Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации. - Анатолий Гуськов

Мы как драгоценность лелеяли малейшую надежду, которую давал нам текст приговора. Но слова "десять лет" нависли дамокловым мечом.

Мы пытались строить планы, но слишком многое оставалось еще не ясным. Барбара хотела остаться в Москве и устроиться на работу в американское посольство.

Я был против: не было никакой уверенности, что ей разрешат свидания со мной; кроме того, скоро меня должны перевести в тюрьму, постоянное место моего заключения, расположенную за пределами Москвы, но когда и куда, мне не сказали.

Я узнал еще кое-какие новости. 1 июля где-то над Баренцевым морем русские сбили "РБ-47". Советский Союз заявил, что самолет нарушил границу; Соединенные Штаты утверждали, что граница не нарушалась. Пилот был убит; двое других оставшихся в живых членов экипажа, капитаны Фримэн В. Олмстед и Джон Р.Маккоун, были задержаны русскими.

Я не знал ни одного из этих людей, но понимал, каково им было обоим.

Мама дала мне Новый завет. Один из охранников забрал его. "Книгу нужно осмотреть", — объяснил переводчик. Барбара принесла дневник, о чем я просил ее в одном из своих писем. Его тоже взяли. Интересно, чего опасались мои охранники: то ли они думали, что в вещах спрятаны письма, то ли считали, что члены моей собственной семьи намереваются подсунуть мне отраву?

Заметив, что я без часов, отец предложил мне свои. "Нет, — сказал я. — Видимо, мне не разрешат их носить, а, если и разрешат, я все буду смотреть и смотреть на время".

Мою маму взволновало, что я похудел. Меня же беспокоило ее здоровье. Все говорило о том, что они невероятно измотаны, особенно Барбара. Ее лицо опухло, будто она беспрерывно плакала или — мне не хотелось об этом думать — сильно пила.

Трения между Барбарой и моими родителями были очевидны, хотя их причина оставалась для меня загадкой. Я решил, что если мне разрешат их снова повидать (а переводчик сказал, что это возможно), я постараюсь устроить так, чтобы они пришли ко мне поодиночке.

Переводчик предупредил нас, что положенный нам час почти истек.

Я сказал родным, что у меня есть сообщение для прессы. Обвинения Гринева в адрес Соединенных Штатов — неожиданный удар для меня. Я ничего не знал о тех аргументах, которые он использовал, пока не услышал их в суде. Я полностью отмежевываюсь от этих заявлений и от него самого. Что же касается его слов о том, что я могу остаться в Советском Союзе, то я с радостью уеду из России тотчас же, как мне позволят это сделать. Я американец и я горжусь этим.

Наш час истек. Охранники увели меня.

Вечером мне вернули Новый завет и дневник, который я вел уже пять лет. Эти вещи мне понадобятся, пока я буду отсиживать свой срок.

Я боялся, что, начав писать, дам волю зажатым в кулак чувствам. Моя первая запись получилась нарочито краткой:

"19 августа 1960 года. Последний день суда. Десять лет. Виделся один час с женой и родителями".

Вторые похороны Сталина

Вниманию читателей предлагается фрагмент из книги воспоминаний генерал-полковника Н.С. Захарова "Сквозь годы" (Тула, изд. "Гриф и К", 2003); ее автор был первым заместителем председателя КГБ при СМ СССР, начальником 9-го Управления КГБ (охрана правительства) в тот же период, когда АМ.Гуськов возглавлял 3-е управление КГБ при СМ СССР. Описываемое автором событие, очевидцем которого он был лично, не имело непосредственного отношения к служебной деятельности А.М. Тем не менее, это было знаковое событие и для того времени, и для сегодняшнего дня, ибо касалось памяти человека, с именем которого связывают триумф и трагедию нашей страны, нашего народа, отечественных органов государственной безопасности…

ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ СЪЕЗД КПСС проходил в Кремле с 17 по 31 октября 1961 года в только что отстроенном Дворце Съездов. Я был избран делегатом от Московской партийной организации и имел право решающего голоса. Казалось, страна оправилась от шока, вызванного разоблачениями преступлений сталинизма. В целом, критике культа личности внимание уделялось, но активность ораторов была уже не такой яркой, как несколько лет назад. Да и на ряде следственных материалов, касающихся расследования преступлений тех лет, вновь появился гриф "секретно". Даже в высоких общественных кругах боязнь неожиданно оказаться за решеткой притупилась, но не исчезла. Стране необходимо было преодолеть страх возвращения к прошлому.

Вопрос о перезахоронении Сталина поднимался неоднократно Видимо, поэтому на съезде и готовилось решение о выносе саркофага Сталина из Мавзолея и перезахоронении его тела у Кремлевской стены. Как полное и окончательное прощание с "отцом народов" и его эпохой.

Мы с комендантом Кремля генерал-лейтенантом Андреем Яковлевичем Ведениным о готовящемся решении узнали раньше принятого на съезде постановления. В начале работы последнего дня партийного форума нас пригласил в комнату президиума Н.С. Хрущев и сказал: "Прошу иметь в виду, что сегодня, вероятно, состоится решение съезда партии о перезахоронении Сталина".

"Место обозначено. Комендант Мавзолея знает, где рыть могилу, — добавил Никита Сергеевич. — Решением Политбюро ЦК КПСС создана комиссия из пяти человек во главе со Шверником: Мжаванадзе — секретарь ЦК компартии Грузии; Джавахишвили — председатель Совета Министров Грузии; Шелепин — министр; Демичев — секретарь Московского обкома партии и Дыгай — председатель Моссовета. Дальнейшие инструкции вы получите от товарища Шверника. Обратитесь к нему. Необходимо, чтобы перезахоронение прошло без шума, работу надо закончить сегодня вечером".

Далее нас собрал Шверник и подсказал, как тайно организовать перезахоронение. Поскольку 7 ноября предстоял парад на Красной площади, то под предлогом репетиции парада ее следовало оцепить, чтобы туда никто не проник.

После совещания со Шверником необходимо было отдать поручения по выполнению секретного распоряжения. Общий контроль за ходом работ был поручен моему заместителю — генералу Чекалову. Командиру отдельного полка специального назначения комендатуры Московского Кремля Коневу было приказано в столярной мастерской сделать из хорошей сухой древесины гроб по размерам, которые имеются у коменданта Мавзолея Машкова.

Гроб сделали в тот же день. Древесину обтянули черным и красным крепом, так что выглядел он очень неплохо и даже богато. От комендатуры Кремля к 18 часам было выделено шесть солдат для рытья могилы и восемь офицеров для того, чтобы выносить саркофаг из Мавзолея в лабораторию, а уж потом гроб с телом установить в могилу. Ввиду особой деликатности поручения я попросил генерала А.Я. Веденина подобрать людей надежных, проверенных и ранее хорошо себя зарекомендовавших. Веденин, в прошлом командир стрелковой дивизии, был старый служака и прекрасно знал, как ему подобрать людей. Всех отобранных тщательно проинструктировали и предупредили о неразглашении поручаемой им работы. Нашлось дело и для начальника хозяйственного отдела 9-го Управления полковника Тарасова. Для маскировки ему было поручено закрыть фанерой правую и левую стороны за Мавзолеем, чтобы место работы не просматривалось со стороны.