Лотар Желтоголовый. Книги 1-8 + Трол Возрождённый. Книги 1-8 Компиляция (СИ) - Басов Николай Владленович

Судно не успело далеко уйти. Если постараться, то можно было, немного искривив зрение по дуге, рассмотреть мачты галеота. Значит, была, пожалуй, ещё возможность — прямо здесь, не обращая внимания на людей, отрастить крылья и рвануть вперёд. Колокольчик в сознании тоненько, но отчётливо и печально затренькал.

Да, задача нелёгкая. Перепуганные люди, сильный ветер, который едва-едва позволит догнать галеот, пустой желудок, жажда, израненное, ослабевшее тело и, главное, посадка на борт корабля… Один, не имея возможности выхватить Гвинед затёкшими после долгого и сложного перелёта крыльями. А против него будет несколько очень решительно настроенных моряков, которым хорошо заплатили, и этот чудовищный, непонятный демон, с неустановленными магическими ресурсами, способный ускорять течение жизни и менять время, прятать всё, что ему угодно, и ставить магические завесы…

Нет, решил Лотар, слишком опасно. Надо признать, что его на этот раз обставили, обошли, перегнали.

Или всё-таки возможно? Чья-то рука легла ему на плечо.

— Господин мой, — Лотар даже не оглянулся на Сухмета, — кажется, наступит время, и мы вновь встретимся с ним.

Да, решил Лотар после некоторого размышления. Это возможно. Чем больше он думал о Жалыне, тем вернее у него становилось чувство, что им предназначено встретиться, и тогда их спор будет продолжен.

И сразу же его раздражение стало таять. С неба полились горячие лучи утреннего солнца, море зашумело привычной и вечной песней у его ног, а где-то под облаками зазвенел первый за много-много дней жаворонок. Это было удивительнее всего — жаворонок над мирамским портом. Лотар повернулся к Сухмету и улыбнулся: — Мне тоже так кажется, Сухмет. А пока будем веселиться.

Глава 29

Дым висел над сухой, выжженной солнцем землёй, уходил тягучими, густыми языками к горизонту. Люди жгли костёр уже две недели. И наконец вчера вечером Рубос — новый капитан мирамской дружины — получил от Сухмета подтверждение, что собачий камень прокалился до самой середины.

По широкому, открытому, как восточный арык, жёлобу к камню направили ручей. Чтобы вода залила весь камень разом, большой жёлоб, в котором без труда с головой помещался Рубос, развели на четыре более мелких. Это значило, что вода хлынет на камень со всех сторон, словно его бросят в огромную чашу.

Наконец всё было готово. Весть об этом разнеслась по городу, хотя никто специально не предупреждал людей, что главное событие произойдёт именно сегодня.

Лотар посмотрел на огромный валун и вспомнил, как в нём исчезали с бледными вспышками собаки, как он обнаружил, что именно из этого камня, как из норы, выходят чудовища, вспомнил, как княжеский совет, состоящий из самых видных жителей города — из “новой знати”, как её назвал один уличный куплетист — решая, что с этим камнем сделать.

Довольно долго обсуждали возможность скатить его в море, в надежде, что он, упав с обрыва, разобьётся. И хотя эту идею, подкупившую многих своей простотой, защищала едва ли не половина нового совета, от неё всё-таки отказались. Побоялись, что камень не расколется, даже если сверзится с высоты в сотню ярдов. Тогда уж к нему в воде точно никто не сможет подобраться. Кроме разве что собак.

Некоторые купцы, привыкшие считать каждый трудом и потом заработанный грош, высказались, что, мол, и это неплохо, но потом все согласились, что в море камень сбросят только после того, как расколют его на мелкие кусочки.

На том и порешили. Дым, огромные желоба, целых три рощицы, сведённые под дрова для гигантского костра… Лотар, глядя на вырубаемые деревца, возмутился было и попробовал объяснить князю, что это бессмысленно, что не камень причиной тому, что из него появлялись собаки, но тот и слушать ничего не захотел. Вернее, не захотела понять Светока, а уж потом и князь. Тизун после смерти Прачиса стал слушать княжну как оракула и не спорил с ней. А она считала, что, даже если это и дорого, нужно помочь людям поскорее забыть эти два месяца кошмаров, когда Мирамом правил страх перед каменными псами.

