Статьи - Виссарион Белинский

Тем же античным духом веет и в антологических пьесах Пушкина, писанных гекзаметром. Между ними особенно превосходны пьесы «Труд» и «Чистый лоснится пол; (стеклянные) чаши блистают» (первая оригинальная, вторая из Ксенофана Колофонского). Мы ограничимся выпискою тоже превосходной, но только маленькой пьесы, принадлежащей, впрочем, к самому позднейшему времени поэтической деятельности Пушкина:

Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила;К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал.Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея,И улыбалась ему, тихие слезы лия.

Пушкин никогда не оставлял совершенно этого рода стихотворений; но в первую пору своей поэтической деятельности особенно много писал их. Это понятно: созерцание любви и наслаждений жизни в духе древних особенно соответствует эпохе юности каждого человека. Вот перечень всех антологических стихотворений Пушкина: «Виноград», «О дева-роза, я в оковах», «Дориде», «Редеет облаков летучая гряда», «Нереида», «Дорида», «Муза», «Дионея», «Дева», «Приметы», «Красавица перед зеркалом», «Ночь», «Сафо», «Кобылица молодая», «Царскосельская статуя», «Отрок», «Рифма», «Труд», «Чистый лоснится пол», «Славная флейта, Феон», «Юношу, горько рыдая», «LVIII ода Анакреона», «Бог веселый винограда», «Юноша, скромно пируй», «Мальчику» (из Катулла), «Узнаем коней ретивых» (из Анакреона), «Лейла». Последние шесть, после превосходной пьесы «Юношу, горько рыдая», не отличаются особенным поэтическим достоинством; но следующие две просто неудачны: «Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы» и «На перевод Илиады».

Перечтите пьесы: «Домовому», «Недоконченная картина», «Возрождение», «Умолкну скоро я», «Земля и море», «Алексееву», «Ч***ву», «Зачем безвременную скуку», «Люблю ваш сумрак неизвестный», и еще более пьесы: «Простишь ли мне ревнивые мечты», «Ненастный день потух», «Ты вянешь и молчишь», «К морю», – вглядитесь и вслушайтесь в этот стих, в этот оборот мысли, в эту игру чувства: во всем найдете чистую поэзию, безукоризненное искусство, полное художество, без малейшей примеси прозы, как старое крепкое вино, без малейшей примеси воды. В некоторых из них вы можете придраться к мысли, недостаточно глубокой, к взгляду на вещи, слишком юному или слишком отзывающемуся эпохою; но со стороны поэзии выражения и поэзии созерцания вам нечего будет осудить. Сравните и эти пьесы с произведениями предшествовавших Пушкину школ русской поэзии: между ними не будет никакой связи, вы увидите совершенный перерыв, если не возьмете в соображение тех пьес Пушкина, которые мы означили именем переходных и о которых говорили подробно в предшествовавшей статье. Это не значит, чтоб в произведениях прежних школ не было ничего примечательного или чтоб они были вовсе лишены поэзии: напротив, в них много примечательного, и они исполнены поэзии, но есть бесконечная разница в характере их поэзии и характере поэзии Пушкина. Произведения прежних школ в отношении к произведениям Пушкина – то же, что народная песня, исполненная души и чувства, народным напевом пропетая простолюдином, в отношении к лирической песне поэта-художника, положенной на музыку великим композитором и пропетой великим певцом. Сравним, для доказательства, пьесу замечательнейшего из прежних поэтов «Песня» с пьесою Пушкина «Ненастный день потух»:

О милый друг, теперь с тобою радость!А я один – и мой печален путь;Живи, вкушай невинной жизни сладость;В душе не изменись; достойна счастья будь…Но не отринь, в толпе пленяемых тобою,Ты друга прежнего, увядшего душою;Веселья их дели – ему отрадой будь;Его, мой друг, не позабудь.О милый друг, нам рок велел разлуку;Дни, месяцы и годы пролетят:Вотще к тебе простру от сердца руку – аНи голос твой, ни взор меня не усладят;Но и вдали с тобой душа моя согласна,Любовь ни времени, ни месту не подвластна;Везде, везде ты мой хранитель-ангел будь,Меня, мой друг, не позабудь.О милый друг, пусть будет прах холодныйТо сердце, где любовь к тебе жила:Есть лучший мир; там мы любить свободны;Туда душа моя уж всё перенесла;Туда всечасное стремит меня желанье;Там свидимся опять: там наше воздаянье;Сей верой сладкою полна в разлуке будь —Меня, мой друг, не позабудь.

