День святого Валентина. Время не лечит, оно учит жить с болью - Наталья Попова

– Он, наверно, умер! Господи, что теперь будет? Что я наделала! – пронеслось в похмельной голове Тамары. Ноги и руки сразу стали ватными. Она понимала, что нужно посмотреть ребенка. Но тягучий страх сковал безвольное тело. Было жутко подойти к кроватке и увидеть бездыханное тельце сына. Горло вдруг стало сухим и голос застрял внутри, как будто зацепился за шершавые стенки. Осторожно, на цыпочках Тамара подкралась к кроватке и заглянула в нее. Мальчик спал глубоким, но неспокойным сном. Темные волосы спутались на вспотевшем лобике, носик-пуговка покрыт испариной. Дыхание было тяжелым, но все-таки он дышал! Вроде, все было нормально. Жив! Слава Богу, жив! Животный страх сменился отчаянной радостью. Она пристальнее вгляделась в лицо сына и вдруг с ужасом отметила про себя, что не было в лице этого ребенка той ангельской чистоты, которой обычно дети отмечены в младенчестве. Лицо Павлика было жестким и напряженным. Выражение личика было таким, как будто за этот бесконечно долгий год жизни ему уже пришлось пережить столько много неприятностей и бед, что и в будущем ждать от жизни ничего хорошего не стоит.

Тамара безвольно опустилась на колени перед кроваткой сына. Она мысленно просила прощения у сына, у Бога за тот безрассудный поступок, который совершила, почти не помня себя. Молилась долго и истово, просила прощения и помощи. А еще просила, чтобы жив остался сынок. Клялась любить его и жалеть, только пусть живет!

Павлик проспал до обеда, а Тамара так и караулила его, неотлучно сидя у кроватки малыша. Сначала она уловила тяжелый вздох, а потом раздался плач сына. И этот плач, который еще накануне приводил ее в бешенство, был сегодня за счастье. Ведь жив же! Тамарочка целый день не спускала сына с рук. Кормила его и играла с ним, а потом баюкала без крика и истерик. И от искреннего раскаяния как будто вскрылся нарыв, и наступило облегчение. Душа была спокойна и чиста! А малыш, словно растерявшись, не понимая непривычной смены поведения и настроения мамы, тоже был тих и спокоен. В этот день, после того страха, которого она натерпелась возле кроватки сына, не зная, жив ли он, Тамара поклялась себе, что всю свою жизнь без остатка она посвятит своему дорогому сыночку, в струнку вытянется, но ее сын никогда и ни в чем не будет знать отказа, чего бы ей это ни стоило.

Годовщину своего сына Краснояровы праздновали в Питере у родителей Светланы. На это время пришелся отпуск Романа. Его родители тоже подоспели в Питер к приезду детей. Сколько радости и счастья было в глазах всех этих людей! А как же, родные люди встретились после долгой разлуки! Да еще и внука привезли на смотрины! Все, кроме матери Светланы, видели маленького Валентина в первый раз. С каким вниманием и даже придирчивостью деды и бабушки рассматривали малыша. Как хотелось каждому найти в ребенке свои черты! Каждый видел в нем и свое продолжение. Ребенка передавали с рук на руки, как переходящее Красное Знамя.

– Смотри, Оля, у него бровки мои и губки, как у нас со Светланкой, – ликовал старший Скоробогатов.

– Зато руки и ноги, даже все пальчики и ноготки, мои и Ромкины, – парировал дед Краснояров, – Значит, фигурой в нас, в Краснояровых пойдет.

– Ой, а волосики, беленькие и волнистые, как у меня и у Светланки в детстве! – восхищалась Ольга Трофимовна Скоробогатова.

– Зато глаза у него точно мои! Зеленые и все тут! Даже Ромке таких глаз не досталось, а вот внучок в меня глазами пошел. Красавец! – с гордостью завершила осмотр бабушка Красноярова.

А потом лелеяли и тетешкали, и купали все вместе свое счастье, с трепетом следя за тем, как маленький и важный Валек стал вдруг, как юркая рыбка, и принялся отчаянно бить руками по воде, обдавая всех веером брызг. И все было здорово и приятно, и счастливому умилению не было предела! А после купания и кормления, когда утомившийся малыш заснул безмятежным сном, все удалились на цыпочках в гостиную, и шушукались, и шикали друг на друга, охраняя сон своего дорогого наследника. Старшие одобрительно поглядывали на детей, а они были ужасно горды тем, что сотворили такое чудо! Любовь и благостное умиление осязаемо витали в воздухе! В такие минуты всегда кажется, что счастье вечно!

– Разбойник! – в изнеможении кричала соседка по площадке и грозила кулаком вслед убегающему Павлику. – Вот я матери твоей все расскажу! Ишь, удумал газеты в ящиках поджигать! Ты ведь дом спалишь, ирод! Обормот! Безотцовщина!

