Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник) - Майкл Иннес

– Продолжайте, – коротко произнес он.

– Да, сэр. Начну с первого убийства, хотя существуют предшествующие события, которые следует рассмотреть. Лорд Олдирн был убит выстрелом в сердце прошлым вечером ровно в одиннадцать часов. Из-за особенностей конструкции так называемой задней сцены никто не мог видеть, что произошло, за возможным исключением суфлера – индийского господина, – который, похоже, заплатил за увиденное им своей жизнью. Тем не менее мы обладаем неким количеством свидетельств того, что произошло. Поразительный факт состоит в том, что выстрел не был произведен из укрытия между двойными занавесами. Эксперты подтверждают это разбросом и размерами следов пороха. Предположительно, могли стрелять сверху, когда лорд Олдирн находился в лежащем положении. Иными словами, стрелять мог художник, мистер Коуп. Однако представляется более вероятным, что стрелял человек, пересекший заднюю сцену для произведения выстрела, тем самым рискуя быть замеченным суфлером. Могли иметь место кратковременная борьба или неловкое движение, поскольку железный крест упал с так называемого епископского кресла. Или же это могло произойти, когда убийца торопился снова спрятаться между занавесами. Следует особо отметить, что револьвер – компактное оружие иностранного производства, историю которого проследить будет нелегко – вынесли с места преступления и спрятали в весьма странном месте в этом самом артистическом фойе. И вот в этом месте мы с вами немного расходимся, сэр. Вы считаете это свидетельством преднамеренной дерзости – одним из подобных свидетельств. Но что бы мы ни думали о сокрытии пистолета в черепе, мне кажется, что убийца унес его с собой чисто машинально. Расчет, безусловно, подсказал бы убийце бросить оружие, прежде чем пытаться ускользнуть между занавесами. С этим я согласен. Однако расчет может и не присутствовать. Человеку не свойственно бросать оружие после выстрела: он скрывается вместе с ним.

– Прекрасное замечание, – тихо согласился Эплби. – Возможно, я не учел этот фактор.

– Итак, сэр, теперь следующий момент. Никаких отпечатков, никаких вещественных улик. И никто ничего не видел: по крайней мере, никто ничего не сообщил. И на этой стадии – за исключением того, что относится к делу мистера Боуза, – мы, похоже, имеем дело с тщательно спланированным и совершенным убийством. Мы знаем, что оно является делом рук одного из членов известной, но многочисленной группы людей, находившейся за кулисами. Больше нам ничего не известно.

Мэйсон на мгновение умолк, чтобы немного передохнуть.

– Следующий момент… точнее, нет, не следующий… это присутствие шпионов, преследующих цель похитить документ у лорда Олдирна. Я считаю, что они не являются частью нашего дела. Они действуют отдельно от него, параллельно, и, схватив их, мы не приблизимся к поимке убийцы лорда Олдирна. Какое-то время казалось, что они могли извлечь выгоду из убийства. Но теперь эта версия отпала. Один из шпионов – мы полагаем, что действовала небольшая группа, – сначала отправил своим руководителям обнадеживающее донесение. Он считал, что выстрел стал или успешным действием его сообщника, или же сообщник успешно воспользовался этим обстоятельством. Однако позже он внес коррективу, доложив, что смерть Олдирна не имела к их заданию никакого отношения и что их возможность оказалась упущенной. Таким образом, мы признаем, что шпионы присутствовали, но сработали неэффективно. Теперь они лишь уводят нас в сторону от главного дела.

– Несомненно, это верно, – заметил Готт, с уважением следивший за методическими выкладками Мэйсона. – Однако, тем не менее, представляется вероятным, что шпион до сих пор находится среди нас. Было бы неплохо узнать, кто же он или она.

– Да, сэр. Однако мы должны сосредоточиться на главном деле, прежде чем удовлетворять не относящееся к расследованию любопытство.

Это прозвучало резкой отповедью, и Готт принял ее, сделав примирительный жест. Мэйсон тем временем продолжал:

– Далее в соблюдение стандартной процедуры мы искали криминальные элементы. И у нас появились основания полагать, что медвежатник по кличке Счастливчик Хаттон находился на территории поместья и взломал три сейфа. Вероятно, он чуть позже мог смешаться с публикой во время антракта. Однако после перерыва он оказался бы отрезанным от кулис, как и все остальные. Поэтому, как и шпионы, он не имеет отношения к делу. Похоже, нам в руки попала его шляпа. Но этого мало, чтобы засадить его за решетку. Счастливчик отпадает.

Эплби прервал его:

– Прошу прощения, пришла телеграмма, которую вы еще не видели. – Он покопался в лежавших на столе бумагах. – Шляпа оказалась не его – не тот размер. Так что у нас на него нет вообще ничего, кроме того, что я видел его мчавшимся в Лондон, как напуганный кролик, где-то километрах в десяти от Скамнума, и того, что его специальность – сейфы. Так что шляпа принадлежит кому-то из гостей.

