Искры - Михаил Соколов

— Наука о классовой борьбе пролетариата, по-вашему, есть схема? — спросил Лука Матвеич, попыхивая трубкой.

Ряшин прошелся по комнате, невысокий, с кривыми руками, не столь начитанный, как Лука Матвеич, но знающий себе цену, неторопливый и сумрачный, и решительно заявил:

— Западноевропейская это наука и для нас пока не подходит, для нашего уровня развития. Нам еще много надо учиться, прежде чем мы сможем осознать себя как класс и готовы будем выступать в качестве самостоятельной общественной силы.

— Гм… — задумчиво произнес Лука Матвеич. — Учиться, конечно, нам надо много, но смотря чему и у кого.

— Политической борьбе учиться, у всех учиться, в том числе и у оппозиционных слоев общества.

— To-есть у буржуазии?

— Да, и у буржуазии. Повидимому, вам хорошо известно, что буржуазия не всегда в истории была реакционным классом. Наоборот, на известных ступенях развития общества она была весьма революционна, она шла вперед и в этом своем движении ломала все и всяческие феодально-крепостнические порядки.

Лука Матвеич смотрел на Ряшина и думал: «Да, не лыком шит, башковитый. Умеет даже использовать работы Маркса». И вслух ответил:

— А и ловкий же вы. Послушать вас — можно и впрямь подумать, что рабочему человеку ничего не остается, как итти на поводу у буржуазии. Слов нет, в свое время буржуазия была революционна и очень, по это относится ко времени ее борьбы с феодально-крепостническим строем общественной жизни, с цеховой ограниченностью производства — со всем, что мешало развитию производительных сил и новых, буржуазных производственных отношений. Вы забываете, что теперь, в эпоху высокоразвитого промышленного капитализма, прогрессивное значение капитализма приближается к нулю, а революционность буржуазии даже у нас в России все больше превращается в ее реакционность. Что же вы морочите здесь голову такими наставлениями, которые могут только сбивать рабочих с правильного пути?

Лука Матвеич хмуро взглянул на притихшего Ряшина, ожидая ответа, но тот молчал. Ему стало ясно, что Ряшин — экономист, и он задумался: «Оставлять ли его руководителем кружка? Оставлять нельзя, но другого руководителя нет. Да, плохи дела, нехватает людей. А подготовить нового руководителя не такое легкое дело, для этого нужны годы. Хорошо бы подготовить Леона, как было с Чургиным. Но тот упорный и отлично грамотный, а Леон еще молод и зелен. Значит, придется самому мне почаще сюда наезжать», — пришел он к выводу и обратился к кружковцам:

— Да, товарищи, я все же надеялся на лучшее. Я думал, что вы тут делом занимаетесь, а вы, оказывается, ждете, когда Суханову, с нашей помощью, удастся поприжать самодержавие, а вам бросят кое-какие крохи за поддержку буржуазии в ее борьбе за политическую власть.

Вихряй переглянулся с Ткаченко и пожал плечами, как бы говоря: «Ничего не понимаю. А ты?» Но Ткаченко строго посмотрел на него и негромко сказал:

— Кажется, Иван Павлыч и в самом деле учил нас не тому, чему надо.

Александров крутил усы и, наклонясь, о чем-то думал. Ему, старому прокатчику и кружковцу, тоже стало ясно, что Ряшин не тому учит кружковцев, о чем начал говорить этот усатый лектор.

Мысли его прервал Вихряй. Полный и невысокий, он поворочался на табурете, потом встал, оправил пиджак и пояс на косоворотке и несмело сказал:

— Кабы мы знали, что такое марксизм. А то Иван Павлыч говорит, что это нам не подходит, мол, ну, а мы и верим.

Лука Матвеич набил трубку табаком, поднес к ней горящую спичку и потянул несколько раз.

— Марксизм есть революционная наука пролетариата о законах построения общества, о революционной борьбе рабочих за свое освобождение и подходит для всех стран и для всех рабочих, — резко, подчеркивая каждое слово, сказал он. — А то, что вы тут изучали, — это не марксизм, а подделка, болтовня о борьбе за пятачок, за чечевичную похлебку. Вот послушайте…

Ряшин почувствовал, как кровь все больше приливает к лицу, как все сильнее стучит в висках. Медленно разогнув спину, он достал коробку с табаком и старательно сделал папиросу. Обидно было ему, что его, руководителя кружка, учат на виду у всех его слушателей, но он подавил в себе чувство возмущения и решил про себя: «Ничего, придется потерпеть. Важно сохранить за собой кружок, а ради этого надо пока что споры прекратить. Мы свое наверстаем».

