Ересь Хоруса: Омнибус. Том I - Дэн Абнетт

— Это пахнет колдовством, — проворчал Астартес.

Эреб холодно усмехнулся:

— Не забивай себе голову подобными вещами, брат-сержант. Это существо было одной из стрел моего колчана.

— Меня начинают тревожить твои игры и загадки, — сказал Корда. Он взмахнул рукой, обводя окрестности. — А какой цели служит все это?

Вопрос воина задел Несущего Слово, но он постарался не показать виду.

— Это часть нашего замысла, Корда. Величайшего замысла. Мы продвигаемся шаг за шагом, наращиваем свою мощь и собираем силы для путешествия на Терру. Скоро… — Он посмотрел вверх. — Скоро звезды займут нужное положение.

— Прости его, брат-сержант, — раздался еще один голос, и из тумана вынырнула фигура воина в броне. — Подопечный моего брата Лоргара излишне многословен.

Хорус, сокрушая тяжелыми керамитовыми ботинками обломки скал, поднялся на гребень. Корда низко поклонился, и Эреб последовал его примеру. Позади Хоруса, негромко переговариваясь и не глядя на своего примарха, шли двое морнивальцев.

— Ты свободен, брат-сержант, — сказал Корде Хорус. — Мне необходимо услышать мнение первого капеллана об одном деле.

Корда снова отдал честь и на этот раз ударил себя кулаком по грудной броне от всей души. Эребу показалось, что в глазах воина мелькнул страх, заменивший обычное уважение к примарху. Возможно, он опасался последствий в случае хоть малейшего неповиновения.

Корда торопливо зашагал прочь, а Эреб ощутил на себе пристальный, пронизывающий взгляд Воителя.

— Что от меня нужно? — спросил он самым легкомысленным тоном.

Взгляд Хоруса опустился к лежавшему в пыли обугленному черепу.

— В процессе этого конфликта ты больше не будешь применять подобную тактику.

Первым побуждением Несущего Слово было изобразить неведение, но он отказался от этой мысли, еще не успев открыть рот. Совершенно неожиданно он подумал о Люке Седирэ. Откровенный и прямой Седирэ, чьи возражения против приказов Воителя, хоть и были уже давно привычными, после возвращения с Исстваана стали более резкими и непримиримыми. Кое-кто говорил, что он займет вакантное место в Морнивале и что его критика необходима такому могущественному лидеру, как Хорус. В конце концов, какая еще причина могла заставить Воителя удостоить Седирэ чести надеть его мантию?

Между ними возник непривычный холодок, и Эреб кивнул:

— Как прикажешь, мой лорд.

Возможно ли это? Мысли Несущего Слово лихорадочно заметались. Или Хорус Луперкаль заранее знал, что к нему подбираются тайные убийцы, подосланные Императором? Но для этого ему нужно было иметь глаза и уши на Терре… Эреб не сомневался, что союзники Воителя пробрались в самое сердце владений его отца, но в сам Императорский Дворец? Он страстно желал получить ответ на этот вопрос.

Хорус повернулся и направился обратно к склону, тогда Эреб набрал в грудь воздуха и снова заговорил:

— Могу я попросить объяснить этот приказ?

Воитель остановился и оглянулся через плечо. Его твердый и решительный ответ не допускал возражений.

— Ассасины — это оружие слабых, Эреб. Испуганных. Они не в состоянии погасить конфликт, а лишь затягивают его. — Он помолчал, ненадолго погрузившись в размышления. — Эта война закончится только тогда, когда я взгляну в глаза своему отцу. И тогда он познает истину и поймет, что я прав. И после этого осознания мы воссоединимся.

Эреб ощутил вибрации темных сил.

— А если Император не поймет?

Взгляд Хоруса стал ледяным.

— Тогда я — я лично — убью его.

Примарх кивком подозвал сопровождающих его офицеров и пошел своим путем. По его команде ряды мелта-бомб, заложенных под сотнями тысяч выживших людей, взорвались, и Эреб услышал вопли принесенных в жертву.

Роб Сандерс

Армия из одного

Сквозь переохлажденный металоновый туман проступает лицо.

Нейросоединение выжигает его очертания в моем мозгу. Это лицо. Я знаю это лицо…

Я пробираюсь сквозь свои кошмары. Царство полувоспоминаний, лабиринт сумрачного абсурда.

Вот я один, уличный беспризорник, дрожащий в нищете и темноте главного улья. Вонь от куч химических отходов жжет мои ноздри так же, как когда-то.

Я фыркаю и оказываюсь уже тощим юнцом, вокруг толпа и давка: идет вербовка в Имперскую Гвардию, вокруг шепчутся о великой войне, надвигающейся на Проксима Апокрифис. В ней Апокрифской Горте уготована выдающаяся роль. Я три дня простаиваю в беспокойной очереди, только для того, чтобы услышать издевательский смех младшего офицера и его прислужника-сержанта. Я разворачиваюсь и ухожу.

Я несусь прямо в какофонию выстрелов. Подулье, я бегу вместе с Кровавыми Молниями. Ощущаю медный привкус возбуждения от перестрелки, мимо проносятся пули, в прорехах ржавого ограждения мелькают блестящие клинки стилетов. Это Спуск Тритуса. Мы на территории Охотничьих Собак — и под «мы» я имею в виду меня и Счастливчика. Я помню жар, с которым пуля предателя вошла мне в спину, звук его убегающих шагов, когда он бросил меня умирать. Оставил меня Охотничьим Собакам. Жестокому судье Коркорану и его силовикам из улья. В переполненной инкарцетории, где я заключен в тесной камере, где можно только стоять. В тяжелом труде, выполняемом командами по строительству шпиля.

После высоты и вызванной ей гипоксии — снова плен. Я продан и брошен в клетку. Клетку для рабов. Загон для одной из множества гладиаторских ям главного улья. Теперь я одно из животных, существующих лишь для того, чтобы нести смерть другим. Животное, которое попалось на глаза некоему барону Кравиусу Блюмолотову — обрюзгшему племяннику такого же обрюзгшего старшего планетарного лорда-губернатора. Он приходит к моей клетке ночью — когда заканчивается моя кровавая работа — и запускает свои жирные пальцы в мои слипшиеся от крови волосы. Благодарность выродка. Милость изверга.

— Мой верный раб, — шепчет он успокаивающе.

Но вот еще раз моя кровь и плоть в цене. От предложения иномирца даже гнусный барон не может отказаться.

Далеко-далеко во тьме я вновь испытываю такой страх в агонии и осквернении плоти, о причинении которого любой боец из гладиаторских ям или бандит подулья даже не могли мечтать. Я обрел… Клада и их мучительный дар нового бытия. Моё тело стало произведением их темного искусства: хирургический шедевр генетической и кибернетической аугметики. Гипертрофированная мускулатура, наложенная на сломанную, переконструированную, а затем укрепленную раму экзоскелета. Для них я — воплощение химического оружия. Во мне столько боевых наркотиков и препаратов, что сворачивается кровь и горят вены; эти сильнодействующие средства вызывают зависимость, и я уже не смогу без них жить. Психологическая обработка окончательно уничтожает то, что еще оставалось от моей личности в этом чудовищном создании Клады. Я — катастрофа. Я — холодная ярость. Я — беспричинная жестокость, чистая и направленная. Я — живое оружие, всегда готовое к бою.

Я — эверсор.

Только после этого я встречаюсь с тем, по чьему замыслу рождаются подобные мне чудовища. Они зовут его Сигиллит. Он прививает моим мультисердцам глубокую любовь к Императору и бездонную ненависть к его врагам. Из его губ я слышу свое имя, кажется, впервые за целую вечность.

— Ганимус…

Через нейроканал он показывает мне это лицо. Лицо, которое мне знакомо.

— Ганимус… — говорит Сигиллит. — Теперь этот человек стал нашим врагом. Он — пешка Воителя. Безбожный еретик. Ты должен с ним покончить, Ганимус, — и со всеми, кто его поддерживает.

Переохлажденный металоновый туман рассеивается.

Небытие криосна само становится сном. Я слышу вой, с которым спусковая капсула падает сквозь атмосферу, я лечу словно бомба, словно молния, словно месть Императора сквозь небеса цвета расплавленного свинца. Толчок отвлекает меня от моего полета-кошмара. Передача данных на кору мозга завершена. Моё задание — это подавляющий разум контроль, которому я не в силах противиться. Моя цель для меня всё — она тянет меня с непреодолимой силой притяжения звезды. Неутолимый гнев — это всё моё естество.

Я прорываюсь наружу сквозь листы капсулы, словно из металлического чрева. Костюм-перчатка цвета полуночи плотно обтягивает тело, наполненное ужасным потенциалом. Накачанный до чудовищности — гротеск, вылепленный из плоти и ненависти, — я вновь ступаю на пепел Проксимы Апокрифис. В тень главного улья и холодный мрак, что когда-то я называл домом. Вытаскиваю из поясной кобуры свой «Палач» и вытягиваю пальцы, обтянутые начиненной токсинами нейроперчаткой.

Сквозь оптику черепа-шлема я вижу, что на шпилях дворца развеваются знамена Хоруса. Глаз Воителя, наблюдающий за приближением убийцы. Шаг за шагом — все быстрее, скорость и ярость нарастают — вперед, через наполненные отбросами трущобы. А затем убийство начнется. И его не остановить.