Чувство, составляющее пафос этого стихотворения, лишено простоты и естественности, а следовательно, и истины; оно может быть напущено на человека мечтательностью и поддерживаемо долгое время упрямством фантазии; но и напущенное чувство, по странному противоречию человеческой природы, так же может быть источником блаженства и страдания, как и чувство истинное. Под этим условием мы охотно допускаем, что приведенное нами стихотворение, несмотря на его сентиментальность и отсутствие всякой страстности, есть голос души, язык сердца, красноречие чувства; но оно – не поэзия. Его форма более красноречива, чем поэтична; в его выражении, болезненно-грустном и расплывающемся, есть что-то прозаическое, темное, лишенное мягкости и нежности художественной отделки. А между тем это одно из лучших произведений старой школы русской поэзии и в свое время производило фурор. Теперь сравните его с пьесою Пушкина, в которой выражена та же мысль разлуки с любимым предметом:

Ненастный день потух; ненастной ночи мглаПо небу стелется одеждою свинцовой;Как привидение, за рощею сосновойЛуна туманная взошла…Все мрачную тоску на душу мне наводит.Далеко там луна в сиянии восходит;Там воздух напоен вечерней теплотой;Там море движется роскошной пеленойПод голубыми небесами…Вот время: по горе теперь идет онаК брегам, потопленным шумящими волнами;Там, под заветными скалами,Теперь она сидит печальна и одна…Одна… никто пред ней не плачет, не тоскует;Никто ее колен в забвеньи не целует;Одна… ничьим устам она не предаетНи плеч, пи влажных уст, ни персей белоснежных.………………………………………..………………………………………..……………………………………….Никто ее любви небесной не достоин.Не правда ль: ты одна… ты плачешь… я спокоен;………………………………………….Но если………….

Здесь не то: в пафосе стихотворения столько жизни, страсти, истины!.. Луна, восходящая над сосновою рощею, напоминает поэту другую луну, которая, в это томительное для его души время, восходит, далеко, там, где природа так роскошно-прекрасна, – и поэт предается невольно мечте о ней, которая в эту пору одна идет к берегу моря и садится под его скалами… Не ревность, а страсть, трепещущая за свое блаженство, заставляет его успокоивать себя мыслию, что она – одна и что ему должно быть спокойным… И сколько жизни, какой энергический порыв страсти высказывается в слове: «Но если», отрывисто заключающем пьесу!.. Все это так просто, так естественно, во всем этом столько глубокой страсти, столько истины чувства… А форма? – Какая легкость, какая прозрачность! На каждом стихе, даже отдельно взятом, так и виден след художнического резца, оживлявшего мрамор! – Какая бесконечная разница!..

Чтоб еще более показать эту разницу (а это мы считаем особенно важным и необходимым по смыслу статьи нашей), сделаем еще сравнение. Вот два куплета из лучших в большой и прекрасной пьесе Жуковского, принадлежащей уже к позднейшему времени его поэтической деятельности:

О паша жизнь, где верны лишь утраты,Где милому мгновенье лишь дано,Где скорбь без крыл, а радости крылаты,И где навек минувшее одно…Почто ж мы здесь мечтами так богаты,Когда мечтам не сбыться суждено?Внимая глас надежды, нам поющей,Не слышим мы шагов беды грядущей.

Здесь радости – не паше обладанье;Пролетные пленители земли,Лишь по пути заносят к нам преданьеО благах, паи обещанных вдали;Земли жилец безвыходный страданье;Ему на часть судьбы нас обрекли;Блаженство нам по слуху лишь знакомец;Земная жизнь – страдания питомец.

Это уже не «напущенное» чувство; нет, это вопль страшно потрясенной души, это голос растерзанного, истекающего кровью сердца, это чувство истинное и глубокое: но, несмотря на то, это опять-таки более красноречие, чем поэзия. Стих тянется как-то тяжело и однообразно, во всей форме этого стихотворения есть что-то темное и несвободное, и, несмотря на видимую простоту, в нем слишком заметно преобладание метафоры. Разумеется, мы говорим сравнительно, а не безусловно. Кто не знает пьесы Пушкина «октября»? После обращении к каждому из отсутствующих друзей своих поэт говорит:

Пируйте же, пока еще мы тут!Увы! наш круг час от часу редеет;Кто в гробе спит, кто дальний сиротеет;Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;Невидимо склоняясь и хладея,Мы близимся к началу своему…Кому ж из пас под старость день лицеяТоржествовать придется одному?Несчастный друг! средь новых поколенийДокучиый гость и лишний и чужой,Он вспомнит нас и дни соединении,Закрыв глаза дрожащею рукой…

Какая глубокая и вместе с тем светлая скорбь! Каждая мысль сама по себе так исполнена поэзии, независимо от формы, вполне художественной, легкой и прозрачной, простой и чуждой всяких метафор! Этот переживший всех друзей своих друг, докучный, лишний и чужой гость среди новых поколений, дрожащею рукою закрывающий глаза при воспоминании о своих друзьях, – это не просто поэтические стихи, это – поэтическая картина! Но не в духе Пушкина остановиться на скорбном чувстве: словно торжественным музыкальным аккордом, оканчивается пьеса этими полными бодрого чувства стихами: