пути формирования государств. При
преимущественной опоре на принуждение государство, стремящееся получить доступ к ресурсам, должно было выстроить массивные авторитарные структуры, необходимые для извлечения доходов из населения в не-коммерциализированных аграрных экономиках. Примерами такого способа являются Россия, Пруссия и Оттоманская империя. При
преимущественной опоре на капитал правители образовывали альянсы с коммерческими городскими олигархиями, обменивая государственную защиту на ресурсы капитала в ориентированных на рынок, монетизированных экономиках, что вело к республиканским формам правления. К этой категории относятся Венеция, Нидерладны и северная Италия. При
одновременной опоре на капитал и принуждение правители устанавливают равновесие между капиталом и принуждением, включая коммерческие классы в государственный аппарат, хотя монархическая власть как таковая сохраняет всю свою силу. Этот способ был реализован в Англии, Франции, Испании и (поздней) Пруссии. Государства, использовавшие последний способ, оказались более успешными, чем их конкуренты, поскольку он предполагает совмещение сильной концентрации военной силы и высокую степень мобилизации коммерческих интересов. Хотя эта типология не совсем хорошо подтверждается эмпирическими данными, сами различия способов формирования государства представляются результатом внутриэлитных отношений, исключающих более широкие классовые отношения. В 1975 г. Тилли посвятил две с половиной страницы «крестьянской базе», но потом крестьянство выпало из предлагаемой им картины [Тилли. 2009] (см. также: [Mann. 1986, 1988а; Ormrod. 1995. Р. 157–158; Bulst. 1996; Reinhard. 1996а, 1999]). Эртман классифицирует государства XVIII в. по тому, как в них совмещался тип режима, определяемый принципом законодательной власти (абсолютистской или конституционной) с типами инфраструктуры, определяемой природой управления (наследственной или бюрократической). Это дает четыре типа государств: наследственно-абсолютистские (Франция, Испания, Португалия, Тоскана, Неаполь, Савойя и Папская область); бюрократически-абсолютистские (германские княжества, Дания); наследственно-конституционные (Польша, Венгрия) и бюрократически-конституционные (Британия, Швеция). Эти различия объясняются тремя факторами. Первый – организация местных правительств после распада Каролингской империи. Второй – хронология вступления государств в постоянную геополитическую конкуренцию. Третий – независимое влияние представительных ассамблей в конституционных режимах. Характер ассамблей представителей, появившихся в XII–XIII вв., определил, в каком именно направлении развивались государства – в абсолютистском или конституционном. Опираясь на Отто Хинце, Эртман заявляет, что неравномерный характер формирования государств в Темные века породил феодальную фрагментацию и представительные институты, составленные из трех курий, в государствах, ставших наследниками Каролингской империи (в романской Европе и Германии). Трехпалатные парламенты были разделены по линиям функциональных статусных групп, что лишало их единства и ослабляло их структурную позицию в переговорах с абсолютистскими правителями. На границах почившей империи (в Англии, Шотландии, Скандинавии, Польше и Венгрии) на уровне графств развилось устойчивое и связное самоуправление, которое дало толчок представительным ассамблеям, состоявшим из двух курий. Двухпалатные парламенты были организованы не по функциональным, а по территориальным линиям, связанным с сильным местным самоуправлением. Периферийные двухкуриальные регионы могли с большим успехом сопротивляться развитию абсолютизма, расчищая путь для конституционализма, тогда как трехкуриальные регионы не смогли выработать и воплотить на своих территориях действенные антиабсолютистские программы. Далее, какая именно управленческая инфраструктура развивалась в конституционных и абсолютистских государствах – наследственная или бюрократическая, зависело, по Эртману, от момента столкновения этих государств с усилившейся военной конкуренцией и от влияния национальных парламентов. В трехкуриально-абсолютистских государствах, которые рано испытали геополитическое давление (Франция), развился патримониализм. В двухкриально-конституционных государствах с ранним вступлением в геополитическую конкуренцию (Англия) развились протобюрократии, поскольку парламент мог сопротивляться патримониализму. В трехкуриально-абсолютистских государствах с поздним вхождением в геополитическую конкуренцию (Германия, Пруссия) развились протобюрократии, поскольку они могли учиться на ошибках своих предшественников и заимствовать их институциональные успехи. В двухкуриальных-конституционных государствах с поздним вхождением в геополитическую конкуренцию (Венгрия, Польша) развился патримониализм, поскольку правящие элиты защищались мощными национальными парламентами. Для адекватного объяснения этих различий требуется тот минимум, который здесь не представлен, а именно: декодирование геополитического давления как социальной практики докапиталистических правящих классов и социологический анализ социального состава различных национальных парламентов, который отражал особые и различающиеся между собой собственнические интересы членов правящих классов.
