Николай Клюев - Сергей Куняев

Десятого марта советское правительство переезжает в Москву. Петербургскому периоду российской истории приходит конец.

И в это время Клюев, при получении последнего известия, пишет одно из самых своих поразительных стихотворений.

То, до чего додумались Бердяев, Дорошевич, Федотов — Клюеву было ясно изначально, но последним шагом Ленина, вдохновившим поэта, — стал именно переезд власти в Москву. Статуса столицы лишалось детище Петра-антихриста, начинался заново московский период русской истории, прерванный триста лет назад.

Есть в Ленине керженский дух,Игуменский окрик в декретах,Как будто истоки разрухОн ищет в «Поморских ответах».

Мужицкая ныне земля,И церковь — не наймит казённый,Народный испод шевеля,Несётся глагол краснозвонный.

Нам красная молвь по уму:В ней пламя, цветенье сафьяна, —То Чёрной Неволи басмуПопрала стопа Иоанна.

Борис, златоордный мурза,Трезвонит Иваном Великим,А Лениным — вихрь и грозаПричислены к ангельским ликам.

Честно говоря, когда сплошь и рядом приходится читать о лукавстве, расчётливости и гибкости Клюева, который умел «прилаживаться», — возникает единственный вопрос: о ком речь? Эти стихи не несут в себе ни малейшего признака лицемерия. Так, «подлаживаясь», не пишут. И не стоит забывать о цене, которую при вполне реальной перемене ситуации пришлось бы заплатить за эти величальные строки.

Поразительно, что это первое стихотворение в русской советской поэзии, посвящённое Ленину, не несёт на себе никаких признаков самообмана. Клюев трезв и точен. Он разговаривает с Лениным, как «посвящённый от народа», как «потомок лапландского князя, Калевалы волхвующий внук». Он видит в Ленине то, что видела в нём забитая, замордованная черносошная Россия, которая впервые за столетия услышала: «Это — твоя страна». Он слышит в речах Ленина то, что слышали его братья-староверы, которых Ульянов — ещё не глава государства — с восторгом и интересом слушал и советовал своим соратникам использовать в борьбе против самодержавия. «Красная молвь» словно входит в эти стихи с древней иконы «Спаса в Силах», а «вихрь и гроза», причисленные к «ангельским ликам», отсылают к многажды читанному и знаемому наизусть Апокалипсису. Но…

Но — куда деть три столетия блестящего петербургского периода, когда все живущие поколения памятью и родословной принадлежат ему кровно?

Есть в Смольном потёмки трущобИ привкус хвои с костяникой,Там нищий колодовый гробС останками Руси великой.

«Куда схоронить мертвеца», —Толкует удалых ватага…Позёмкой пылит с Коневца,И плещется взморье-баклага.

Спросить бы у тучки, у звёзд,У зорь, что румянят ракиты…Зловещ и пустынен погост,Где царские бармы зарыты.

Их ворон-судьба стережётВ глухих преисподних могилах…О чём же тоскует народВ напевах татарско-унылых?

«Татарско-унылые напевы» возвращают к «златоордному мурзе» — ибо других напевов у живших под Романовыми, как под Золотой Ордой, пока ещё нет… И живы ещё Николай, Александра, их дочери и сын… Но Клюев уже зрит всё наперёд.

А хоронить… Хоронить ненавистную романовщину он готов вместе со всеми «февралистами» — всех в одну яму.

Керенками вымощенный просёлок —Ваш лукавый искариотский путь.Христос отдохнёт от терновых иголок,И легко вздохнёт народная грудь.

Сгинут кровосмесители, проститутки,Церковные кружки и барский шик,Будут ангелы срывать незабудкиС луговин, где был лагерь пик.

«Кровосмесители» и «церковные кружки» явственно напоминают о «Башне» Вячеслава Иванова, сожительствовавшего с падчерицей, и о «Религиозно-философских собраниях», суть которых беспощадно обнажил Блок. Но главное — дальше, а дальше — призыв к «русским юношам, девушкам»:

В львиную красную веру креститесь,В гибели славьте невесту-Россию!

Так впервые в «революционном» цикле появляется образ льва. На колоннах «Львиной капители» в долине Ганга львы, спящие с полуразверстыми лапами, символизируют Север. Но неизбежно возвращение ещё к одному смыслу — к смыслу подвига мучеников-христиан, травимых львами в римском Колизее. Те — славили Христа. Этим — новым мученикам — славить «невесту-Россию»… И отвечать злом на зло, презрев христианскую заповедь:

Жильцы гробов, проснитесь! Близок Страшный судИ Ангел-истребитель стоит у порога!Ваши чёрные белогвардейцы умрутЗа оплевание Красного Бога.…………………………………………За то, чтобы снова чумазый РаспутинПлясал на иконах и в чашу плевал…

Это не Распутин, никогда в жизни не плясавший на иконах, а его отложившаяся в памяти газетная карикатура… Но вспомним бердяевское противопоставление «распутинской чёрной хлыстовской идеи» и ленинской «красной хлыстовской стихии»… Русский обыватель, читая подобное, мог бы только, перекрестившись, произнести про себя: «Хрен редьки не слаще»… Но Клюеву «красное хлыстовство» — слаще. И ещё как слаще!

Хвала пулемёту, несытому кровьюБитюжьей породы, батистовых туш!..Трубят серафимы над буйною новью,Где зреет посев струннопламенных душ.

От такого многим станет не по себе… Клюев, словно ангел мести, призывает к умерщвлению «битюжьей породы», дабы на земле, пропитанной кровью, вызрел новый посев под Серафимовы трубы. Он уже ощущает себя «право имеющим», проповедником от новой земли, парадоксально перекликаясь с «пророком Есениным Сергеем».

Я — посвящённый от народа,На мне великая Печать,И на чело своё природаМою прияла благодать.…………………………Пусть кладенечные изломыВрагов, как молния, разят, —Есть на Руси живые дрёмы —Невозмутимый светлый сад.

Он в вербной слёзке, в думе бабьей,В Богоявленьи наяву,И в дудке ветра об арабе,Прозревшем Звёздную Москву.

Это вам не «Я гений Игорь Северянин», что «повсеградно оэкранен» и «повсесердно утверждён» и который в том же 1918-м объявлен «королём поэтов». Гениев за последние 20 лет развелось, как собак нерезаных. А посвящённый от народа — один.