Пепел на зеленой траве - Александр Конторович

Ушла колонна, боя не приняв.

Не стали ее обитатели прочесывать лес в поисках снайперов.

Вот просто так – не стали и все, сели в машины и уехали.

– Паша… – облизал пересохшие губы второй номер, ощупывая свое оружие. – Что это было?

– «Саня», я думаю… Или еще какая-то подобная хрень…

– «Саня»?

– «Транскриптовская» придумка – система подавления снайперов. Похитрее нас тут люди нашлись. Вычислили позицию и ударили издали, эта фиговина до километра достает.

– И что теперь?

– Придут и добьют. Толку-то теперь с нас, незрячих-то? Разве что гранату бросим, да и то на звук. Так что времени у нас с тобой – минут десять-пятнадцать, пока они сюда дотопают. А слепыми мы никуда не уйдем, подстрелят на раз-два. У них ведь наверняка дальнее прикрытие где-то уже лежит, нас пасет.

– А эти что, которые на машинах?

– Приманка… на живца нас ловили. Дело свое они сделали – и ушли. По нашу душу другой кто-то придет, посерьезнее. Блин, рюкзак не найду, в таком-то состоянии. Курить хочу – спасу нет!

– Заметят же!

– А сюда они как лупили – наугад что ли? Знают, где мы сидим. Могут просто из подствольника дать – и капец.

– Держи, – в плечо первого номера уткнулась рука напарника. – Спички есть?

– Зажигалка имеется.

– Вообще-то, курить вредно… – голос раздался, словно откуда-то с неба. – Жизнь сокращает. Только ты, Пашенька, за гранату не хватайся, душевно тебя прошу – я ведь раньше выстрелю. А дырявить тебя попусту – неохота, какой из тебя опосля этого стрелок? Да и товарища своего попридержи, уж больно он нервный…

Первый номер ухватился за руку напарника.

– Сиди тихо…

– Да кто это такой?! – левой рукой тот попытался-таки нащупать свое оружие.

– Медведь пришел.

– А почему не толстый северный лис?

– Потому что медведь, – неизвестный сделал пару шагов и оказался почти над головами обоих снайперов. С края ямы на них посыпался песок.

– Слушай, Паша, это кто у тебя такой разговорчивый? – слышно было, как гость присел: скрипнула кожа ботинок.

– Симонов это. Петя. Напарник мой.

– Из молодых, что ли?

– Из них. Сам готовил.

– Ну, что я тебе могу сказать… – неизвестный сделал паузу. – В целом неплохо. Даст бог, будет с него толк.

– Да какой тут толк! – не выдержал второй номер. – Кому я теперь нужен, слепой-то!

– А ты вперед-то не забегай! – возразил визитер. – Это ежели бы по вам «Саня» отработал – тогда да, были бы у тебя все основания для пессимизма. Потому как снайпер бы из тебя уж точно никакой не получился. А так посидите часок, да и глазами заворочаете. А завтра к вечеру почти полностью все пройдет. «Штора» это была. Сей агрегат куда как более гуманный.

– Даже странно от тебя, Михалыч, такие речи слышать, – хмыкнул первый номер. – Чтоб такой головорез о гуманизме заговорил, это что ж такое произойти-то должно!

– Так и произошло уже, – невозмутимо ответил визитер. – Или тебе ядреной войны не достаточно? Тут гробы не то что эшелонами, а как бы и не кораблями возить – не перевозить. А тебе все мало? Уж ежели такой, как я, головорез задумался, то уж тебе-то, Пашенька, сам бог велел. А ты все иголки свои топорщишь. Понимаю я, отчего тебя Ежом кличут: весь из себя такой колючий да кусачий.

Второй номер внимательно прислушивался к разговору. Судя по всему, собеседники достаточно хорошо друг друга знали, и его командир при этом относился к визитеру с немалым уважением. Воспользовавшись паузой, он вклинился в разговор.

– А за что же это вы нас, уважаемый, таким макаром приласкали?

Вопрос словно бы повис в воздухе. Понятно, что Симонов вслух высказал тот вопрос, который давно вертелся на языке у первого номера. Вертелся-то он, вертелся, а вот спросить об этом его командир так и не решился.

– А ты, Пашенька, так и не понял, что вас обоих попросту подставили? – хмыкнул Михалыч. – С какого бы рожна я тут в лесу возник, весь из себя упакованный да загруженный всяким железом? Вас, голуби вы мои, под Гадалку подвели. Аккурат под ее выстрел.

– Б…дь! – выругался в сердцах Еж. – Как чуял я, что здесь нечистое что-то будет. Ее-то какой дьявол сюда притащил?

– Ты, Паша, язык-то попридержи, – серьезно посоветовал визитер. – Со мной она пришла. Тебе этого достаточно? И не пойму я, какая меж вами кошка пробежала, что вы так на нее окрысились?

