Андрей Капица. Колумб XX века - Михаил В. Слипенчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессор Т. М. Красовская уточняет: «Многие вообще геоэкологию и природопользование считают одним и тем же. Хотя это совсем не одно и то же. Экология фиксирует, а природопользование интегрирует — это управление, это процесс! Природопользование может быть в масштабах страны. „Зеленая экономика“ — вот, пожалуйста, модель природопользования постиндустриального периода!»
Приоритет Андрея Петровича Капицы в исследовании рационального природопользования подчеркивается тем, что именно он нашел для этого термина подходящий английский перевод — Environmental management. В 2002 году Юрий Гаврилович взял у своего друга и соседа Андрея Капицы интервью, в котором тот сказал: «Мне хотелось, чтобы, когда кто-то за рубежом встречался с названием нашей кафедры, то понимал его значение, чтобы термин довольно точно отражал смысл ее названия. А поскольку я много общаюсь с англичанами, в частности, с Полярным институтом имени Скотта, то мне хотелось, чтобы они приняли этот термин. Они его приняли и используют»[271].
Елена Ильинична Голубева, профессор кафедры РПП, доктор биологических наук, академик РАЕН, лауреат премии Правительства РФ в области науки и техники (1997), считает: «Это был смелый поступок Андрея Петровича организовать такую кафедру — прикладного, я бы даже сказала, межкафедрального направления. Но это та самая „Единая география“: и физическая, и экономическая, и социальная. Взять, к примеру, такую беду, как саранчу. Можно изучать ее потребности в пище, кормовую базу, колебания численности, структуру популяции. А можно — ее влияние на урожай и социальные процессы. Это разный взгляд, и на кафедре РПП это начало формироваться. Специалистов не было, и Андрей Петрович стал приглашать специалистов с разных кафедр. Пришли гидрологи, физики, экономгеографы, картографы. На факультете это приняли не так, чтобы на „ура“. Фундаментальная наука — это понятно. А это что?»
Профессор Е. И. Игнатов говорил: «Капица был смелым в принятии решений. Зато сейчас все оправдалось. Марковская кафедра стала готовить специалистов в другой плоскости, и им сейчас очень даже есть чем заняться! У меня младшая дочка оканчивала кафедру РПП. Она, правда, работает не по специальности. Но я всегда показываю ее работы и карты, которые она составляла по Подмосковью. Говорю: „Во, Наташка, смотри: твои карты пользуются успехом! Просят дать посмотреть“. А сейчас рациональное природопользование особенно востребовано, потому что куда ни сунешься — везде ОВОСы, оценка воздействия на окружающую среду. Когда создается какое-нибудь предприятие или проводится строительство, то разрабатывается проект и к нему обязательно прикладывается оценка воздействия — ОВОС. На что повлияет, как повлияет — на загрязнение, на биоту, на животный мир, на рыбу, на птицу, на заповедники, на охрану природы и прочее. Все это должно быть представлено, а экспертиза потом рассматривает, правильно ли собираются делать или потребуются какие-то доработки».
День за днем
Капицы с Симоновыми были соседями по зоне «И» Главного здания МГУ, и младшая дочь Юрия Гавриловича часто проводила время у Капиц.
Наталья Юрьевна Симонова вспоминает:
«Однажды, совсем маленькими мы были, они забрали меня на дачу на выходные, и мы с Надькой нашли там капустное поле. Не могу объяснить, с чего мы решили, что всем нужна квашеная капуста. Мы складывали кочаны недалеко от машины. Думали: когда Андрей Петрович с тетей Женей обнаружат наши запасы, то поделят их между Анной Алексеевной, собой и моими родителями. Натаскали много. У нас даже рожицы были в грязи и капусте: мы ее выковыривали, отрывали, таскали. Кочаны большие, отрывались плохо, ножей у нас не было, по крайней мере нам их не давали. Я тогда пошла, наверное, во второй класс, была осень 1967 года. С последними кочанами, сильно уставших, нас и застукали.
Андрей Петрович сразу превратился в свеклу — скорее всего, просто потерял дар речи. Так и стоял: пунцового цвета огромный человек, который от ярости даже говорить не может! Младшие, воруют капусту, с колхозного поля! Это нет, это невозможно! Евгения Александровна тут же метнулась за валокордином, а он, топая, решительно пошел в дом Петра Леонидовича и Анны Алексеевны.
Первой оттуда вышла Анна Алексеевна, тонкая, хрупкая, в какой-то шали, такая английская леди, ищет нас взглядом, а он стоял за ней. Как потом выяснилось, он пошел за ремнем, на чем и был пойман своей мамой. Потому она и вышла вперед посмотреть, кого бить-то будут? Ремня мы тогда еще не видели, увидели потом. А Анна Алексеевна обернулась к нему и спросила: „Андрюша, в чем дело? Девочки проявили хозяйственные способности. Девочки, поделите капусту ровно на три части!“ Сначала мы занесли капусту к ним, потом под присмотром Евгении Александровны погрузили в машину. А Андрей Петрович все это время ждал, что вот сейчас его мама скажет нам, что воровать нехорошо, и он доделает свое черное дело. Ремень был широкий, он держал его за пряжку. Это был ужас просто! Я точно знала, что разницы не будет — мне достанется ровно столько, сколько и родной дочери. И Надька знала, что будет ровно пополам. Мои родители пускай накажут меня, как хотят. А сейчас я получу, как третий ребенок Капиц!
Но его мама сказала: „Девочки, в следующий раз попросите у меня фартук! Андрюша, можно тебя на минуточку?“ Они отошли. Никто не слышал, что она ему говорила, но вдруг раздался громовой хохот Андрея Петровича. Пока мы разносили туда-сюда капусту, он стоял с ремнем в руке и смеялся.
Анна Алексеевна выдала две простыни, в которые нас завернули, чтобы не пачкать машину, и мы поехали в Москву. Но мыть нас не стали!
Я тогда, наверное, единственный раз увидела, как от нормального состояния выходящий из дома человек мгновенно превращается в яростный костер! А потом еще два шага — и хохот!
Когда спустя, наверное, лет тридцать я оказалась в ситуации в экспедиции, когда мы едем мимо поля, мимо еды, и моя экспедиционная приятельница говорит: „Слушай, давай возьмем две свеколки и капустки — вечером приедем, суп сварим“. Первое, что я подумала: я больше никогда в жизни ничего не возьму с колхозного поля!
Так как Капицы раньше жили на Ленинском проспекте, Надя ходила не в мою школу, а в другую, ее туда возили, и в университете у нее не было друзей. Может быть, поэтому мы и сошлись. Я пошла в школу в семь, она в шесть — Надя крупной девчонкой была, а я тощая, зеленая. Но оторвы были обе.
…Помню, как мы с Надькой в конце сентября прямо в одежде в Москве-реке плескались. Зачем — не помню,