95
Утверждение Бонни, гласящее, что «именно взаимодействие запросов государства и колебаний урожая определило реальное налоговое бремя, которое несло большинство налогоплательщиков» – типичный симптом непризнания крестьянства как социального актора в институционалистской литературе [Bonney. 1995а. Р. 17–18]. Хотя урожаи, конечно, являются, «естественным», пусть и опосредованным эко-демографически, условием любых поборов, социальная детерминация уровня налогообложения была результатом конфликтов между теми, кто устанавливал налоги, и теми, кто был обязан их платить. Позднее Бонни пытается заново политизировать налогообложения: «Если региональные налоговые разделения были в значительной мере вопросом привилегий, тогда не стоит ожидать, будто мы найдем какую-либо ясную связь между благосостоянием и налоговым бременем» [Bonney. 1995b. Р. 501] – конфликт по поводу ставки налога развертывается между правителем и налогоплательщиками.
96
Заметным исключением является Винфрид Шульце. Хотя по ходу дела он тоже вводит шумпетеровскую оппозицию, затем он с одобрением приводит цитату из Марка Блока о социальном основании, скрытом за королевской Bauernshutzpolitik (политикой защиты крестьянства). «Эту тенденцию к защите крестьянства государством мы можем интерпретировать как “борьбу между налогами и рентами”. Преимущество такой точки зрения заключается в том, что она связывает воедино напряжение в отношениях князей и их владений, крестьян и их землевладельцев, крестьян и князей, различные аспекты которого можно обнаружить в частых бунтах против налогов» [Schulze. 1995. Р. 264].
97
Броделевский мир: извечный капитализм (фр.). – Примеч. пер.
98
Хотя Пьер Вилар согласен с акцентом Броделя на «глубинной структуре географии и природы», он выдвигает ключевое возражение: «Мыслить историю географически – не значит перечить марксизму. Однако более по-марксистски было бы мыслить географию исторически» [Vilar. 1973. Р. 9].
99
Термин впервые был введен Броделем [Бродель. 2002. С. 406]. «Welt-wirtschaft, мир-экономика, самозамкнутый универсум. Здесь не устанавливается строгого авторитарного порядка, однако контуры единой схемы вполне узнаваемы. Например, во всех мирах-экономиках признается центр, некая фокальная точка, действующая на другие регионы как стимул и существенная для наличия экономики как целого».
100
«В экономической игре всегда существовали карты лучше других, а иной раз (и часто) крапленые» [Бродель. 1992. С. 42] (см. также: [Бродель. 1993. С. 88–89]).
101
Аргумент в пользу того, что капитализм, если отбросить его количественное расширение, остался по существу неизменным, см.: [Бродель. 1993. С. 118].
102
«В результате цепочки случайностей – исторических, экологических, географических – северо-западная Европа XVI в. оказалась лучше подготовленной к диверсификации сельского хозяйства и дополнению его некоторыми промышленными отраслями», что определило ее роль как центральной области нововременного, капиталистического мира-экономики, в котором аренда земель и наемный труд стали способами контроля труда [Wallerstein. 1979. Р. 18].
103
Роберт Бреннер подверг критике эти объяснения, назвав их «неосмитовскими», поскольку в них предполагается то, что требуется объяснить, а именно: как на самом деле возникли капиталистические общественные отношения собственности, которые запустили процесс