– А то ты и сам не знаешь!

– Вот представь себе, друг мой ситный, даже и не предполагаю! А ведь знаком с ней уже давненько! Так что, милок, помолчи да мозгами пораскинь – кому это вдруг понадобилось вас лбами столкнуть? Да промеж себя вы тут покумекайте. Не стану вам мешать – могу и в сторонку отойти. Только вы оба, будьте уж так добры, стволы свои наверх пихните, подберу. Да и гранаты тоже, мало ли какая блажь вас вдруг проймет?

Подобрав оружие, Михалыч, как и обещал, отошел в сторону, оставив обоих снайперов обсуждать свое незавидное положение.

– Офигеть! Что это за фрукт такой? – прислушавшись к удаляющимся шагам, спросил Симонов.

– Коротков Олег Михайлович, старший прапорщик.

– Старший прапорщик?! А важный-то, как генерал.

– Ты, Петя, по молодости, должно быть, многих вещей попросту не знаешь. Есть, а точнее, были у нас такие люди. Причем совершенно несущественно, в каком звании. Живые легенды, можно сказать. Вот в Кубинке, например, – помнишь такой аэродром?

– Ну, помню. Вылетали мы с него пару раз.

– Вот именно, – кивнул первый номер, – был там такой майор Жуков, вечный комендант гарнизона. Так его все командующие ВВС, сколько бы их ни было, лично знали и всегда за руку здоровались по приезде. Невелика персона – комендант небольшого гарнизона, а вот поди ж ты! Знали и уважали. Потому как мужик правильный был и дело свое знал добре. При нем всегда порядок соблюдался. В двадцать второй бригаде спецназа тоже личность легендарная имелась – капитан Лапшин. Весь из себя битый-стреляный, но ни один боец в его группе за все годы не погиб. Раненые были, да. А убитых ни одного. Всех вытаскивал, будто с костлявой договор какой имел. Вот и Михалыч у нас по этому разряду проходит. Он, ежели тебе интересно, еще в КУОС начинал. Да и до них, говорят, где-то отметился. Коротков, мил друг, тоже своего рода человек необыкновенный. Стольким людям в жизнь путевку дал, что я и представить-то не могу. Считай, большинство серьезных стрелков в то или иное время через его руки прошли. Он по организации снайперского противодействия специалист, пожалуй, самый мощный. Тебе такая фамилия – Моралес – говорит что-нибудь?

– Хоакин? – наморщил лоб второй номер.

– Он самый, – хмыкнул Еж. – Выучили умника на свою голову.

– Так он что же, у нас учился?

– Ну, не в России, скажем так. Другие места нашлись. Но тренировали его наши инструкторы. Он тогда вроде бы весь из себя прогрессивный да положительный был. Ихний фронт какого-то там освобождения от чего-то в друзьях у нас числился. А как вернулся «товарищ Хоакин» к себе домой, так совсем другим человеком стал. Сколько за ним покойников накопилось – ни я, и никто другой сосчитать, наверное, уже не сумеет. Деньги он здоровенные за свою работу брал и не гнушался абсолютно ничем. Кто его только ни ловил – бесполезняк. И американцы пробовали, и немцы, даже евреев из Израиля приглашали. Дохлый номер. Только гробовщикам дали подзаработать. Вот тогда кто-то и вспомнил про нашего товарища. Кстати, чтоб ты знал, Медведь – это его прозвище! Почему да отчего, бог весть, но похож он на него чрезвычайно! Такой же здоровенный и осторожный. Да… Так вот, прибыл он в ту самую страну, где Моралес кого-то в очередной раз завалил. Но не до конца дострелил – тот в больнице валялся. А поскольку «товарищ Хоакин» за собой недоделанных заказов никогда не оставлял, то понятно было, что рано или поздно он этого недобитка оприходует. Оттого и не находилось желающих его охранять. Никому рядом лежать не хотелось. Тогда Михалыч и появился. Покрутился около больницы пару деньков и исчез, как будто никогда его и не было. А еще через недельку и Моралес всплыл.

– И где же? – заинтересованно спросил второй номер.

– На соседнем доме. Аж в восьмистах метрах от госпиталя. С винтовкой в руках, все как положено.

– И?

– И с ножом в груди. А этажом ниже – его охрана, шесть человек. Тоже всякими разными способами помершая. И все, на этом и закончилось. Михалыча потом никто в той стране более не видывал, и куда он делся – неизвестно. Слухов тогда много всяких ходило, да толком никто ничего так и не выяснил. Да и Медведь с той поры нигде более особо не светился. Откровенно говоря, и я-то про него мало что сказать могу. Слух был, на пенсию он ушел. Поверить в это можно: считай, почти сорок лет в строю. А он вон где вылез!

– Да и фиг с ним! – тряхнул головой второй номер. – Нам-то теперь что делать? Не приговорит он нас, как Моралеса?