Лука Матвеич читал горячо, словно сердился, и временами бросал хмурые взгляды на Ряшина. Кончив читать, он спросил:

— Все понятно, товарищи?

Леон, взглянув на Оксану, шепнул:

— Спроси, что такое ревизионизм, бернштейниада.

— Ревизионизм — пересмотр учения Маркса, а Бернштейн — один из немецких социал-демократов, который особенно старается извратить революционное содержание марксизма, — громко сказала Оксана. — Неужели это непонятно?

— Не слыхали мы раньше про это, потому и непонятно, — ответил Ткаченко. — Вы бы попроще сказали. Например, как марксизм смотрит на такое дело, как борьба рабочих за повышение расценок?

— Экономисты — они ведь тоже политические, как я понял? — спросил Лавренев.

— Так. Не все поняли, значит, — задумчиво проговорил Лука Матвеич. — Ну, тогда я расскажу вам об одном случае из жизни шахтеров. — И он, рассказав о стачке на шахте Шухова, как она происходила, разъяснил: — Что тут получилось? А то, что всегда бывает в таких случаях: власти помогли хозяину шахты задушить стачку. Значит, первое, что мешает вам улучшить свою жизнь, — это хозяин-капиталист, а второе — власти, то-есть полиция, жандармы, казаки. Значит, для того чтобы успешно бороться с капиталистами, рабочим придется в первую очередь начать борьбу против властей. Это и есть политическая борьба. Понятно, товарищи?

— Понятно и даже знакомо это нам, — подтвердил Александров. — У нас прошлый год сталевары вот так же бросили работу и потребовали прибавки заработков. Ну, в цех пришла полиция, арестовала троих — на том все дело и кончилось.

— Вот видите. Далее…

Лука Матвеич опять мельком взглянул на Ряшина. Тот сидел наклонясь и дымил папиросой. Ничто не было для него новым в словах Луки Матвеича. «Нашел ключик. Ушлый, старый, — думал он. — Только, прежде чем выступать против властей, надо научиться вообще выступать».

— Далее. Кто у вас сейчас городской голова? Наверно, самый крупный торговец?

— Истинно. Ханжей, торговец и есть, — подтвердил Вихряй.

— А в губернии кто хозяйничает? Генерал-губернатор. А в Петербурге кто сидит в правительстве? Дворяне-помещики и крупные капиталисты. А кто стоит во главе всех властей? Царь, самодержец, сам назначающий всех министров и губернаторов. Следовательно, борьба против властей неизбежно должна вылиться в восстание пролетариата против всех властей, во главе которых стоит царь. Это есть политическая борьба против самодержавного строя России, за то, чтобы страной управляли представители народа. Ясно, товарищи?

— Вроде ясно.

— Да-а, хитрая это штука, политика, — послышались голоса.

Лука Матвеич развернул небольшую гектографированную брошюру и, вернувшись к основной теме своей лекции, заговорил еще более оживленно:

— Товарищ Ленин, руководитель русской социал-демократии, поэтому и говорит в своей брошюре «Задачи русских социал-демократов», что мы должны ставить перед собой и решать экономические задачи вместе с задачами политическими. И экономическая и политическая борьба, следовательно, равно необходимы. Но без борьбы политической рабочий класс не может освободиться от угнетателей, от класса капиталистов. Всякая борьба классов есть поэтому прежде всего борьба политическая. А что говорят экономисты?

Лука Матвеич достал платок, похлопал им по влажному лбу и посмотрел на кружковцев, точно проверяя, слушают ли они его и понимают ли. Все напряженно смотрели на него и ждали его слов. «Ничего, поначалу будет трудновато, зато потом все станет ясным», — удовлетворенно подумал он и заключил:

— Наши экономисты — просто-напросто изменники революционному учению Маркса, поклонники той самой бернштейниады, которая так модна за границей и которая забивает головы рабочим нелепыми рассуждениями о том, что они-де могут и мирно жить с хозяевами-капиталистами, добиваясь постепенного улучшения своего положения. Ленин призывает нас следовать «великому завету» Маркса: «Освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих». Поэтому мы и говорим: рабочий класс может избавиться от своих угнетателей только насильственным путем, свергнув их и захватив государственную власть. Вот в чем суть наших разногласий, товарищи.

Леон слушал Луку Матвеича и думал: «Сколько же это книг надо прочитать, чтобы знать столько и уметь смотреть в будущее?» Он вспомнил вчерашний свой разговор с Лукой Матвеичем в степи и таким маленьким показался сам себе, что ему стало досадно: «Жил, жил и ничего не видел и не знал, только что ругался на кровососов разных. Значит, верные слова Лука Матвеич сказал: „Без книг, без науки про рабочую жизнь ничего ты, Леон, не поймешь и не узнаешь“».