы, теперь уже мумии, набелено белилами, на скулах пылают румяна, высокие брови подведены сурьмой, и намазанный красный ротик напоминает смятый старый кусок лоскутка. Красивый вздорный нос. Бриллианты — в ушах, на костлявых и скрюченных пальцах изнывает от тоски несметное богатство в виде драгоценных колец. Мумия держится на трех точках: ногами упирается в сцену, шея зацепилась головой за спинку кресла, берцовые кости лежат на самом краю сиденья, ноги вытянуты, позвоночник “висит” на свободе».
«Андрюша, вы — поэт!» Андрей Вознесенский попал в поле зрения «пиковой дамы советской поэзии» на поэтическом вечере в Малом зале ЦДЛ: «В черной треугольной шали она сидела в первом ряду. Видно, в свое время оглохнув от Маяковского, она плохо слышала и всегда садилась в первый ряд. Пристальное лицо ее было закинуто вверх, крашенные красной охрой волосы гладко зачесаны, сильно заштукатуренные белилами и румянами щеки, тонко прорисованные ноздри и широко прямо по коже нарисованные брови походили на