Даже Рубос, которому Лотар попробовал разъяснить свои соображения, чтобы он передал их княжне, с которой становился всё дружнее и на которую смотрел со слепым обожанием, отказался ему помогать, сославшись на то, что для костра свозят в основном вывороченные собаками, уже мёртвые деревья.

Вот так всё и получилось, а теперь и поделать с этим что-либо было невозможно. Всё было готово, ждали только князя и княжну — наследницу престола.

Помимо Рубоса тут командовал ещё и Кнебергиш. В последние дни он стал спокойнее, увереннее. У него опять появилась практика, но он многим больным отказывал в помощи. Это было мелкой и в общем-то недостойной местью за пережитый страх. Лотар видел, что люди это понимают, как понимают и то, что пройдёт месяц-другой, их главный лекарь окончательно придёт в себя и опять начнёт их поругивать, ворчать, ставить новые эксперименты, которых на этот раз никто, конечно, уже не испугается, но главное — опять будет лечить.

Сейчас толпа стояла за кругом выжженной многодневным пламенем травы. Когда кому-нибудь от жара становилось невтерпёж, он отходил в задние ряды, обливаясь потом, задыхаясь, как будто выныривал из глубокого пруда. Тут же на его место вставал другой зевака, который опасался хоть что-нибудь пропустить, хотя пропускать пока было нечего — ничего ещё не происходило.

К Лотару подошёл Рубос.

— Как думаешь, не пора ли костёр растаскивать? — спросил он то ли Лотара, то ли Сухмета.

Старый восточник поднял голову, словно петух, собирающийся пропеть свою утреннюю побудку, прищурился, потом посмотрел, как сверкает на его тонком, смуглом пальце печатка, которую Лотар получил от князя как часть платы за изгнание собак, и ответил:

— Княжеский кортёж только-только выехал из терема. Через пяток минут проедет ворота. Да, сейчас в самый раз растаскивать кострище.

Рубос тут же умчался к двум сотням своих подчинённых, занятчых обслуживанием церемонии. Три четверти из них были осуждённые бунтовщики, на которых от радости наложили не очень строгое наказание. Как-то раз Лотар заметил даже мордочку Крысёнка. Как ни странно, после поражения он изменился к лучшему, похудел, успокоился, в нём пропал накал ненависти и появилась тоска по свободе и надежда, что со временем всё поправится. Впрочем, Лотар быстро забыл об этой встрече.

Лотар повернулся к Сухмету и спросил:

— Понять не могу, зачем мы здесь. Ну, эти люди хоть верят в то, что таким образом избавятся от своего кошмара. А нам какое дело?

— Это результат твоей победы, господин мой. Твоё присутствие важно для всех.

— М-да, результат, — прошептал Лотар и поглядел вокруг.

Они стояли на небольшом возвышении, застеленном красным ковром, где должны были расположиться также Тизун со Светокой. И хотя толпе было тесно, а наиболее рьяные забрались даже на окрестные деревья, люди образовали вокруг этого места пустое пространство, наполненное таким молчанием и напряжением, словно из-за них и произошли все беды. А на лицах людей, оказавшихся поблизости, Лотар читал тревогу и даже страх, лишь в самом крайнем случае — любопытство. Наверное, до конца дней на меня будут смотреть так, подумал Лотар и отвернулся к камню.

Но и камень не понравился ему. Закопчённый, огромный, он казался ещё большим в этом потоке рвущихся к небу прозрачных языков огня, несокрушимым, угрожающим, словно действительно по своей воле принёс в этот мир горькую беду.

— Это бессмысленно, — снова прошептал Лотар.

— Знаю, и многие знают, но так будет лучше.

Хоть какая-то гарантия.

Лотар повернулся. Это был Кнебергиш. Он застенчиво улыбался и осторожно, словно не знал, стоит ли, протягивал руку.

— Я ещё не поблагодарил тебя за всё, что ты сделал для меня.

Лотар машинально пожал протянутую руку.

— Я сделал это для всех.

Кнебергиш улыбнулся, заметив приближающегося князя, с облегчением отошёл и уже издалека крикнул: