Антропология революции - Александр Гриценко

In Marina Raku’s (Moscow, State Art Studies Institute) article «„Music of the revolution“ in search of a language» a question is posed as to what transformations the musical image of revolution underwent in the minds of an educated part of the Russian population in the 1910s-1930s: from the romantic and visionary project of the Silver age — through forming a peculiar musical mythology of the 1920s — and ending with a developed musical «Soviet street» culture, that travestied the image of revolution. What became the real «music of the revolution» in the early Soviet period was not the neo-Romantic symphonic works in the tradition of Ludwig van Beethoven, Richard Wagner and Aleksandr Scriabin, but rather the sentimental and politically nihilist popular songs that were often based on the jazz interpretations of criminal and déclassé folklore. It had to do with the fate that the revolutionary era contributed to the collapse of traditional social identities and to the formation of various forms of fluctuant transitory social consciousness.

Nikolay Mitrokhin (Bremen, Centre for East European Studies, University of Bremen). «Revolution as family history: from the interviews and memoirs of the CPSU CC staff functionaries of the 1960s-1980s». Using the interviews with the former С PSU CC staff functionaries (who used to work there in the 1960s-1985) and their published memoirs the author studies the social background of this specific social group, «the apparatchiks» as the Soviet jargon of the time used to call them. The study focuses on the attitude that the families of the future apparatchiks held toward the revolution of 1917 and the subsequent major events of the Stalinist period of Soviet history. It also covers the impact that family upbringing had on their children forming a behavioural model in relation to the Soviet regime. During the study it became clear that the majority of the respondents belong either to the families of active participants of the Civil War who later were given minor or mid-level administrative positions or to pre-revolutionary middle-class (including nobility and clergy) who were able to «convert» their social status into a Soviet one after the revolution.

Примечания

1

А. Д., А. М. [Дмитриев А., Магун А.] От редакторов // Новое литературное обозрение. 2003. № 64. С. 8. Вероятно, это связано с состоянием не только общества в целом, но и гуманитарной мысли: по многим причинам (цензура, табуированность обсуждения темы революции в неапологетическом ключе и пр.) в СССР, в отличие, например, от Франции (если говорить о странах с богатой революционной традицией), не сформировался дискурс политико-философского и социально-философского обсуждения проблем революции, особенно в компаративном аспекте.

2

Именно столько времени современные историки «отводят» на натурфилософскую революцию XVI–XVII веков: Дмитриев И. С. Искушение святого Коперника: ненаучная структура научной революции // Новое литературное обозрение. 2003. № 64. С. 10.

3

Поэтому мы не согласны с подходом, выработанным в рамках семинара, который действовал в 2005–2006 годах при журнале «Полис» под руководством Екатерины Лобзы, Бориса Межуева и Леонида Бляхера (см. о семинаре: Бляхер Л. Революция задним числом // Сайт Агентства политических новостей. 2006. 3 февраля [http://www.apn.ru/publications/article1803.htm]). Участниками этого семинара была проделана большая интеллектуальная работа, на его заседаниях прошло несколько важных дискуссий, однако нам представляется, что заданная на семинаре теоретическая «рамка» вновь свела представление о революции только к определенным типам сугубо политических явлений; кроме того, насколько можно судить, организаторы семинара полагали, что и причины этих явлений — по сути политические. Социальным истокам революций они уделяли намного меньшее внимание, чем политическим, а антропологический «ракурс», кажется, не использовали вообще. По итогам работы семинара была издана книга со статьями его участников и классическими текстами по политической философии: Концепт «революция» в современном политическом дискурсе / Под ред. Л. Бляхера и А. Павлова. СПб.: Алетейя, 2008.

4

См. об этом статьи в журнале «Неприкосновенный запас» № 4 (60) за 2008 год (весь номер посвящен юбилею событий 1968 года — студенческих волнений в Европе и Пражской весны), особенно работы Д. Арриги, И. Валлерстайна и Т. Хопкинса, а также М. Мертеса, Д. Кайзера и К. Миллет. Важнейшей вехой в художественном осмыслении подобных трансформаций стал роман А. Роб-Грийе «Проект революции в Нью-Йорке» (1970), который может быть определен как «точка схода» эстетического радикализма и политических притязаний, понятых одновременно серьезно и иронически. Русское издание: Роб-Грийе А. Проект революции в Нью-Йорке / Пер. с фр. Е. Мурашкинцевой, пер. приложений М. Рыклина. М.: Ad Marginem, 1996.

5

Традиционное шуточное название конференции устоялось еще в начале 1990-х годов — по названию Банного переулка в Москве, где первоначально находилась редакция журнала.

6

См. отчет о конференции П. Резвых, О. Тимофеевой и И. Кукулина: Новое литературное обозрение. 2008. № 92.

7

А. Д., А. М. Цит. соч. С. 6.

8

Магун А. Отрицательная революция: К деконструкции политического субъекта / Авториз. пер. с фр. Н. С. Мовниной и С. Л. Фокина. СПб., 2008. С. 187–203.

9

Дмитриев И. С. Искушение святого Коперника… С. 10.

10

Магун А. Указ. соч. С. 204. А. Магун ссылается в своем анализе события у Хайдеггера как «неантропоцентрической» категории на работу Франсуазы Дастюр: Dastur F. Heidegger et la question du temps. Paris: PUF, 1990. Sec. 3.

11

Шартье P. Культурные истоки Французской революции / Пер. с фр. О. Э. Гринберг. М., 2001. С. 224. Ср. также с. 12–15.

12

См.: Нойманн И. «Я» и «Другой» после смерти суверенного субъекта// Нойманн И. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей / Пер. с англ. В. Б. Литвинова и И. А. Пильщикова. М.: Новое издательство, 2004. С. 267–294. Ср. также: Магун А. Цит. соч. С. 28–37.

13

Zitser Е. А. The Тransfigured Kingdom: Sacred Parody and Charismatic Authority at the Court of Peter the Great. Ithaca; London: Cornell University Press, 2004. Авториз. рус. пер. Д. Хитровой и К. Осповата: Зицер Э. Царство преображения: Священная пародия и царская харизма при дворе Петра Великого. М., 2008.

14

Среди многочисленных публикаций этих двух авторов укажем: Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры / Пер. с англ. Т. Доброницкой и С. Кулланды. М., 2002. С. 173–299; Ямпольский М. Б. Физиология символического. Кн. 1: Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого режима. М., 2004. Часть 2 (с. 287–546).

15

Достоевский Ф. М. Собр. соч.: В 10 т. Т. 5. М.: Худож. лит., 1957. С. 570–571.

16

Розанов В. В. Апокалипсис нашего времени. М.: Республика, 2000. С. 17.

17

Когда-то Гегель сказал, что история — это всегда история свободы. Это его высказывание было популяризировано Виктором Кузеном, Мишле и другими французскими писателями. Для Гегеля история — это процесс освобождения человека. Для экзистенциализма история невозможна без свободы. Кроче, которого нельзя отнести к экзистенциалистам, говорил о том, что необходимо переосмыслить это утверждение Гегеля, «не приписывая истории задачу сотворения свободы, которой не существовало в прошлом, но утверждая, что свобода — это вечный творец истории и субъект всякой истории» (Croce Benedetto. History as the Story of Liberty / Transl. by F. Leander. New York: Meridian Books, 1955. P. 57).

18

Сознание всегда исторически изменяемо. Ясперс писал: «Объективное изучение этих метаморфоз составляет ориентацию мира — как антропологию, аналитическую психологию и интеллектуальную историю. Начиная с притупленного сознания примитивного человека, такое исследование позволяет нам увидеть скачки в человеческой истории от одной формы к другой, увидеть, как зачатки медленно развиваются, а затем неожиданную вспышку нового истока сознания. <…> Изучение меняющегося сознания учит нас тому, что мы не можем постулировать какое бы то ни было реальное сознание как „естественное сознание“ или его субстанцию как „естественную картину мира“» (Jaspers Karl. Philosophy. Vol. 1. Chicago: The University of Chicago Press, 1969. P. 52).

19

Sartre Jean-Paul. Critique of Dialectical Reason: 2 Vols. Vol. 1. London; New York: Verso, 2004. P. 126.

20

Сартр Ж. П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / Пер. с фр. В. И. Колядко. М., 2002. С. 31, 39.

21

Там же. С. 56.

22

Там же. С. 107.

23

Aron Raymond. History and the Dialectic of Violence: An Analysis of Sartre’s Critique de La Raison Dialectique / Transl. by Barry Cooper. New York: Harper & Row, 1976. P. 163. Оригинал: Aron Raymond. Histoire et dialectique de la violence. Paris: Gallimard, 1973.

24

From Max Weber: Essays in Sociology / Ed. by H. H. Gerth and C. Wright Mills. New York: Oxford University Press, 1946. P. 181.

25

Шютц считал, что онтологически ситуация накладывается на человека как ограничение его свободы. Особенно очевидна эта ограничивающая свободу функция в истории складывания ситуации, которая уже не может быть изменена. Возможность же изменить ситуацию по отношению к ее будущему требует от человека особой позиции, способности определять ситуацию. Эта способность, по мнению Шютца, выражается в том, что каждый человек извлекает из бесконечного количества возможностей, предлагаемых ситуацией, только те, которые соответствуют его практическим интересам и планам. Такое прагматическое «сужение» «проблематичной ситуации» (как он ее называет) позволяет свести ее к рутинной ситуации.