– А ты видела, что это я?! Не докажешь! Сама карга старая, тебе уже помирать пора, а ты все свет коптишь, – огрызался Павел, задетый за живое словом «безотцовщина», которое все чаще слышал он в свой адрес. Это слово било его в самое уязвимое место, больнее, чем все ругательства вместе взятые. В раннем детстве Павел отца, может быть, и видел, но не помнил, тем более не мог оценивать его самого и его поступки. Однако, когда мальчик уже вошел в сознательный возраст, отца он видел всего несколько раз, но уж лучше бы он умер. Так решил про себя Павлик, когда пьяный и растрепанный мужик тянул к нему грязные руки и слюнявым беззубым ртом твердил, что он его батя. Что мог испытывать к нему ребенок, кроме отвращения?! Остальных встреч он старательно избегал.

– Если Этот будет приходить к нам, я из дома убегу, – серьезно и совсем по-взрослому сказал он матери в свои неполные семь лет.

И так это было сказано, окончательно и бесповоротно, что Тамара, внутренне охнув, и вправду поверила, что так оно и будет. С тех пор дверь их дома перед Славиком закрылась окончательно. Так и жили вдвоем мать с сыном.

С того самого памятного дня в душе Тамары, нисколько не ослабевая, жило чувство вины перед сыном. И всю свою последующую жизнь она, казалось, подчинила одной цели – искуплению своего греха перед ним. За исключением коротких часов сна все остальное время она находилась в работе. Работа в ателье, шитье дома с раннего утра или до позднего вечера, домашние хлопоты, все лежало на ее хрупких плечах. Но Тамара не роптала, хваталась за любую возможность заработать денег. Одна идея безраздельно завладела всем ее существом: ее сын ни в чем не должен знать нужды. И он был всегда сыт, хорошо одет и обут, у него были самые хорошие и новые игрушки. Все было у Павлика, причем у первого среди сверстников.

Шло время, и в мальчике с каждым днем крепла уверенность в том, что этот мир создан только для удовлетворения его потребностей, и все, живущие вокруг него люди, существуют именно для этого. Учился он далеко не блестяще, зато физически был сильнее многих в школе. Высокий и крепкий, удавшись телосложением в отца, он ходил по школе, высоко подняв свою темноволосую, кудрявую голову. Чистое, слегка бледное, лицо, темные брови вразлет, бархатные карие глаза в обрамлении пушистых темных ресниц. И всегда легкая ухмылка на полных розовых губах. Красавец! Девчонки всех классов тайно вздыхали о нем. Он очень рано осознал свою мужскую привлекательность, но до определенного времени девчонки его мало интересовали. Гораздо интереснее было сколотить мальчишек в компанию и под своим предводительством организовать какую-нибудь игру или шалость. Шли годы, и детские шалости постепенно перерастали в хулиганские выходки. Однако, все творилось чужими руками. Павлик был достаточно умен, чтобы не быть напрямую замешанным в том, что называлось противозаконными действиями. С детства у него был выраженный лидерский характер. Жизнь преподала ему урок манипулирования людьми, и он усвоил именно этот урок, в отличие от всех остальных, прекрасно. Павлик взрослел, и авторитет его среди сверстников был непререкаем. А если кто-то осмеливался с ним соперничать, становился его смертельным врагом. Покушения на свою главную роль он не прощал никому. И рано или поздно, он наказывал своих соперников, никогда не забывая нанесенной обиды. Хладнокровный, хитрый и изворотливый! И всегда не при делах! Недаром говорят: «Гены пальцем не раздавишь». Вот где проявились черты родной бабушки Евдокии Петровны.

Краснояровы, прослужив в Забайкалье три года, перебрались в Москву. Роман после получения очередного звания был направлен на учебу в Академию. Новое место жительства, новые заботы, новые друзья. В общем, все как у обычных людей в обычной жизни. Огорчались и радовались, преодолевали встречавшиеся трудности и праздновали достижения и успехи. С друзьями по прежним местам службы общались и встречались сначала часто, потом все реже. Жизнь! И только никогда не забывали о Тамаре и ее Павлике. В Новый год и в их дни рождения обязательно писали, присылали подарки, невзирая на то, что никогда не получали ответа. Тамара, хоть уже и не нуждалась в чужой поддержке, подарки получала исправно. Но почему-то внимание со стороны Светы и Ромы уже не вызывало в ней никаких чувств, ни радости, ни благодарности. Она воспринимала это, как само собой разумеющийся факт. И почему-то никогда не возникло у нее желание написать, просто сказать спасибо за то, что ее помнят и любят, и заботятся о ней.