Человеческий фактор. Сборник рассказов – 1 - Александр Миронов

В тот же вечер у Вымятнинских ворот была настоящая ярмарка. Сбежались все: и кто хотел увидеть вернувшихся с фронта, и кто желал получить даровые подарки. В одночасье Михал Иваныч остался при пустых чемоданах и при своих интересах. Но зато гуляла Тёплая от души и всем миром.

Вот так и появился в нашей деревеньке Степан Данилович Гурков. Стал жить да поживать и в меру сил трудиться. Смекалистый, а потому пришёлся колхозу ко двору, и в тот же год был введён в правление, где занял место скромное, но уважаемое – учётчика. А поскольку был он человеком партейным, то и тут ему была оказана знатная честь – предложили в секретари парторганизации. Но Степан Данилыч оказался человеком скромным и от столь высокого поста себя отговорил; дескать, он человек тут новый и на первых порах ему не помешает и в замах походить.

Не женился он долго. Немало находилось ему невест: и вдов, и незамужних девок. Но горе, тисками сжавшее сердце солдата, никак не позволяло решиться на повторный брак. И только, когда Михал Иваныч, уже будучи в должности председателя колхоза, сам взялся за сватовство, подтаял в душе Степан Данилыча ледок. Не стал супротивиться другу. Всем колхозом срубили Гурковым дом пятистенок, помогли обзавестись домашностью, скотиной. За что Степан Данилович и его молодая жена Фая были душевно благодарны народу и исправно трудились, выплачивая колхозу ссуженную им сумму. Да и у самого Степана Данилыча, похоже, кое-какие деньжата водились. Может, что с войны подкопил чего? Так что, домик им не в тягость обошёлся.

Потом у них появились детки: Игнат, Анисья, Иван и Маняша. Дети, хоть и не цветы, а при достатке, да при родительском догляде растут как васильки на пшенишном поле. Посмотреть на них со стороны – одно удовольствие.

Степан Данилович редко выезжал из Тёплой. Да и куда? Были бы где родные. Правда, Фаина Михайловна как-то заикнулась, дескать, может, съездим к тебе, Стёпа, на родину? Так Степан Данилыч аж в лице сменился. Фая язычок раз и прикусила – зачем разворошила человеку рану? Прости, Стёпушка, не подумала…

Но раз в год или в два он всё же выезжал в раён, а то в область, может и ещё куда слетает, ведь дела бывают и дальше родной поскотины забрасывают, страна-то необъятная. Поотсутствует с недельку, а то и две, и домой возвертается. Подарков разных, бывало, понавезёт, гостинцев: радуйтесь детки, радуйся жинка. Семьянин, куда с добром. Да и умел жить, не чета нам, Мирон Прокопович.

Пожалуй, в их дворе у первых появился мотоцикл, не говоря уж про радио. Телевизор, во-о-от с такусеньким экранчиком, как зеркальце на сундучку, – тоже у них. Первое время им от ребятни отбоя не было – диковинка, кино на дому! А этот самый, который рок-н-ролл, шейк, твист мотает, магнитофон, тоже из их двора первым заголосил. Диковинные вещи чёрте знает, откуда и доставал, на что покупал. Всё через них до нас доходило, вся цибилизация. Если бы не Гурковы, так бы и была наша деревня темней сеней.

Степана Даниловича всякий встречает с почтением. Со всяким он может побеседовать, присоветовать, обнадёжить. И всё за так просто, из уважения значит. Но пьяных сильно не уважал. Ну, просто не перенашивал лютой нетерпимостью. Как завидит, что кто-то, да не дай Бог, в рабочее время, в страду в особенности, пьяный по деревне шатается – несдобровать. Как хватит за шиворот и давай под бока ширять, у бедолаги аж пена изо рта, а то, бывает, и красная. Умело бьёт, с понятием, и молча. На себе раз прочувствовал, думал, не оклемаюсь. Паразит. И попробуй, пожалься. Откуда такое не милосердие, прям-таки жестокость. Это к людям. А к животной твари. Свою собачку не пощадил, погубил.

– За что это? – спросил Суранов, слегка пошлёпывая лошадь вожжой, чтоб не заснула на ходу.

– Была у него лаичка какой-то особой масти, из питомника откуда-то. Ну и не по его спросу слюбилась с местным кавалером. Да уж ушла бы с ним куда подальше. Так нет, притащила его за собой во двор. Своим щастьем поделиться што ли. А Степан Данилыч хвать их за загривки, через колоду перекинул и отрубил топором любовную привязку. Собачки с криком в стороны и со двора. Долго выли. Так и издохли за деревней.

– Ой-ёй… – покачал головой Мирон Прокопович.