Готт хмыкнул:

– А как красноречиво вы об этом распространялись, Джон! Как вы красочно расписывали слабость Счастливчика Хаттона к цилиндрам… Ну, ну!

Мэйсон, возможно, скрывая усмешку, невозмутимо рассматривал свои огромные пальцы.

– Счастливчик отпадает, – повторил он. – И тут мы подходим ко второму убийству, смерти мистера Боуза. Можно почти с уверенностью утверждать, что мистер Боуз как суфлер видел достаточно из того, что произошло, чтобы представлять собой смертельную угрозу убийце. Но вместо того, чтобы сразу все рассказать, он последовал своему заморскому обычаю написать об этом домой, как он всегда, похоже, и делал. Так что его тоже убили. Его смерть высвечивает нам два важных момента. Первый: указывает на другое место и время действия убийцы, хотя и с меньшей точностью. Второй: дает еще одно подтверждение – на сей раз неоспоримое – некоего авантюрного поведения преступника: он тащил тело по дому просто ради показухи. А показное поведение, как мы пришли к выводу, является главной отличительной чертой всего дела.

Готт снова испытал легкое нетерпение. Его ум не привык к таким размеренным рассуждениям, ему хотелось стремительного рывка. Но Мэйсон, чувствовавший, что не стоит хаотично разбрасываться по сторонам, размеренно продолжал:

– Это убийство намеренно и с очевидным риском планировалось таким образом, чтобы совершить его в середине постановки шекспировского «Гамлета». Ему предшествовали несколько в разной степени угрожающих посланий, смысл которых сводился к мести. Суть их, таким образом, ясна. Возмездие, осуществленное в прямом смысле в театральной обстановке и при сенсационных обстоятельствах, является или подлинным, или ложным мотивом убийства Олдирна. В данном случае существует вероятность, что вся эта затея с призывом «Гамлет, отомсти» представляет собой отвлекающий маневр, а истинным мотивом является нечто другое. Когда мы дойдем до имеющих отношение к делу людей, определенному количеству людей, которые могли убить Олдирна, мы станем искать оба мотива. К субъектам мы перейдем позже, сразу после посланий.

Послания, хотя и отправленные с чрезвычайной изощренностью, дают нам вполне определенные пространственные и временные ограничения. И одно из посланий оказалось опасным для «отправителя». Опасным потому, что аппарат Банни, как выяснилось, представляет собой столь высокоточный инструмент, что записанный на нем голос можно идентифицировать, как бы его ни искажали. Отсюда нападение на Банни и похищение именно этой записи из его коллекции.

Теперь мы переходим к тридцати одному человеку, так или иначе задействованному в пьесе. Нам необходимо исследовать их передвижения и, по возможности, их помыслы и прошлое. Другими словами, нам следует искать ключевые моменты в расследовании убийства: возможность его совершения и мотив. Однако нам не следует выискивать мотив там, где отсутствовала какая-либо возможность совершения преступления.

Мэйсон, подумал Готт, не боялся очевидного. И все же он, скорее, являл собой тип успешного полицейского. Рядом с ним Джон Эплби казался обладателем неторопливого и созерцательного ума, чье истинное предназначение состояло, возможно, совсем в ином. Однако тут Эплби резко перебил коллегу:

– Это полностью зависит от вида мотива, присутствующего здесь.

Мэйсон удивленно посмотрел на него:

– Я не совсем понимаю…

– Сказанное мной относится и к выстрелу, и к отправке посланий. Возьмем момент, на котором мы сейчас остановились – собственно выстреле. Вы утверждаете, что нам не следует выискивать мотив там, где отсутствовала какая-либо возможность совершения преступления. Я же говорю, что это верно лишь в том случае, если имеет место особый тип мотива, такой, который практически исключает сговор. Будь мы уверены в том, что в данном случае мотив именно тот, каковым он представляется – личная неприязнь и давно вынашиваемая месть, – мы бы вполне обоснованно искали только среди тех, кто имел возможность совершить преступление. Однако вообразим себе такой мотив, который совместим со сговором с целью убийства: убийства ради огромной выгоды, политического убийства, убийства из анархических или террористических побуждений и так далее. Тогда ваши выкладки не верны. Мы вполне можем найти такой мотив в помыслах или прошлом кого-то, кто не обладал возможностью убить, и оттолкнуться от этого, чтобы установить факт сговора с тем, у кого такая возможность была. И опять же, есть вероятность того, что настоящий убийца – не столько сообщник, сколько некий посредник или креатура, который, возможно, и сам не знает об истинном мотиве преступления. Очевидно, те же соображения относятся и к посланиям. Допустите вероятность подобного убийства и эффекта, достигаемого совместными усилиями – и тогда весь метод исключения принимает совсем иной поворот. Исключить кого-то как убийцу Олдирна в таком случае окажется вовсе не достаточным, чтобы показать, что он не мог убить Боуза или напасть на Банни, или же быть замешанным в деле с каким-то из посланий. Этим мог заняться его сообщник.