Повести л-ских писателей - Константин Рудольфович Зарубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под полом первого этажа была кромешная тьма. Там, видимо, начинался подвал. Свет изнутри шара совершенно туда не просачивался. Казалось, что под полом чёрная бездна, уходящая глубоко под землю. Я только в тот момент поняла, что мы действительно в шаре, а не просто под куполом, как учёный-гляциолог на острове Беннета из наводки Диляры Касымовой.
(Хотя, может, и гляциолог был в “снежном шаре” на самом деле, но просто ему этого не показали? Или в этом случае вообще нет никакого “на самом деле”, а есть только то, что “показали”?)
Йокинен крикнула: “Не бойся! Ты ничего не почувствуешь!” Но я, наверное, так бы и не решилась пересечь границу, если бы срез дома не кончился. Сфера сделала больше половины оборота, и передо мной начала приоткрываться часть улицы. (Та часть, которая выходит на Хямеэнтие. В реальности она была у меня за спиной.) Чисто психологически в такой мираж шагнуть было легче, чем в разрезанный дом. Я зажмурилась и шагнула.
Подтверждаю слова Лотты Йокинен: граница сферы никак не ощущается, а снаружи не видно ничего необычного. Когда я вышла из сферы и обернулась, улица выглядела совершенно нормально. Алина и Лотта стояли на своём месте и хлопали глазами в мою сторону. По другой стороне улицы спокойно шёл мужчина с ребёнком в коляске. Он смотрел в телефон и не обращал на нас внимания. Сферу он тоже не заметил, хотя точно прошёл по “внутреннему” куску тротуара.
Короче говоря, я быстро зашла обратно. На видео, снятом Алиной, всё выглядело так: я исчезаю в поверхности сферы, а через 11 секунд из неё появляюсь. Никаких помех в “изображении”, когда я пересекаю границу, не видно.
“Красивое” и “страшное” началось с того, что предметы внутри сферы резко стали прозрачными. Только полоска тротуара у нас под ногами (около трёх метров длиной) и немножко малиновой стены прямо за нами (чуть выше метра) остались такими, как были. Остальное содержимое шара не исчезло совсем, но стало еле различимым. Казалось, что всё в шаре сделано теперь из разных видов стекла: от совершенно прозрачного до чуточку хрустального, преломляющего свет.
Мы, естественно, ахнули. У Закировой закружилась голова. Из-за того, что нижняя половина сферы стала видимой, нам казалось, что мы парим на своём обрубке тротуара над центром аккуратного котлована. Так продолжалось 13 секунд. Мы успели разглядеть много “стеклянных” вещей и даже “стеклянного” человека внутри дома.
Две последние стадии “снежного шара” описывать труднее всего. Йокинен называет их “планетарий” (ср. наводку Диляры Касымовой) и “калейдоскоп”. На видео эта часть была смазанной и хаотичной. Её просмотр больше мешал нам приводить в порядок свои впечатления, чем помогал. Мы даже не стали досматривать.
Началось с “планетария”. Вместо котлована, улицы, зданий и голубого неба с облаками мы вдруг увидели какой-то глубокий космос. Огромные звёздные скопления висели над нами, расстилались под нами, окружали нас со всех сторон, преломляясь в “хрустальной” начинке дома. Звёзды были невероятно густые. На Земле таких не увидишь даже в самую ясную ночь где-нибудь в горах на Алтае.
От “планетария” головы закружились у нас обеих. Нам реально казалось, что мы стоим на крошечной платформе посреди Вселенной. Мы жались друг к другу и к единственному непрозрачному кусочку фасада. Старались быть как можно дальше от края тротуара. Напрасно Йокинен заверяла нас, что бояться нечего. Она даже сошла на “стеклянную” проезжую часть и стояла там как минимум до конца “планетария”, будто подвешенная над галактиками. Но нам всё равно было страшновато. Закирова даже не выдержала и присела на асфальт.
Кроме страха, у нас было сильное, ни с чем не сравнимое ощущение, что…
Алина Закирова:…что я смотрю не только в пространство, но каким-то образом и далеко вглубь времени, причём как бы в обе стороны времени: и в прошлое, и в будущее.
Дарья Кожемякина: У меня другая интерпретация. Мне кажется, главное было не во времени. Когда смотришь в обычное звёздное небо, тоже видишь далёкое прошлое. Но ничего похожего не чувствуешь. Мы сейчас долго это обсуждали. Я искала подходящие слова. И, кажется, нашла.
У меня в “планетарии” было чувство, будто во всей Вселенной страшно не хватает чего-то важного. Оно как бы есть, это Важное Что-то, но его совсем мало. Я не понимала, чего конкретно мало, но его не хватало почти как воздуха. Мне кажется, от этой нехватки у меня и кружилась голова в первую очередь. Чем дольше я разглядывала “планетарий”, тем ясней было “видно”, что Важного Чего-то не хватает и в настоящем, и в прошлом, и особенно в будущем. Было “видно”, что сама Вселенная будет существовать очень долго, триллионы лет в какой-то запредельной степени, но Важное Что-то закончится через несколько миллиардов лет. Эти несколько миллиардов казались мне такими коротенькими, что хотелось ругаться от отчаяния.
Примерно за две минуты до конца сеанса “планетарий” постепенно перешёл в “калейдоскоп”. Переход занял секунд десять-пятнадцать.
Мы понимаем, почему Йокинен называет эту часть “калейдоскопом”, хотя мы пытались придумать и другие названия. Закирова, например, предлагала “королевство живых зеркал” и “фейерверк навыворот”. Кожемякиной пришли в голову “танцы глазами насекомых”. Ещё нам обеим вспомнились любимые термины Старицкого-Вернадского: “биосфера” и “ноосфера”. Правда, не в том смысле, в котором он их использует, а скорее как сочетания “био-” и “ноо-” с буквальной геометрической сферой.
Каждое из этих наименований выхватывает, хоть и очень приблизительно, небольшую деталь того, что мы пережили. Ни одно из них, к сожалению, не даёт адекватного представления о целом. Больше всего нас фрустрирует, что все эти метафоры, взятые вместе, как будто перечёркивают друг друга и превращаются в тыкву. Такое впечатление, что “калейдоскоп” вообще не поддаётся целостному описанию. Нам тупо не с чем его сравнивать. Мы уже битый час говорим только об этой стадии “снежного шара” и без конца возвращаемся к одному и тому же набору каких-то общих свойств. “Было типа сложно”. “Было типа мультимодально”. “Типа имело какое-то отношение к живым существам в космосе”. Ещё можно сказать, что во время “калейдоскопа” нам не было страшно. Нам было просто не до страха.
Оборвался “калейдоскоп” внезапно, не достигнув никакой понятной нам развязки. Сфера исчезла вместе с ним. Улица, небо, дома, припаркованные машины – всё мгновенно приобрело свой