– А как он ловко свиней умел колоть… Вот взять меня. Тоже не в городе воспитан, кое-какие навыки имею по ентому делу. Умею и освежевать нетель, овцу, зайчишку ли. Но как он это проделывает – это ж, я скажу тебе, искуйство в лучшем виде. К седьмому Ноября, по первым заморозкам, как мясник по деревне ходил. Какой бы боровок упитанности не был, а войдёт в хлев, за левую переднюю ногу только дёрг – тот и взвизгнуть не успел, – нож уже в сердце. Класс. Мы-то перед тем, как идти на это дело, по кружечке бражёнка примем, али чего покрепче для храбрости и сноровки, настроимся, значит, и перекрестясь… А он без этих самых рассусоливаний. Лёгкая рука. Его и кликал народ на такие мероприятия.

А мужики пытались его приловить, отомстить значит, за себя, да и за собачек кулаки чесались, да не тут-то было. За ружьё схватился. А ружьишко тоже не хреновенькое, с двумя стволами, с резным окладом. И при себе, как оказалось, всегда ножичек носил с выкидным лезвием. Побаиваться стали. Да и председатель его сторону принял. Притихли. Да и понять Михал Иваныча можно, всё ж таки друг, тот, кого он к нормальной жизни вернул, в горе помог, оженил, и отцом крёстным евонным деткам стал. Конечно, крещение тайком проводили – оба ж партейные. Да в деревне-то – што шило в куле. Так что – кумовья, почитай – родственники. Потому и не оставлял его без внимания. Уважал.

Да и как опять-таки не уважать? Был учётчиком, окончил сельскохозяйственный техникум, стал главным экономистом. Весь колхоз, можно сказать, на себе тянул и у председателя, конечно же, за правую руку. Так что, если Степан Данилыч, когда и почешет об кого кулаки, так уж не обессудь. Не шали, брат, в будни, не буди в человеке зверя, гуляй, когда на это время дозволяет.

Правильный, толковый человек, чо уж тут сильно хаять. Деловой и нужный человек на деревне. На все руки мастер.

А ты знашь, хорошо у нас праздники проходят. Взять октябрьские, майские… Да и вы, я слышал, громко празднуете?.. Так и у нас.

Митинг, как всегда. Оркестр наш деревенский, под гармонь и две трубы. Председатель речь толкнёт. Парторг, то есть Степан Данилович. Раньше он не был охочим до речей, до митингов. Всё в сторонке, в публике. А как стал на большую должность, то мало-помалу на людях, на публике появляться начал. Да так бывало скажет, что прежним ораторам и выступать не обязательно. Словом, что гребешком, душеньку пригладит.

Так и повелось потом, где какое торжество, там и Степан Данилович, его яркая речь. Дал же Боже человеку способности, во всём проявляются.

В 65 году, аккурат на 20-летие Победы, такое вдруг у нас стряслось, как будто от мины, только замедленного действия – отдалось аж, эвон когда. И где? – за четыре тыщи вёрст от Смоленщины…

А день-то начался как… С утра празднично одетый народ у клуба. Фронтовики к одиннадцати часам сходятся. При орденах, а кто и в военной форме. Важные, торжественные. Ждут команды. А командует у нас всем парадом опять-таки сам Михайл Иванович. Он по званию старше, капитан уже. Строит колонну не по званиям и не по росту, а по наградам, по заслуженности значит. И как всегда Степан Данилович впереди. Всем строем проходят мимо односельчан – и в клуб, на торжественный митинг. Народу набивается – шишке кедровой упасть негде.

Бывает, к такому дню приезжают люди из военкомата, из раёна. Приглашает Михал Иваныч для солидности и особенности случая. Слово им первым предоставляется, места в президиуме. Всё, честь честью. И на этот раз приглашал, да у них и без нас хлопот нонче, видно, много было – всё ж таки не рядовой день, юбилейный! Ко всем не поспеть.

Но нам зато с другим гостем этот раз повезло.

Герой Советского Союза к нам на торжества припожаловал. Предсталяешь, честь какая – небывалая! Правда, призапозднился чуток, к концу собрания подъехал. Но не беда, праздник-то только начался.

Заходить в клуб уж не стал, чтоб не ломать репиртруар праздника, видно.

– Репертуар, – поправил Суранов.

– Вот-вот, программу дня, то ись. Курил и под окном клуба стоял, слушал ораторов наших, доморощенных. А произносил речь аккурат Степан Данилович. О войне, о боях и сражениях, о гибели миллионов ни в чём не повинных людей, о жестокости фашистских гадов и об их прихвостнях, предателях, сказывает наш вития. Складно так, речисто, как вода по голышкам катится. Тут и камень подточит. И гостя нашего проняло. Курит часто, подкашливает.

Конец ознакомительного фрагмента.